А в мечтах, как бы его это не бесило, ему виделась Салли Вуд. Он проклинал себя за это. Отныне, памятуя о собственной выгоде, он должен, как никогда, плясать на задних лапках перед Фелицией Лэм, в чьих изящных ручках, несомненно, находилась теперь его судьба. И все же в сумерках перед его глазами возникало лицо Салли, и ее глаза с тяжелыми веками, ее пухлые губы привлекали его не столько красотой, и тем более не искренней любовью, но тем ощущением власти, которое наполняло его, когда она стонала в его объятиях. С ней он мог бы снова почувствовать себя мужчиной, а не дрожащей тварью, насквозь пропитанной алкоголем, — а именно таким он становился, видя, как ускользают от него его невеста и его состояние. Все же пойти к любовнице означало рискнуть всем остальным, так что он предпочел вместо этого выпить еще бокал.
Бутылка чуть не выпала из его дрожащей руки, когда он услышал громкий стук, раздавшийся в доме. Он так и оцепенел на стуле, ошеломленно теряясь в догадках, но тут звук донесся снова, и он понял, что кто-то громко стучит на улице в его дверь. Сначала он решил не обращать на это внимания, но посетитель был так настойчив, что Каллендер наконец заставил себя подняться и на отказывающихся подчиняться ногах спуститься в холл. Пустой дом, лишенный привычного убранства, напомнил ему жилище Себастиана Ньюкасла, и Каллендер почти не удивился бы, увидь он на крыльце зловещего медиума со шрамом на лице.
Но у входа стоял незнакомец, полный, краснолицый тип с седеющей шевелюрой, одетый по моде десятилетней давности. Кроме того, сшито все это было на человека значительно более стройного. В левой руке он держал небольшую дорожную сумку, а правой как раз собирался снова постучать, и тут Каллендер распахнул тяжелую дубовую дверь.
Двое уставились друг на друга сквозь туманную серую дымку — Каллендер с трудом догадался, что на улице сумерки, — и незнакомец наконец заговорил:
— Реджи?
Каллендер был еще не настолько пьян, чтобы позабыть собственное имя, так что из этой реплики не извлек для себя ничего интересного.
— Как меня зовут, я, черт возьми, знаю, сэр, а вы-то кто такой?
— Ты не узнаешь меня?
— Я же уже сказал, чтоб вам неладно было! Проваливайте!
Человек, стоявший среди тумана, выглядел теперь искренне обиженным.
— Я же твой кузен! — воскликнул он. — Найджел! Найджел Стоун!
Каллендер покачнулся в дверном проеме и заморгал, глядя на посетителя.
— Стоун? — Из Индии?
— Правильно. Вот я и вернулся наконец. Как там дядя Уильям?
— Умер.
— Умер? О боже. Мои соболезнования.
— Да, — сказал Каллендер. — Что же, заходи.
Каллендер, пошатнувшись в дверном проеме, неуверенно шагнул назад в дом. Кузен последовал за ним, и Каллендер наконец заметил, что в доме царит непроглядная тьма. Найджел Стоун с минуту молча осматривался.
— Послушай, приятель! Здесь же остались только голые стены!
— Да. Да. Это все слуги.
— Слуги?
— Они самые. Слуги. Пока я был на похоронах, они и их сообщники обобрали весь дом и все вывезли.
— Господи! Что же за твари эти слуги! У нас там были такие темнокожие типы, за которыми нужно смотреть соколиным глазом, а иначе обворуют. И останешься гол как сокол, да? Почти скаламбурил.
— Мне не смешно, кузен.
— Ну да, конечно же, прости.
— Пойдем лучше в кабинет. Следуй за мной, сюда. Первым, что бросилось в глаза Стоуну в этой комнате, была бутылка бренди, по обеим сторонам от которой горели две свечи, прилепленные воском прямо на столешницу массивного стола. Каллендер уселся на стул, стоявший за столом, и поднял бокал. Он так торопился занять место, что неучтиво позабыл предложить сесть кузену.
— Скажи мне, кузен Найджел, как идут дела в Индии?
— Не особенно удачно, к сожалению. Поэтому дядя Уильям и вызвал меня сюда.
— Да? Но насколько все плохо?
— Просто отвратительно, если хочешь знать, дорогой приятель. У меня нет ни фартинга.[112]
— И не осталось совсем ничего? — спросил Каллендер. Глаза его блеснули в свете свечей, и он осушил бокал.
— Есть несколько ящиков с тканью, они прибыли на моем корабле. Их должны доставить сюда утром, но это все, что мне удалось спасти. Все до последнего пенса потратил на обратную дорогу. Ах нет, вру. У меня еще есть полкроны.[113] Видишь?
— Да ты просто болван!
Каллендер выскочил со стула и через стол схватил Стоуна за воротник. Он потащил кузена на себя, так что погасла свеча, а бутылка полетела на пол и разбилась. Стоун сначала от потрясения только замычал, но когда его стали бить об столешницу, старший из кузенов вырвался и оттолкнул пьяного агрессора так, что тот полетел в другой конец комнаты. Каллендер упал на пол и так и остался лежать, закрыв лицо руками и всхлипывая.
Его кузен стоял, опираясь на край стола, и тяжело дышал. Ему очень хотелось выпить, и он жалел, что бутылка разбилась.
— Все равно она уже пустая, — пробормотал он. — Послушай, Реджи! С тобой все в порядке?
Он неуверенно направился к телу, трепыхавшемуся на ковре.
— Это же не моя вина, на самом деле. Так сложились обстоятельства. Ты же понятия не имеешь, что там творится. То бунты, то грабежи, то убийства. В этой стране кругом одни сумасшедшие и фанатики. Мне еще повезло выбраться оттуда живым!
Каллендер вдруг сел на полу, так внезапно, что его кузен отпрянул.
— Какое мне дело до твоей жизни? — завопил он. — Мне деньги нужны!
— Как это? О чем ты говоришь, старина? Ты-то, должно быть, купаешься в золоте. Ты же его наследник, верно? Мне, я не сомневаюсь, он не оставил ничего, я же принес ему такие убытки!
Каллендер как-то странно посмотрел на Стоуна.
— Что? Его наследник? Ну конечно же, я его наследник. — Он гаденько хихикнул. — Но деньги… деньги я еще не получил. Эти проклятые стряпчие все затягивают, так что я смогу хоть что-то получить только через несколько недель. Ты же видишь, в каком я состоянии.
— Ты и правда выглядишь не очень хорошо, дорогой приятель, — сказал Стоун, помогая Каллендеру снова сесть на стул. — Мне грустно все это слышать, понимаешь. У нас обоих такие неприятности. А я так надеялся, ну, что смогу здесь немного пожить, пока не удастся снова встать на ноги, и вот… Я могу дать тебе взаймы полкроны…
Оба кузена рассмеялись, Стоун с искренним весельем, Каллендер — хрипло и с горечью, которая послышалась и в предложении, которое он затем сделал:
— Думаю, ты можешь у меня остаться, кузен, если готов обходиться малым.
— Обходиться малым? Да я только этим и занимался последние десять лет. Мы же отлично поладим, да? Так что выше голову! Все же решится через несколько дней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});