Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

нынешние впечатления. Исходя из моего ограниченного наблюдения за его поведением, я склонен верить вашим убедительным свидетельствам в его пользу, и я охотно приписываю это скорее недостатку моих собственных чувств, чем его характеру, что я не склонен ответить на его привязанность". После этого заявления, которое я делаю с искренней печалью от мысли, что оно причиняет боль, я должен оставить наше дальнейшее общение на его усмотрение. У меня не может быть никаких причин для отказа от знакомства, которое делает мне честь и способно доставить столько разумного удовольствия, кроме страха невольно обмануть его".18

Байрон, не испытывавший никакой особой тяги к этой ученой и добросовестной даме, воспринял отказ дружелюбно и с легкостью нашел утешение в объятиях графини Оксфордской, затем леди Фрэнсис Уэбстер, а параллельно - своей сводной сестры Августы Ли. Она родилась в 1783 году и была старше своего сводного брата на пять лет. К этому времени (1813 год) она уже шесть лет была замужем за своим первым кузеном, полковником Джорджем Ли, и имела троих детей. В это время она приехала в Лондон из своего дома в Сикс-Майл-Боттом, Кембриджшир, чтобы попросить у Байрона финансовой помощи в трудностях, вызванных проигрышами и длительными отлучками ее мужа на ипподромах. Байрон не мог дать ей много, поскольку его доход был нестабильным, но он развлекал ее дружеской беседой и узнал, что она женщина.

Ей было тридцать лет, она не совсем та femme de trente ans, которую восхвалял Бальзак, поскольку ей не хватало интеллектуального уровня и живости; но она была ласковой, уступчивой, возможно, немного потрясенной славой брата и склонной давать ему все, что только можно. Длительная разлука с ним, дополненная пренебрежением мужа, оставила ее эмоционально свободной. Байрон, опрометчиво отбрасывавший все моральные табу, которые не выдерживали проверки его юным разумом, задавался вопросом, почему бы ему не спариться с сестрой, как это делали фараоны. Более поздние события указывают на то, что сейчас или вскоре у него были сексуальные отношения с Августой.19 В августе 1813 года он задумал взять ее с собой в средиземноморское путешествие.20 Этот план провалился, но в январе он отвез ее в Ньюстедское аббатство. Когда 15 апреля 1814 года Августа родила дочь, Байрон написал леди Мельбурн, что "если это обезьяна, то это, должно быть, моя вина"; сама малышка, Медора Ли, стала считать себя его дочерью.21 В мае он послал Августе три тысячи фунтов стерлингов, чтобы расплатиться с долгами ее мужа. В июле он был с ней в Гастингсе. В августе он отвез ее в свое аббатство.

В то время как он все больше и больше сближался со своей сводной сестрой, мисс Милбэнк присылала ему письма, растущая сердечность которых побудила его сделать запись в дневнике под 1 декабря 1813 года:

Вчера очень милое письмо от Аннабеллы, на которое я ответил. Какая странная ситуация и дружба у нас! Без единой искры любви с обеих сторон..... Она очень превосходная женщина, и очень мало избалованная, что странно для наследницы - девушки двадцати лет - пэрэссы, которая должна быть в своем праве - единственного ребенка, и саванта, которая всегда шла своим путем. Она поэтесса, математик, метафизик, но при этом очень добрая, щедрая и нежная, без особых претензий. Любой другой вскружил бы голову ее приобретениями, а десятая часть ее достоинств22

Словно прочитав это удивительное признание, в 1814 году ее письма становились все более нежными: она уверяла его, что у нее нет сердца, просила прислать его фотографию и подписывалась "С любовью". Тая в ее эпистолярном тепле, он написал ей 10 августа: "Я любил, люблю и буду любить тебя". Она ответила, что не годится для брака, поскольку поглощена философией, поэзией и историей.23 В ответ на этот вызов 9 сентября он отправил ей второе предложение, довольно беспристрастное, как в шахматной партии. Если она снова откажется, он планировал уехать с Хобхаузом в Италию. Она согласилась.

К своей судьбе он относился попеременно: страх, что он теряет свободу, к которой привык в дружбе, сексе и идеях; надежда, что брак спасет его от запутанной паутины опасных и унизительных союзов. Он объяснял своим друзьям: "Я, конечно, должен исправиться, исправиться основательно ..... Она такой хороший человек". А своей невесте: "Я хочу быть хорошим ..... Я буду таким, каким ты захочешь меня сделать".24 Она благочестиво приняла свою задачу. Эмили Милнер она писала, примерно 4 октября 1814 года:

Истинный характер лорда Байрона следует искать не в большом мире, а у самых близких ему людей - у несчастных, которых он утешал, у бедных, которых он благословлял, у иждивенцев, для которых он был лучшим из хозяев. Боюсь, что за его уныние я слишком ответственен за последние два года. У меня есть спокойствие и глубокая уверенность - уверенность в Боге и человеке.25

Когда пришло время Байрону отправиться к семье Аннабеллы в Сихем (близ Дарема) и взять ее в жены, его мужество угасло. По дороге он задержался в доме Августы и написал невесте письмо, в котором отказался от помолвки. Августа убедила его уничтожить письмо,26 и принять брак как спасительную связь. 29 октября он отправился в Сихэм вместе с Хобхаусом, который отметил в своем дневнике: "Никогда еще влюбленный не торопился". Жених нашел семью невесты радушной, надел свои лучшие манеры, чтобы угодить им, и 2 января 1815 года повел ее к алтарю.

IV. ИСПЫТАНИЕ БРАКОМ: БАЙРОН, 1815-16 ГГ.

После церемонии они поехали в хмурый зимний день, чтобы провести медовый месяц в Халнаби-Холл, в пригороде Дарема. Ему было уже почти двадцать семь, ей - двадцать три. За плечами у него было восемь с лишним лет безответственного и почти беспорядочного секса, и он редко связывал соитие с любовью. Согласно сообщению Мура о фрагменте, который он увидел в мемуарах Байрона (сожженных в 1824 году), муж не стал дожидаться ночи, чтобы окутать их консумацию; он "имел леди Байрон на диване перед ужином в день их свадьбы".27 После ужина, если мы можем доверять его воспоминаниям, он спросил ее, намерена ли она спать с ним в одной постели, и добавил: "Я ненавижу спать с любой женщиной, но вы можете, если захотите".28 Он согласился, но позже рассказал Хобхаусу, что в ту первую ночь "его охватил внезапный приступ меланхолии, и он покинул свою постель". На следующий день (утверждала жена) "он встретил меня с отвращением и произнес слова убийственной иронии: "Теперь уже слишком поздно; дело сделано, и его не исправить". "29 Ему