Вечером Жорж Кейман случайно заметил Ромена Гари на рю дю Бак сквозь витрину магазина и сделал ему знак рукой. Гари недавно дал ему прочитать «Прощай, Гарри Купер», надеясь, что Кейман узнает манеру письма Эмиля Ажара в книге, вышедшей под именем Ромена Гари.
Вечером на следующий день Гари отправил Кейману письмо, в котором предлагал как можно скорее встретиться, чтобы урегулировать некий вопрос, касающийся завещания и требующий немедленного разрешения. Он позвонил медсестре, которая обычно делала ему уколы, и попросил сделать инъекцию перед отъездом в Женеву.
В понедельник первого декабря Гари отправил письмо своему врачу Луи Бертанья, которое тот получил утром на следующий день — в день, когда Ромен Гари покончил с собой. Ничто в этом письме не намекало на возможность подобной развязки. Напротив, было похоже на то, что Гари чувствует себя гораздо лучше.
Второго декабря в час дня Ромен Гари обедал со своим издателем Клодом Галлимаром в ресторане «Рекамье». Домой его отвез шофер Галлимара. Выйдя из машины, Гари сделал несколько шагов по направлению к дому, но тут же вернулся, пожал водителю руку и просто сказал ему: «До свидания, Жерар».
Гари поднялся к себе. Сына дома не было, а Лейла Шеллаби ушла в парикмахерскую. Примерно в половине пятого Ромен набрал номер своей преданной подруги Сюзанны Салмановиц.
Он попросил разрешения какое-то время пожить в ее женевской квартире. Она заверила, что всегда рада видеть его у себя. У Сюзанны была на примете прекрасная квартира в том же доме, где ему будет гораздо удобнее, чем в комнатушке на улице Муайбо. «Отлично, — заключил Гари, — значит, я прилетаю завтра трехчасовым рейсом. Но я хочу попросить тебя о маленьком одолжении. Пожалуйста, встреть меня у трапа самолета». Она пообещала, что сделает всё возможное, чтобы ей это разрешили. В любом случае она его встретит.
Рю дю Бак, 108 — дом Ромена Гари. 2007.
Фото М. Дуцева.
Повесив трубку, Ромен Гари пошел к себе в комнату, задвинул жалюзи и задернул двойные занавески. Он достал голубой с белым рисунком чемоданчик, в котором хранил свой пятизарядный «Смит-и-Вессон» тридцать восьмого калибра с номером 7099–983, выбитым на корпусе и барабане. Раскрыл чемоданчик на полу у кровати, вынул револьвер из кобуры и положил свои очки рядом с чемоданчиком. Затем он снял костюм, носки и туфли, оставшись в одном нижнем белье и рубашке, которая была на нем во время встречи с Клодом Галлимаром. Аккуратно сложив одежду на стоявший рядом стул, он покрыл подушку красно-бежевой салфеткой. Лег на кровать, укрылся по пояс одеялом и взял револьвер. Сжал губами дуло, направленное вверх, и нажал на спусковой крючок{853}.
Лейла Шеллаби вернулась домой около пяти; приоткрыв дверь в комнату Гари и увидев, что свет потушен, она решила, что Ромен спит, и отправилась за покупками к ужину. Когда она вернулась, Гари все еще не встал, и она решила его разбудить. Первым, что Лейла увидела, войдя в комнату и включив свет, был листок бумаги, лежавший у изножия его кровати.
В этот день врач Ив Грогожа, живший в районе парка Ларошфуко, вернулся с работы раньше обычного — около пяти часов вечера. Через полчаса ему позвонила Флоранс де Лавалетт и попросила срочно зайти к Ромену. Она сказала, что Лейла Шеллаби обнаружила его тело и хочет посоветоваться с Грогожа. Но доктор мог только констатировать смерть и позвонить в полицию.
Комиссар полиции Анни Ожар прибыла на место происшествия в 18.45. Войдя в комнату, она увидела лежавшего на спине Гари, под головой была подушка. Его лицо было частично закрыто салфеткой, на губах нашли следы пороха и каплю крови. На ладони между указательным и большим пальцами Анни также обнаружила следы пороха.
Диего Гари находился у Флоранс и Бернара де Лавалетт, когда обнаружили тело его отца; домой он смог попасть только в 19.45, после того как тело отправили в морг.
Вскрытие решили не проводить — факт самоубийства был очевиден. Дежурный помощник прокурора г-жа Беназ связалась с врачом Делярю{854}, чтобы тот осмотрел тело в Институте судебно-медицинской экспертизы.
Записку, которую нашла Лейла Шеллаби, Гари составил утром. Она была написана ровным четким почерком и адресована его издателю Клоду Галлимару. В полицию была передана копия, вложенная в конверт. В левом углу листа Ромен Гари приписал: «Для прессы». Лейла Шеллаби добилась у заместителя прокурора разрешения на открытое опубликование этого письма согласно воле писателя.
День Д.
Никакой связи с Джин Сиберг. Любителям разбитых сердец просьба не беспокоиться.
Конечно, можно отнести это на счет депрессии. Но тогда надо признать, что я пребываю в ней всю свою сознательную жизнь и что именно она позволила мне состояться как писателю.
Так в чем же причина? Возможно, ответ на этот вопрос следует искать в названии моей автобиографической повести «Ночь будет спокойной» и в заключительных словах моего последнего романа: «лучше не скажешь». Я наконец достиг предела самовыражения.
Ромен Гари
На следующее утро судебно-медицинский эксперт Мишель Делярю произвел осмотр тела. Следов побоев или иных телесных повреждений обнаружено не было, равно как и выходного отверстия пули на уровне черепного свода. Учитывая, что входное отверстие располагалось на уровне глотки, было установлено, что смерть наступила в результате самоубийства от огнестрельного ранения.
116
На следующий день после смерти Ромена Гари Жан Даниэль написал:
Сегодня французская литература, так сказать, надела траур по покончившему с собой писателю литовско-русского происхождения. На его надгробии напишут: «Французский писатель Ромен Гари». И это будет правильно. Но не стоит забывать, что он, как и многие другие, был прежде всего иммигрантом. Между прочим, одним из тех, о ком рассуждают: нужны ли они Франции вообще, как с ними ужиться и способны ли они в полной мере вписаться в славную французскую традицию{855}.
В полдень в парадном дворе Дворца инвалидов состоялась гражданская панихида, на которой присутствовали все «Товарищи освобождения». Получить на это разрешение оказалось непросто. Генерал Симон, главный канцлер ордена Освобождения, был категорически против, поскольку Ромен Гари покончил с собой. Тогда Луи Бертанья позвонил Франсуа Комбре, заместителю генерального секретаря администрации президента, чтобы он обратился за поддержкой к Валери Жискар д’Эстену, которого, впрочем, Гари не любил — во втором туре президентских выборов 1974 года он поддержал Франсуа Миттерана. По поручению Жискар д’Эстена Комбре связался с генералом Симоном, которому пришлось уступить. А Мишель Мишель, хранитель музея ордена Освобождения, написала надгробное слово, которое было зачитано во время церемонии генералом Симоном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});