— Покорнейше прошу садиться, — Латыгин угодливо выдвинул из-за стола большущее кресло и предложил гостю.
— Да право же, неловко, — скромничал Самоваров, снимая цилиндр и скидывая плащ. «Кабинет командующего линией — унылая солдатская палатка по сравнению с этой поистине королевской роскошью», — мысленно отметил надворный советник.
— Нет уж, позвольте мне поухаживать. Перво-наперво чайку попьем, а уж потом о делах — такая вот у нас заведенция на Кавказе имеется. Хоть мы люди и окраинные, но человеческому пониманию не чуждые.
В мгновение ока денщик внес заварной чайник, небольшой кипящий самовар, чашки, блюдца, разного рода сласти и несколько видов сыра. При виде всего этого съестного благолепия Иван Авдеевич вдруг вспомнил, что как-то незаметно пропустил обед, и это угощение пришлось весьма кстати. Выпив чаю и отведав сайки из сдобного теста, Самоваров миролюбиво проговорил:
— Харитон Поликарпович, я не хотел бы излишне докучать вам расспросами, но некоторые обстоятельства мне все же придется выяснить, и без вашей помощи тут никак не обойтись. В частности, помните эту смешную историю, кою давеча поведала ваша супруга?
— Ну конечно. Вы имеете в виду того пьяного приказчика? — с наигранным безразличием произнес Латыгин.
— Приказчик, как вы понимаете, меня не интересует. Для начала мне надобно получить от вас список всех лиц, коим были переданы приобретенные вами сундуки. К тому же я обязан проверить, как в вашем ведомстве хранятся казенные ценности.
— Не вижу никакой трудности и готов к завтрашнему дню вам сей список представить, — дрогнувшим голосом ответил казначей, нервно одергивая фалды форменного мундира.
— И все-таки я попрошу вас выполнить это прямо сейчас. Я подожду.
Следователь невозмутимо продолжал пить чай.
— В таком случае буду вынужден на время вас покинуть, — с ноткой легкой обиды вымолвил обер-комиссар и удалился.
Косые лучи холодного ноябрьского солнца отражались в стеклянных дверках напольных английских часов и, разбиваясь о золотистое покрытие маятника, скользили по изразцовой поверхности натопленной голландской печи, издающей треск еще не перегоревших поленьев. «Неужели это доктор Краузе? — вновь задавался одним и тем же вопросом Самоваров и никак не мог дать однозначного ответа. — Очень уж на него не похоже, хотя многое сходится: изготовление поддельных оттисков с помощью гипса, совпадение времени погрузки обоза и похорон. И почему наутро он сам отправился на воинское кладбище? Не царское это дело… да и одному без помощника никак не справиться. Во-первых, надо суметь каким-то образом отвлечь выставленного у обозной телеги караульного и, во-вторых, быстро поменять сундуки. А потом под видом гроба опустить его в могилу и засыпать, с тем чтобы позднее, когда все утрясется, откопать. В таком случае воров должно быть не менее трех — целая шайка-лейка получается. И кладбищенский сторож ничего не должен был видеть. Хотя с ним проще всего: можно споить или подкупить. Но в любом случае злоумышленниками должны были оказаться либо служащие похоронной команды, либо переодетые в их форму люди. Довольно слабая version… И все-таки — почему Отто Карлович решил сопровождать холерные подводы?»
— Вот, Иван Авдеевич, прошу, — Латыгин передал листок.
— Да-да, премного благодарен, — Самоваров взял бумагу и стал читать вслух, — дня… месяца… м-м-м… куплено семнадцать сундуков… кои под роспись получили: штабс-капитан Рыжиков, поручик Рахманов, поручик Гладышев, доктор Краузе. Остальные, ввиду выявленных неисправностей замков, в совокупном количестве тринадцать штук, отправлены по месту закупки с возвратом прежней оплаты… А позвольте узнать, кто такой Гладышев?
— Поручик Гладышев — казначей Навагинского полка.
— Ясно. Насколько я понимаю, сундуки предназначались для хранения ценностей?
— В общем-то да. Всем вышепоименованным господам офицерам и обер-лекарю они положены согласно их должностям. Доктор самолично ведает поступлениями медикаментов и для этого получает в моем ведомстве крупные суммы, кои надо где-то хранить. Гладышев, как я уже объяснил, казначей. А штабс-капитан Рыжиков, как полковой интендант, закупает продовольствие. Рахманов же приобретал для вещевого магазина конскую упряжь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я бы хотел лично удостовериться в правильности ведения расходных книг сих офицеров.
— Да-да, извольте проверить. Все ведется в точности с последними приказами Главного штаба.
— Попрошу вас, Харитон Поликарпович, проводить меня. Думаю, начнем с провиантмейстера Навагинского полка.
Штабс-капитан Рыжиков во время ревизии был на удивление спокоен. Сумма наличных в точности соответствовала указанному остатку расходной книги. Ключ от его кассы лежал на столе, и даже на глаз была заметна имевшаяся на его бородке дополнительная зазубрина, отсутствовавшая на образце Самоварова. Здесь же стоял и сундук пропавшего поручика, взломанный на третий день после его исчезновения. Иван Авдеевич с невозмутимым видом попытался его отпереть, но внутренний замок не поддался.
— Разрешите полюбопытствовать, уважаемый Иван Авдеевич: а что это у вас за волшебная отмычка? — в раболепной улыбке расплылся Харитон Поликарпович.
— Да вот подобрал вчера в интендантском дворе и теперь хочу выяснить, кто виноват в сем должностном небрежении.
— Не извольте беспокоиться, мы его обязательно отыщем и такие репрессалии устроим, что мало не покажется — шутливо потряс кулаком Латыгин и тут же протянул руку, пытаясь заполучить ключ. Надворный советник этот жест проигнорировал, и лишь гримаса брезгливого недовольства пробежала по его лицу. Сдвинув брови, он повелел:
— Показывайте мне вашего Гладышева.
Пожав плечами, обер-комиссар с обиженным видом прошел в соседнюю по коридору дверь. Находившийся там офицер тотчас же поднялся. У окна пылился большой деревянный ларец. Войдя в кабинет, Самоваров вставил ключ в замочную скважину, легко провернул его пару раз и отбросил крышку. Обернувшись, надворный советник увидел бледного поручика с трясущимися руками.
— Прошу оставить нас, — сухо обратился он к главному казначею.
Ожидая, пока оскорбленный недоверием Латыгин выйдет из кабинета, Иван Авдеевич с отрешенным видом рассматривал через окно, как по сливовой синеве небосвода холодный северный ветер гнал впереди себя тоскливую осеннюю хмарь.
11
Вор
Мыльная пена ложилась на лицо ровными белыми мазками-завитушками. Маленькое прямоугольное зеркало рукомойника, изуродованное пятнами проступающей ржавчины, в тусклом пламени свечного огарка отражало очертания нездорового человеческого лица с красными впалыми глазами и заострившимся, как у покойника, носом. Да ведь он и будет покойником! И всего через несколько минут! Он сам так решил, и теперь уже слишком поздно, чтобы пытаться что-либо изменить. Собственно говоря, эта мысль пришла к нему еще вчера, во время унизительного допроса, всплывавшего в памяти болезненным пятном раковой опухоли. Он мог воспроизвести весь разговор до мелочей, до каждой буквы, паузы или вздоха, и уже в который раз пересказывал его самому себе…
«Позвольте представиться. Надворный советник Самоваров — инспектор Главного штаба. Ну что ж, поручик, я жду ваших объяснений», — ледяным голосом проронил незнакомец. Сняв цилиндр, он аккуратно положил его на стол и, медленно стягивая с каждого пальца перчатку, рассматривал меня, словно экспонат из Британского музеума, а потом с видом хозяина кабинета предложил мне сесть.
«Я готов кровью смыть позор…»
«Да ведь это успеется, дорогой вы мой», — перебил меня он, — прежде я бы хотел знать причины, побудившие вас к этому ужасному поступку».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Они банальны и стары как мир. Мне уже все равно, свой выбор я сделал, и теперь, поверьте, нет никакого смысла скрывать от вас правду. Что ж тут поделаешь? Попал, как черт в невод… Я вам все расскажу, и может быть, тогда вы, единственный из всех, не будете считать меня мерзавцем. Итак, все началось еще год назад, когда я впервые оказался в числе приглашенных на обед к баронессе Эртель — супруге командующего. Ее гостиная была открыта лишь для избранного круга лиц: адъютанты, штабные офицеры и еще несколько знакомых, среди них была и подруга баронессы Анастасия Безлюдская, жена обер-провиантмейстера. Вы, верно, видели ее?»