— Теперь надо отыскать этого… квартиросъемщика, — сказала Елена.
— Олега Владиславовича, — подсказала Верка. — Почему он не приехал в больницу?
Ее вопрос остался без ответа.
Они вернулись в дом.
Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.
Фотографий Оксаны они не отыскали.
Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.
«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».
— Мне домой надо, — попросилась Верка.
— Пошли вместе, — сказала Елена Борисовна.
— А я останусь, — заметил Ванечка. — Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.
— Поищешь документы?
— И документы тоже.
Он присел за стол и принялся открывать том Фабра на страницах, заложенных узкими полосками бумаги.
— Вот именно, — повторял он, — вот именно!
Елена заглянула ему через плечо. Верка тоже заглянула, но ничего интересного не увидела. Там были нарисованы какие-то худые осы.
Верка провела Елену по тропинке сквозь мокрую крапиву. Хорошо еще, что врачиха была в джинсах. Халат был надет как плащ. Почему-то она не стала оставлять его в машине.
Когда Верка подошла к дому, ее живность почуяла — идет кормилица, и подняла галдеж.
Верка оставила Елену в большой комнате, а сама стала переодеваться. Было приятно одеться в свое, сухое. Верка позвала Елену кормить зверинец, но та отказалась. Она была городской женщиной и обращаться со зверьем не умела.
Уходя, Верка даже спросила:
— А вы сама пушкинская?
— Нет, я из Харькова. Мой дедушка был отчаянный революционер.
— А потом?
— Потом они приехали в Москву, и дедушка кончил как все революционеры.
Верка не знала, чем кончили все революционеры, но спрашивать не стала — все равно не объяснят.
Верка дала Елене семейный альбом с фотографиями. Она открыла его на странице с фотографией, на которой мама и папа сидели голова к голове, как фотограф велел, а мама держала на руках маленькую Верку. Счастливая картинка! Верка ее ненавидела, потому что фотография всегда напоминала ей, какая паршивая у нее сложилась жизнь. А на фотографии все счастливые. Разве это не издевательство?
— А что Ванечка знает про мою маму? — спросила Верка.
— Красивая она у тебя, — сказала Елена.
— Была красивая, — поправила ее Верка.
— Никогда не надо отчаиваться.
— До самой пенсии?
— Может, и до пенсии. Ты готова?
— Мы пошли?
— Не совсем так. — Елена чего-то ждала.
И тут по-птичьи заверещал ее мобильник.
— Да, — ответила Елена. — Мы у Верочки. Что у тебя?
Видно, Ванечка стал что-то рассказывать. Елена кивала и все время поправляла непослушную прядь на лбу. Потом она спрятала телефончик в сумку, что висела у нее на плече, улыбнулась Верке и сказала:
— Ты останешься здесь, а мы навестим твою соседку и поглядим на детеныша.
— Я не останусь. А что с Папаней?
— Спит.
— Честно?
— Я за него ручаться не могу. Может, и притворяется. Ладно, нечего время впустую терять. Сиди здесь, жди нас.
— И все?
Елена Борисовна улыбнулась:
— Ты у меня догадливая.
Она принялась копаться в сумке. Сумка у нее была мягкая, из дорогой кожи, в ней не только телефон — небольшой пулемет можно спрятать. Елена Борисовна вытащила плитку, похожую на костяшку домино, на ней даже были выдавлены белые кружки.
— Кнопка здесь, — показала она и сама нажала. — Мой мобильник поставлен на передачу. А это твой приемник. Ты будешь слушать, о чем мы говорим. И слушать очень внимательно.
— Нет, лучше я с вами пойду. Чего мне здесь сидеть?
— Большая, большая, но не очень умная, — покачала головой Елена Борисовна. — Тебя здесь знают как облупленную. Как только они тебя увидят, все наши потуги на камуфляж лопнут.
— А так?
— А так мы врачи, эпидемиологи. Сама все услышишь. Сиди и слушай. Как только услышишь что-то подозрительное, настораживайся.
— Ну хорошо, — согласилась Верка. — Может, вы и правы. А я пока курам подсыплю.
Котяра обиженно мяукнул.
— И тебя покормлю, и тебя, не бойся.
— Только приемник не забывай. Держи наготове. Ведь мы через несколько минут там будем.
— А Катьку я успею подоить?
— Покормить успеешь, подоить — нет. Вечером подоишь.
Ванечкина машина тормознула в луже возле калитки.
«Интересно, как он быстро примчался, знал, как доехать», — подумала Верка, но долго размышлять об этом не стала.
— Счастливо! — сказала она Елене Борисовне.
— К черту, к черту! — засуетилась врачиха.
Верка смотрела ей вслед в окошко.
Дождик прекратился, но в любой момент мог пойти снова.
Елена пробежала по дорожке к калитке, перепрыгивая через лужи. У нее была девичья фигурка, хотя Верка знала, что она совсем уже не молодая. Ей тридцать четыре года. С ума сойти, какая старая! Жалко, что у нее почти вся жизнь прошла, а детей нет.
Верка вернулась в дом, достала крупу из мешка, посолила хлеб — лакомство для Катьки. В сарае куры толклись в ногах, склевывая зерно на лету.
С Котярой у Верки питание было общее. Не «Вискасом» же его кормить.
Кот пошел за Веркой в сарай, потом вернулся в дом.
Хвост столбом. Урчит заранее.
Только Верка полезла в холодильник «Север» за колбасой, как на костяшке домино звякнул вызов.
«Хитро придумано, — подумала Верка. — Если я потеряю или будет обыск, на доминошку могут и не обратить внимания».
Звонок.
Пауза.
Голос. Женский.
— Что вам нужно?
— Санэпидстанция. — Голос Ванечки.
— Мы вас не вызывали. — Голос той женщины был веселым, домовитым. Вот сейчас скажет: «Чайку не желаете?»
— Простите, но в районе проходит профилактическое обследование всех детей.
— Детей?
— Ну, что это мы с вами через цепочку разговариваем? — послышался голос Ванечки.
— Это даже не цепочка, а целая цепь, — вступила в разговор Елена.
— Простите, — сказала женщина, которую Верка про себя называла мамашей детеныша, — но вы не представляете, сколько вокруг развелось жуликов и даже грабителей. Разрешите посмотреть ваши документы…
«Вот мы и попались», — вздохнула Верка.
Но тут же она услышала голос Ванечки:
— Прошу вас.
Наступило молчание — видно, женщина читала. Потом повторила вслух:
— Никитский Иван Андреевич, заведующий отделом педиатрической вирусологии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});