И что, спрашивается, это означает? Пришлось признаваться:
— Я не понимаю.
Морунец вздохнул и каким-то очень земным жестом потер лоб:
— Наталия, хочешь ты того, или нет, но ты моя супруга. На Моруне супруги никогда не обращаются друг к другу на “вы”
Я захлопала ресницами, не зная, как реагировать на такое заявление. А Миарон вдруг протянул руку и взял меня за запястье. То самое, с браслетом. Под его пальцами предательский металл вспыхнул разноцветными искрами, словно где-то внутри включились невидимая лампочка.
— Знаешь, что это? И почему он не снимается? — мужчина сделал небольшую паузу и, скорее утверждающе, заявил- Ты ведь в курсе, что он не снимается.
— Да.
Мой голос звучал хрипло и растерянно.
— Что “Да”?
— Я знаю, что это, и знаю, что не снимается.
Миарон прищурился:
— И как давно ты знаешь, что это за браслет?
— Сегодня узнала. — мне пришлось откашляться, до того хрипло звучал голос — Но понятия не имею, почему его нельзя снять.
Миарон помолчал, поглаживая большим пальцем браслет, словно что-то обдумывая или на что-то решаясь. Эта нехитрая ласка показалась настолько интимной, что мне стало неудобно. Я осторожно попыталась отнять у мужчины кисть. Он со вздохом отпустил и, вдруг, заговорил:
— В древности на Моруне семьи создавали только истинные пары. На обряде в храме мужчина надевал своей избраннице браслет. И, если пара являлась истинной, браслет застегивался навсегда. Его уже нельзя было снять. Даже после смерти владельца. И у каждого морунца всегда был только один браслет. Один брак. Одна семья. На всю жизнь. Время шло. С течением времени все чаще стали заключаться так называемые договорные браки. И брачный браслет превратился в простой атрибут, который можно снять с руки в любой момент. А истинные пары почти перестали встречаться. И я тоже должен был заключить договорной брак.
Миарон умолк. А меня словно пресловутый чёрт из архаичной поговорки за язык дернул:
— Но не заключили из-за меня?
Под тяжелым взглядом мужчины поспешила исправиться:
— Не заключил. Прости, привычка.
Взгляд Миарона стал чуть спокойнее:
— Сейчас уже не важно, почему не заключил. Важно другое.
— И что же?
— Ты моя истинная. Моя ния.
Я просто онемела, глядя на мужчину широко раскрытыми глазами. Что можно и нужно говорить в такой ситуации, понятия не имею. В голове теснились тысячи мыслей одновременно:
— Но как? С чего ты взял?
— Браслет сам собой просто так расстегнуться не мог. Да и чувствую я.
— Эми… Вот так, просто? Чувствуешь?
Я была неимоверно растерянна. И,кажется, Миарон это понял:
— Мне сложно это описать словами. Наверное, это сродни тому чувству, когда ты с закрытыми глазами чувствуешь жар, и понимаешь, что можешь обжечься. Или чувствуешь холод, и понимаешь, что нужно одеться, чтобы не замерзнуть.
— Это сложно понять..
Миарон снова потер лоб и вздохнул:
— А я, признаться, не знаю, как объяснить. — и морунец окинул меня взглядом — Вот скажи, после нашей с тобою встречи, с тобою ничего не происходило необычного, не характерного для жителей Земли?
Я пожала плечами. Да вся моя жизнь не характерна для современников. Начиная от бизнеса и заканчивая странной длительностью молодости. А, может, это оно и есть? Я поспешила озвучить:
— Единственная страстность — это моя внешность, затянувшаяся молодость.
Миарон не понимающе на меня смотрел.
— Ну, ты же видел мою подругу Нолу? — дождалась утвердительного кивка — Мы с нею одногодки, учились вместе. Долгое время жили рядом, ели одну пищу, пользовались одинаковой косметикой. Только она выглядит на свои годы, а я словно застряла в прошлом, словно время для меня остановилось!
Миарон озадачился:
— Как-то не задумывался, что вы одногодки.
— Тем не менее, это так. Как-то меня обследовали врачи. Но не нашли абсолютно ничего. Просто вдруг у меня в запасе оказалось гораздо больше возможных ста лет.
— Я думаю, это наша связь. Морунцы живут в среднем пятьсот-семьсот лет. А земляне, что же, только сто?
— В среднем девяносто-сто десять лет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Морунца перекосило:
— Всего лишь? А как же мой сын? Сколько он проживет?
Я раздраженно вздохнула. Мы опять вернулись туда, откуда начали. Вот только если опять поругаемся, то ничего хорошего не выйдет. Упрямый баран!
Видя, что я молчу и не желаю отвечать, Миарон неожиданно прикрикнул на меня:
— Отвечай! Не может быть, чтобы ты не показала мальчика врачам!
И я разозлилась окончательно:
— А с чего ты взял, что являешься отцом моего сына?
Морунец от возмущения даже в струнку вытянулся, но, против ожидания, не заорал:
— Да потому, что твой сын морунец. Но, поскольку ты моя истинная, то и родить могла только от меня! К тебе же теперь ни один морунец и пальцем не прикоснется!
Я поперхнулась воздухом. Вот так новость! Я даже предположить не могла такой поворот. И что теперь делать? Я просто не могу позволить чертову инопланетнику отобрать моего ребенка! Мысли вновь, в который раз за сегодняшний вечер понеслись вскачь. Только решение не находилось. Я смотрела на морунца, и мне дико, до потери пульса захотелось чем-то его ударить. Посильнее. Так, чтобы стереть выражение превосходства с его холеного лица. Чтобы причинить боль. А еще лучше убить. От собственных кровожадных мыслей стало страшно самой. И я разъяренной кошкой зашипела на мужчину:
— Ты сможешь отобрать у меня ребенка тогда, когда солнце встанет на западе! Так и знай!
Морунец скривился:
— За какие грехи меня наказывают Забытые?
Глава 12
Всю ночь я прокрутилась с боку на бок. Сон отказывался принимать меня в свои объятия. Тишина пустого дома сегодня не успокаивала. С Миароном мы вновь разругались. Так что ничего хорошего встреча не принесла. Если, конечно, не считать благом известие о том, что, вероятнее всего, я проживу где-то четыре-пять человеческих жизней благодаря какой-то мистической связи с морунцем. В остальном ничего хорошего.
Миарон твердо заявил, что, раз он не может больше жениться, и другая не сможет родить ему наследника, поскольку он образовал связь с единственной, то он заберет моего ребенка. Я, в лучших традициях древних домохозяек, закатила ему истерику с обвинениями и оскорблениями. Теперь мне было стыдно за свое поведение. Пригласила в гости не на ужин, а на истерику!
Я таращилась в темный потолок спальни и думала, думала, думала. Ссориться с морунцем не хотелось. Что-то глубоко внутри меня отчаянно этому сопротивлялось. Но и отдать просто так своего ребенка, отпустить в неизвестность, а самой остаться на знакомой и спокойной Земле, я просто не могла.
В какой-то момент всплыла мыслишка: ”А если бы Миарон позвал с собой не только Адама, но и тебя с Евой?”. Но я даже мысленно побоялась такое допустить и тут же затолкала предательскую мыслишку как можно дальше в глубины сознания, напоследок прикрикнув на себя, что, мол, ни меня, ни Еву, никто никуда не зовет.
В ночном безмолвии спальни медленно утекало время. А я все никак не могла продумать свои дальнейшие действия. Уходя, Миарон предупредил, что просто так это не оставит. И теперь я ломала голову, пытаясь предугадать следующие шаги своего негаданного муженька и вообще, что делать дальше.
Заснула я уже под утро, впрочем, так ничего и не придумав, но с тяжелым предчувствием грядущей беды.
По закону жанра после бессонной ночи мне полагалось проснуться очень рано, от звонка с известием о неприятностях. Но мне дали выспаться. Дети должны были вернуться только завтра вечером. С Нолой же накануне мы договорились, что я позвоню сама. Вот так и получилось, что я проспала до самого обеда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Возможно, я бы проспала еще больше, но чувство долга и ответственность согнали с кровати. В понедельник должно было состояться финальное совещание по земельному участку на спутнике Диссы. После которого наши юристы вылетали на Диссу для заключения сделки. Я хотела еще раз все просмотреть, чтобы, по возможности, постараться учесть все возможные нюансы и сюрпризы. Тяжкое предчувствие занозой впилось в сердце, заставляя нервничать без причины.