23 октября Гитлер проследовал на франко-испанскую границу, где встретился в Андае с испанским диктатором. Тут испанцы вместо того, чтобы почувствовать себя польщенными тем, что он снизошел до них, предъявили, как об этом рассказал Гитлер Муссолини, «требования, абсолютно несоразмерные с их силами». Испания потребовала исправления границы в Пиренеях, передачи ей французской Каталонии (французской территории, которая некогда была исторически связана с Испанией, но в действительности расположена к северу от Пиренеев), Алжира от Орана до мыса Бланко и фактически всего Марокко. Переговоры, которые велись с помощью переводчиков, продолжались девять часов. Их результатом был лишь туманный протокол и договоренность о проведении военных переговоров.
«Я предпочел бы, чтобы мне вырвали три или четыре зуба, – сказал позднее Гитлер Муссолини во Флоренции, – чем снова пройти через все это»[74].
На обратном пути из Андая фюрер предложил маршалу Петэну встретиться с ним в Монтуаре близ Тура. Эта встреча была подготовлена Лавалем[75], который за два дня до этого встретился с Риббентропом и, к своему удивлению, с самим Гитлером в этом самом пункте. Как Гитлер, так и Лаваль надеялись поднять Францию против Англии, чтобы нанести ей поражение. Маршал и большая часть его окружения были вначале потрясены этим. Но Лаваль изобразил предлагаемую встречу в радужных красках.
Когда его спросили, исходит ли идея от Гитлера или же она была ему подсказана, Лаваль ответил:
«За кого вы его принимаете? Неужели вы думаете, что Гитлеру нужна нянька? У этого человека есть собственные идеи. Он хочет встретиться с маршалом. Кроме того, он питает к нему большое уважение. Эта встреча между главами двух государств будет историческим событием, во всяком случае, чем-то весьма отличающимся от завтрака в Чекерсе»[76].
Петэна убедили согласиться на этот план. Он считал, что его личный престиж повлияет на Гитлера и стоит создать у последнего впечатление, что Франция не откажется «сотрудничать». Будучи спокоен за Запад, Гитлер может обратить свои помыслы и армии на Восток.
Встреча состоялась в бронепоезде Гитлера днем 24 октября.
«Я счастлив, – заявил фюрер, – пожать руку французу, который не несет ответственности за эту войну».
Последовал достойный осуждения обмен любезностями. Маршал выразил сожаление по поводу того, что между Францией и Германией не установились более тесные отношения до войны. Быть может, еще не слишком поздно.
Гитлер указал, что Франция спровоцировала войну и была побеждена. Но его целью сейчас является сокрушить Англию. Прежде чем Соединенные Штаты смогут активно помочь ей, Англия будет оккупирована или превращена в груду развалин. Его задача – закончить войну как можно скорее, ибо нет дела менее выгодного, чем война. Всей Европе приходится расплачиваться, и поэтому вся Европа в этом одинаково заинтересована. В какой мере поможет Франция?
Петэн принял принцип сотрудничества, но заявил, что не может определить его пределов. Был составлен протокол, в силу которого «в согласии с дуче фюрер заявил о намерении позаботиться о том, чтобы Франция заняла в новой Европе место, на которое она имеет право». Державы оси и Франции одинаково заинтересованы в том, чтобы Англии возможно скорее было нанесено поражение. Следовательно, французское правительство поддержит, насколько оно в состоянии, меры обороны, которые могут принять державы оси. Детали будут урегулированы комиссией по перемирию в согласии с французской делегацией. Державы оси возьмут на себя обязательства, что по заключении мира с Англией Франция сохранит в Африке колониальные владения, «в основном соответствующие тем, которыми она обладает в данный момент».
Согласно германским документам, Гитлер был разочарован. Даже Лаваль просил его не настаивать на том, чтобы Франция воевала с Англией, пока французское общественное мнение не будет должным образом подготовлено. Впоследствии Гитлер отзывался о Лавале как о «грязном жалком демократическом политикане», но он вынес более благоприятное впечатление от встречи с маршалом Петэном.
Однако, как сообщают, маршал заявил по возвращении в Виши:
«Понадобится шесть месяцев для обсуждения этой программы и еще шесть месяцев для того, чтобы забыть о ней».
Различные сообщения, которые мы получили о встрече в Монтуаре, не изменили моего общего мнения о том, каким должно быть наше отношение к Виши. Тогда же в ноябре я высказал моим коллегам свои взгляды в форме меморандума.
14 ноября 1940 года
Хотя мстительности не место в политике и мы всегда должны скорее заглядывать в будущее, нежели оглядываться на прошлое, было бы ошибкой предположить, что наши затруднения с Виши удастся урегулировать при помощи политики примирения и всепрощения. Правительство Виши находится под сильным нажимом со стороны Германии, и оно больше всего хотело бы, чтобы с другой стороны у него была милая, добрая, хорошая, всепрощающая Англия. Это дало бы ему возможность добиться мелких поблажек со стороны Германии за наш счет и тянуть как можно дольше, наблюдая, как будет развиваться война. Мы, напротив, не должны колебаться, когда этого требуют наши интересы, ставить перед Виши трудные и суровые проблемы и заставлять его почувствовать, что мы такие же зубастые, как Гитлер.
* * *
Маршала Петэна стало все больше раздражать то, что Лаваль толкает его на путь, который ведет к войне с Англией и к оккупации Германией французских колоний в Северной Африке. 13 декабря Лаваль прибыл в Виши с предложением, чтобы Петэн поехал в Париж для присутствия при церемониальном перенесении праха сына Наполеона герцога Рейхштадтского («Орленка») в Дом инвалидов. Это была затея Гитлера торжественно освятить союз, заключенный в Монтуаре.
Петэна, однако, не привлекала церемония, во время которой победитель при Вердене будет выставлен на французской земле под почетным караулом немцев перед могилой императора Наполеона. Кроме того, ему надоели методы и планы Лаваля, и он боялся их. Поэтому приближенные Петэна подстроили арест Лаваля. Благодаря энергичному вмешательству немцев он был освобожден, но Петэн отказался вновь назначить его на министерский пост. Лаваль в гневе удалился в оккупированный немцами Париж. Я был рад, что на посту министра иностранных дел его сменил Фланден. Эти события ознаменовали собой перемену в Виши. Казалось, что наконец достигнуты пределы коллаборационизма. В этот момент появились надежды на улучшение отношений Франции с Англией и на более сочувственную позицию Соединенных Штатов по отношению к Виши.