вытащил руку из-под стола и вручил полковнику чек на указанную сумму».
ГЛАВА 30. ИГРАЕМ В ИГРУ
Американцы из АРА не могли избежать политических перипетий в Советской России даже по праздникам. Фактически, празднование большевистских праздников оказалось поводом для усиления напряженности в миссии, особенно двух главных политических праздников, 7 ноября и 1 мая.
Как 7 ноября, в годовщину захвата власти большевиками, так и в День Первого мая по всей Советской России в городах и поселках прошли парады и демонстрации с транспарантами и речами, возвещающими о выдающихся достижениях Революции и призывающими население к героическим задачам, которые еще предстоит выполнить в строительстве социализма. Много энергии было потрачено во время этих торжеств на проповедь бдительности в отношении иностранных эксплуататоров и империалистов, которые использовали бы любые средства, чтобы попытаться повернуть время истории вспять и свергнуть первое в мире пролетарское правительство.
Чайлдс был в Казани на празднествах 7 ноября 1921 года. Накануне священного дня он и его коллеги из АРА сидели в оперном театре, слушая речи местных лидеров, которые восхваляли советскую власть. «Мне показалось странным, что я присутствую на собрании, где война, в которой я участвовал, должна быть охарактеризована как война империализма и что американское правительство, а также правительства Франции и Великобритании должны быть описаны как буржуазные правительства, объединенные для угнетения рабочих».
Одним из выступавших был местный партийный руководитель Карпов, который признал, следуя ленинской линии, что советское правительство допустило много ошибок с 1917 года, но сказал, что это понятно для первой попытки построить социализм и что предстоящий путь представляется многообещающим. Когда опустился занавес, Чайлдс и его соотечественники-американцы остались качать головами. «Как заметил один из нас после выхода из театра, у человека возникает странное чувство, что он присутствует на собрании в официальном качестве, которое полиция дома пресекла бы сразу же после его начала. Это одно из новшеств нашей должности, которым я безмерно наслаждаюсь».
Праздничный оратор-большевик, естественно, испытывал искушение поместить американскую администрацию помощи в контекст советской борьбы за то, чтобы превзойти окружающих империалистов. Кое-где название АРА упоминалось напрямую, но чаще выступающие осуждали его из чувства вины по ассоциации. Это вызвало выражение горечи у работников гуманитарной помощи в их дневниках и письмах, но ирония ситуации была источником веселья: в то время как Боло осуждали злые намерения иностранной буржуазии, ее американские представители спасали голодающих в стране пролетарской диктатуры.
В округах случалось, что освободители от АРА приглашались местными властями в качестве особых гостей на праздничные мероприятия, на которых советские хозяева разражались антикапиталистическими обличительными речами, по-видимому, не подозревая, что американцы могут воспринять их слова как оскорбление. Некоторые большевики так часто повторяли лозунги с 1917 года, что явно упустили из виду их содержание. В целом американцы научились избегать подобных дел.
Джордж Корник из Царицына написал своей сестре Элси, что он и его коллеги из района были приглашены присутствовать в качестве «почетных гостей» на городских первомайских торжествах 1922 года, которые, как они знали, будут включать речи, «критикующие капитализм и т.д».. Вместо этого они отправились в круиз на моторной лодке по Волге и устроили пикник.
Меня очень позабавила одна вещь, которую я, однако, увидел. На параде присутствовали дети из всех детских домов, и у каждого дома было свое большое красное знамя. Я увидел одну из них на следующий день, и она была довольно интересной. На этом большом атласном плакате, естественно красного цвета, была надпись о том, что в детском доме № 78 не было голода. Но интересно то, что никто из людей, похоже, не понимал, что если здесь действительно не было голода, то во многом благодаря подаркам из капиталистической Америки. Но такова жизнь в России.
В Феодосии два офицера и восемь матросов американского корабля «Барри» сочли своим долгом посетить митинги, организованные в честь празднования годовщины Революции 1922 года. Одним из таких мероприятий был банкет в Международном морском клубе, где американцы обнаружили, что слушают «Красную пропаганду» и многочисленные исполнения «Интернационала», во время исполнения которого они были вынуждены стоять. Напряжение разрядилось лишь частично, когда пианист заиграл «Hail Columbia», и все встали, «очевидно, полагая, что это наш Национальный гимн».
Все мероприятие, вплоть до светской беседы, было неловким. Представитель профсоюза подошел к Энсину М. Ван Кливу и спросил через переводчика, являются ли большинство американцев коммунистами или «максимиллианцами» — он, без сомнения, сказал «максималистами», но именно так сбитый с толку Ван Клив понял это или услышал в переводе. Тот же человек спросил об американце по имени «Гардин», который после нескольких насмешливых замечаний через переводчика оказался президентом Хардингом.
В какой-то момент американцев попросили выступить на собрании. Прапорщик У. К. Боббитт сообщил, что в своих замечаниях они пытались избежать одобрения советской формы правления, но были бессильны проконтролировать перевод их замечаний переводчиком. Боббитт отверг все это как грандиозную пропагандистскую мистификацию: «это произвело на меня впечатление бурлящего логова радикалов».
Дома, в Штатах, вопрос о большевистской пропаганде все еще был острым, и даже в Советской России было несколько случаев, когда АРА переносили в знак протеста против обращения, которому она подверглась со стороны советских ораторов и журналистов. Похоже, что подобных споров вокруг празднования праздника не было. Тем не менее, соблюдение официальных и других праздников действительно стало предметом разногласий между АРА и советскими властями и привело к нескольким инцидентам, которые попали под рубрику «отношения с правительством». Обычным источником конфликта была решимость АРА продолжать работу своих офисов в праздничные дни и склонность советского правительства, центрального и местного, рассматривать это как вызов его авторитету.
В центре внимания оказался местный персонал АРА, большинство из которых не симпатизировали большевистской власти и были преданы АРА, но все равно были не прочь отметить государственный праздник, чтобы иметь выходной. Мерфи записывает, что 7 ноября 1921 года, хотя мало кто из сотрудников его офиса симпатизировал советской власти, «они все равно всегда готовы взять отпуск — «чтобы починить чулки», — сказала одна из молодых леди». Келли обнаружил, что 18 марта 1922 года, в годовщину Парижской коммуны, «в выходной день», офис АРА Уфы был почти пуст: «Большая часть моей рабочей силы, хотя и не была предана принципам Ленина и Троцкого, воспользовалась законом, чтобы отдохнуть».
Россияне привыкли отмечать непомерное количество традиционных праздников, в основном религиозных. До революции их было 128 — более трети года они проводили вне рабочего места. Неудивительно, что русская пословица гласит: «Женись на жене, которая умеет читать, и она найдет все праздники в календаре». Казалось, не было веских причин отказываться от соблюдения святых дней новой коммунистической религии, особенно когда главным работодателем было правительство Ленина. И местные сотрудники АРА,