«Самым ярким событием дискуссии оказалось выступление Аркадия Стругацкого. Оно было коротким, афористичным, парадоксальным, в лучшем смысле этого слова провокационным и глубоко философским. Аркадий Стругацкий произвёл неизгладимое впечатление на публику».
Если им не важно, что ты говоришь — это уже настоящая слава.
Между прочим, в день открытия того конгресса (не совсем случайное совпадение) по советскому телевидению показали американский фильм «День после» (The Day After) — о той самой ядерной войне. Вся страна прилипла к экранам. Сохранилась запись в моём дневнике: «Фильм интересен, безусловно, и ярок, особенно в первой части, но в целом разочаровал. „Письма мёртвого человека“ намного сильнее сделаны». Я и сегодня так считаю. А к ядерной войне отношусь строго по Стругацкому: чего о ней рассуждать?
Не менее шокирующим было и другое выступление АНа — на этот раз в эфире, на всю страну — 3 октября 1987 года его пригласили на телемост СССР — США «Вместе к Марсу». И не поддержав мальчишеского задора солидного американского астрофизика Карла Сагана, АН прямо заявил, что нечего нам делать на Марсе, пока земные проблемы не решены.
Много потом нашлось дураков, укорявших советского фантаста в отсутствии фантазии и романтики, чуть ли не опозорившего нашу космическую державу. Но, видно, эти люди и не читали никогда книг АБС, ведь братья с 1962 года только об этом и пишут: «Главное — на Земле».
Любопытно, что в тот же день утром была ещё передача о совещании писателей-фантастов. Цитирую по дневнику, и, о чём конкретно речь, восстановить ныне непросто. Но замечателен сам факт такой высокой концентрации фантастов на телевидении. Горбачёвская перестройка была временем не менее удивительным и приятным, чем хрущёвская оттепель.
Было ещё одно событие в том году. Печальное. 28 июля скоропостижно умер Дмитрий Биленкин — было ему всего-то пятьдесят четыре года. На похороны АН, понятно, не приехал, смерть друга и без того произвела на него тяжелейшее впечатление. Татьяна Юрьевна (вдова Биленкина) вспоминает, как Елена Ильинична ей сказала: «Не надо звонить. Не надо ни о чём разговаривать, Алечка очень нервничает, когда всплывает это воспоминание». Не известно, была ли это правда, но разговор был, и общаться они действительно перестали.
И, наконец, пришло время рассказать о самом невероятном событии в жизни АБС. Летом 1987-го пришло им на адрес СП СССР приглашение в Брайтон (Великобритания), где проводился очередной, 45-й (задумайтесь на секундочку!) Всемирный конвент фантастов Worldcon-87. В самом приглашении ничего невероятного не было — их уже добрую четверть века присылали Стругацким по нескольку штук за год. И начальство писательское по старой привычке сунуло бумажку под сукно. Но времена-то переменились. Железный занавес, если ещё и не рухнул, то сильно проржавел, и через зияющие в нем дыры информация просачивалась уже неплохо. Трудно сказать, кто первый в окружении АНа услышал об этом приглашении, но Михаил Ковальчук переписывался в то время с Чарли Брауном — главным редактором «Локуса» и одним из организаторов Worldcon'а. Поняв, что происходит, Миша попросил Чарли выслать повторное приглашение и акцентировать внимание советской стороны на том, что Стругацкие приглашаются в качестве почётных гостей праздника, то есть их принимают на полный кошт. Браун так и сделал, и был создан прецедент. Как-то реагировать надо. Да и смешно уже было говорить о «невыездных» Стругацких в обстановке демократизации и гласности. Гласность у этой истории получилась и впрямь широкая.
Тогда АНу позвонили вполне официально из секретариата СП, и вот тут уже началась вторая серия — для Ковальчука и всех прочих друзей. АН сказал: «Не поеду никуда, ну их всех к чёрту, чего я в этой Англии не видел, говна-пирога! Когда хотелось, не пускали. А теперь я не хочу». Миша стоял насмерть и убеждал АНа, что это абсолютно необходимо нашей советской фантастике. Мариан Ткачёв грозил всеми карами небесными за отказ от такого шанса и уверял слёзно: «Натаныч, дуралей, ты себе сам потом не простишь!» Решающим аргументом стала мысль: «Борька, наверно, хочет поехать. Как же он без меня?..»
И они поехали. Об этом не пожалел никто.
Юрий Иосифович Черняков, отвозивший их на своей машине в Шереметьево-2, вспоминает, как братья стояли в зале отлёта с сумками через плечо, оба в одинаковых серо-голубых серебристых костюмах — два красивых, сильных мужика, победивших время, и отсветы закатного солнца ложились на чёрный мрамор пола и стен…
Для рассказа об этой поездке мы располагаем путевым блокнотиком БНа и «отчётом» АНа, сделанным для журнала «Уральский следопыт». АН тоже черкал что-то в своём блокноте, но эти записи, к сожалению, пока не найдены.
Итак, БН:
«24 августа — Шереметьево-2. Обычный бардак. Очередь к таможеннику, очередь к пограничнику, очередь за кофе, длинная очередь на посадку (транзит, пластик кардс, на Лондон — одни японцы!). Но — великолепный сортир!!! (Шереметьево-2 в 1987-м — это уже кусочек Европы. И как же мало нужно, чтобы порадовать советского человека! Это не смешно, это грустно. — А.С.).
В самолёте полно японцев и англичан. Русских за ними не видно вовсе. Взлетели в 19.02. По расписанию полёт длится 3.30, расстояние 2700 км. Курить можно. Две девушки с тележкой. Арк оживился чрезвычайно: „Коньяк! Пиво!“ Оказалось — фигу. Только за валюту. Икра, крабы, шоколад, „Кент“. Вокруг иностранцы пьют пиво из банок. (Банки — это была тогда экзотика для нас. — А.С.) Унизительно всё-таки. Но ведь у Парнова есть 50 фунтов. Так ведь жалко! Скупость заедает.
Ужин: рис, горошек, ложка чёрной икры, пол-яйца. Соль, перец, сахар — в очаровательных пакетиках, кура (из-за которой линии Аэрофлота называют blue chickens lines), вино, чай (или кофе). Спецсалфетки. Билет (туда обратно) 1114 р.».
Ирония в адрес «Аэрофлота» — «авиалинии синих кур», — несколько меняет тон записи, но вообще я специально цитирую всё это полностью. Во-первых, просто поразительна свежесть восприятия всего 54-летним писателем, впервые летящим в капстрану. Во-вторых, здесь и далее большая часть записей посвящена еде. И это не только потому, что БН всю жизнь весьма неравнодушен именно к этой простой человеческой радости, но ещё и потому, что мы всегда жили в полуголодной стране: блокада, карточки, талоны, очереди, продуктовые наборы, пустые полки магазинов и вечная нехватка денег. Практически каждый советский человек именно так воспринимал заграницу: первое — всюду невероятно чисто, второе — очень много разной еды. Потом — всё остальное, в зависимости от.
Уже там, в Лондоне, БН восхитится ярко освещённым вокзалом в час ночи, мягкими креслами в электричке, замечательным душем в отеле и тем, что чай, который на завтрак разносят в чайниках в ресторане, очень хороший.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});