Читать интересную книгу Как слеза в океане - Манес Шпербер

— Давай сделаем объезд, такой большой круг, здесь так прекрасно. Было бы чудесно только ехать и ехать и никогда никуда не приехать, — сказала Ядвига.

— Никуда не приехать, — повторил он. И никогда не узнать, что произошло за это время там, в штольне. Он спросил: — Ты много читала любовных романов и выяснила, почему люди любят друг друга?

— Почему они любят друг друга? — повторила она.

— Да, не исключено, что десять, а может быть, даже и двадцать человек лишились жизни только из-за того, что я вместо того, чтобы остаться дома, поехал в город искать тебя. Я думал об этом и все же уехал — из-за тебя. Это как-то ненормально.

Она громко рассмеялась. То, что он сказал, была шутка, преувеличенный комплимент, подумала она. Он обернулся к ней и посмотрел на ее смеющееся лицо. Она была хорошенькой, не больше. Его любили и более красивые женщины; даже та дурочка, на которой хотела женить его мать, и то была красивей.

— Я не шучу, — сказал он серьезно, — речь идет о евреях.

— Нет, нет, — прервала она его, — речь идет только обо мне и о тебе, о нас двоих. И больше никого вокруг нет.

Она разговаривает как заурядная комедийная актриса в одном из этих идиотских фильмов. Может быть, все это только разыгравшееся воображение и я вовсе не люблю ее — боже, как бы это было прекрасно! А ведь во всем виноват доктор Рубин. С тех пор как он появился, я стал совсем другим. Он лежит там со своими евреями внизу в штольне, а я у себя наверху в своей собственной комнате не чувствую себя больше дома. Сумасшедшие вносят сумятицу в души нормальных людей, это давно известно. До этого все было так просто. Евреи как женщины, — едва только они появляются, так сразу все осложняется.

— Сколько у тебя лошадей? — спросила она.

— Нелегально много и даже верховые среди них.

— Тебе нужно продать их и купить машину.

Она знала, как его зовут, и то, что у него родинка на левом плече, и про их знатный род она, конечно, тоже знала. Она была осведомлена и о том, что он не богат. И что любит играть в карты. И вот уже два дня, как она знала, что он любит ее. Во всем остальном она не имеет ни малейшего понятия о нем.

— Мы уже почти приехали, да? Почему ты не поехал окольным путем, Роман?

— Я и так езжу только окольными путями, дорогая. Уже ночь, а мы доберемся до дома только через час.

Возможно, я приеду слишком поздно, думал он. Никто не будет обвинять меня, я только один знаю, что удрал из дому из-за любовной связи. Связь или любовь — в данном случае неважно. «Он не ждал от них ни помощи, ни сострадания, и поэтому он не смотрел на них, на поляков». Это одна из историй, рассказанных Рубиным. Он не будет смотреть на меня, если что случилось. А может, и он уже мертв. Муж Ядвиги тоже мертв. Она могла бы спасти его, но ее страх был слишком велик, она думала только о себе. И эту женщину я выбрал.

Он рванул на себя поводья, вложил их женщине в руки, соскочил с саней и пошел, утопая в глубоком снегу. Недалеко от дороги стояла маленькая часовня. Ему не видно было лика Божьей Матери, но он был знаком ему с самого детства. Он обнажил голову и перекрестился. Но молитва не шла с его губ. Он ждал. Потом сказал вполголоса:

— Будь снисходительна ко мне, во многом снисходительна, — перекрестился опять, сделал низкий поклон и пошел назад, к Ядвиге.

В комнате было приятно тепло. Пахло сосной — старая служанка не забыла в виде исключения натопить в доме.

— Скажи что-нибудь, Роман! Когда ты молчишь, мне делается страшно, и я думаю, что все это мне только кажется и ты не возвратился ко мне и ничего не говорил мне…

Он сел у ее ног на старую шкуру перед печью и прислонился головой к ее коленям.

— Скажи что-нибудь! — повторила она. — Я не переношу молчания.

Он заставил себя ответить ей:

— Тебе ничего не показалось, я на самом деле бросил все на произвол судьбы, чтобы привезти тебя сюда. И потому ты сейчас здесь.

И потому, возможно, произошла беда, подумал он. Ему надо бы сейчас же сразу пойти вниз, может, еще не поздно.

— Почему мы не пьем старую мадеру, как ты обещал мне? Ты же сказал, у тебя есть последняя бутылка.

Она сама посылает меня в подвал. Я люблю женщину, которая все делает наоборот. Он поднялся, помедлил еще немного в дверях, потом быстро вышел. Часовых внизу не было, но это еще ничего не значило, он сам приказал убрать их. Он прислушался, ему показалось, он слышит глухой шум, как бы отдаленное слабое погромыхивание грома. Но то могло быть и обманным чувством. Если я сейчас не пойду туда, я трус, сказал он сам себе. Он зажал под мышками несколько бутылок, опять приблизился к потайному ходу, прислушался. Нет, он ничего не слышит.

Он много пил в тот вечер, знал, чего добивался: наслаждения, за которым исчезает все — пусть даже целый мир, и на какое-то время исчезает сама женщина за пьянящим ощущением ее тела. Все в нем манит Романа, но не насыщает, не приносит успокоения. Он медленно приходит в себя. От бешеных усилий забыться, загасить себя в женском теле не остается ничего, кроме быстро уносящегося воспоминания.

Он проснулся от неприятного ощущения во рту. Нет, часов на ночном столике не было. Он встал с постели, тщетно поискал их и начал одеваться. Пробираясь ощупью к двери, он опрокинул стул. Но Ядвига не проснулась.

Только во втором, уходящем еще ниже туннеле он наткнулся на часовых. Человек сильно испугался и пропустил его только тогда, когда Скарбек дал себя узнать, произнеся несколько слов.

Он ускорил шаг, потом побежал, словно сейчас дорога была каждая минута. Когда он приближался к большой штольне, то заметил, что три фонаря висели один подле другого. Это должно было что-то означать, он кинулся туда.

— Ничего страшного, небольшая лихорадка, вызванная ранением, пройдет сама по себе, — сказал молодой студент-медик. — Повязка наложена хорошо.

— Что случилось? — спросил Скарбек.

— Это раненые. Их четверо. Не очень тяжелые, так, средне, — ответил молодой мужчина, медленно отводя взгляд от стонущего раненого и удивленно уставясь на Скарбека.

— Что случилось? Юзек, немедленно сюда! — крикнул Скарбек.

— Он с лошадьми или, может, вообще удрал, этот Юзек, — сказал один из раненых. — Во всем виноваты евреи, они спровоцировали нас. А меня они изуродовали так, что я никогда больше не смогу выпрямиться.

Скарбек медленно шел мимо спящих людей и все время тихо звал Юзека. Никто не отвечал ему. Они только делают вид, что спят, сказал он себе, остановился, потряс одного за плечо и потребовал рассказать, что тут произошло. Человек медленно поднялся со своего соломенного ложа, выпрямившись во весь рост перед Скарбеком.

— Что произошло? Мы хотели отобрать у евреев оружие или, по крайней мере, патроны. Они ведь могли напасть на нас, пока мы спим. Их Бог приказал им убивать христиан, так же как они распяли Господа нашего Иисуса Христа. Юзек поговорил с ними, все объяснил им, деликатно, по-доброму, но они не захотели понять его. И тут мы сразу сообразили, что они действительно замыслили нечто дурное. Ну хорошо! Потом — уж так мы устроены — мы дали им еще и еще время, чтоб подготовиться. А когда мы пришли за винтовками или хотя бы за патронами, то что мы увидели? Они уже стояли наготове и ждали нас при полной боевой выкладке. Ну это нам, конечно, не понравилось. У нас четверо раненых. Как только они перестали стрелять, мы тут же и отошли, не обращая больше на них никакого внимания. Это самое лучшее доказательство, скажу я вам…

— Доказательство чего?

— Того, что мы хотели только обезопасить себя, а вовсе не отобрать у них оружие. Не хватало еще, чтобы порядочные католики боялись какой-то горстки евреев. А то, что они стреляли, скажу я вам, лучшее доказательство того, что они вынашивали план при первой же возможности напасть на нас из-за угла. Слава тебе Господи, что мы…

Роман бросился бежать к боковой штольне. Было совершенно темно. Он освещал себе путь карманным фонариком.

— Стоять, ни шагу дальше, стоять! — раздался крик из угла.

— Это я, — быстро ответил Роман и направил лучик фонарика себе на лицо. — Это вы, доктор Рубин?

Он напрасно ждал ответа и начал медленно продвигаться вперед, спотыкаясь о трупы.

— Это я, — повторил он, когда его фонарик высветил лицо Эди. Тот стоял как вкопанный. Глаза за стеклами очков двигались, но лицо словно окаменело. Карманный фонарик выпал у Романа из рук, он присел на корточки, чтобы поднять его. В полутьме он увидел, что около Эди был еще кто-то.

— Я пришел слишком поздно, — сказал Роман, поднимая свой фонарик. — Я хочу спасти то, что еще можно спасти.

— Для нас нет спасения, мир полон таких, как вы. Бене тяжело ранен, вот этот человек тут, его зовут Ройзен, он ранен легко, но не может идти, он ранен в ногу, а я в левый локоть. А все остальные мертвы. Дайте мне яд — для меня и для Бене. Все патроны израсходованы. А что касается Ройзена…