податься? И зачем?!
Очевидно, в глазах моих отражён такой ужас, что Хакер решает пояснить:
– Будут копаться. На тебя могут выйти. А дальше что может быть, я вообще думать не хочу. Защищать тебя никто не станет. Хочешь рискнуть – дело твоё. На ближайшей остановке я выйду. И больше я тебя не знаю.
– Но зачем же обязательно уезжать?
– Не будь дурой, Яна. Нужно было изначально не связываться. Забудь все, что видела. Все, что слышала. Все, о чем узнала. И его забудь. Как страшный сон. Как будто и не было никогда.
– Он выживет, – заявляю твёрдо.
– Да он уже труп. Но даже если и нет, то что? Не сегодня, так завтра его все равно добьют. А если ты окажешься в неудачное время в неудачном месте, то обычная летальная огнестрелка намного предпочтительнее того, что могут сделать с тобой его враги просто назло.
Отказываюсь верить. Не хочу. Не могу. Но неужели им вообще нельзя любить в жизни хоть кого-то?
– Я не понимаю. Причём здесь «враги», «назло»… разве это нормально – отыгрываться на слабых?
– Ты – его слабость. А грамотный противник всегда бьет в самое незащищенное место.
– Но ведь так не бывает!
– Яна, я тебе не советую проверять.
Не могу в толк взять, что именно меня цепляет в мужских словах. Холодность? Спокойствие? Нет. Что-то другое. И я не могу уловить ускользающую нить. Он со мной разговаривает снисходительно, как с неразумной. Но еще… еще он произнес последнюю фразу так… Мне показалось, что голос его дрогнул.
– Скажи, Вить, а у тебя есть семья?
– Была. Раньше, – Хакер произносит равнодушным тоном. Кажется, он взял себя в руки.
– А теперь? Они тоже уехали?
– Их больше нет. Ни жены, ни ребёнка.
Кажется, я пропустила еще один удар. Только что. Как это «больше нет»?!
– Что произошло…?
– Что произошло?! В дом пустили газ. А меня не было рядом. И я ничего не мог сделать. Поэтому… Яна, то, что я говорю – не просто слова.
Как можно ТАК жить? КАК можно?!
Слезы текут по лицу. Я обнимаю себя за плечи, чувствуя, как сумка с деньгами просто жжет плечо и прогибает меня…
Рома…
Наша связь длилась недолго. Четыре месяца. Всего четыре… Но ощущение такое, как будто уже целая жизнь прошла. И за плечами теперь такой тяжкий груз, словно я за это время пережила больше, чем за все годы до НЕГО.
– Поезд едет до… – Хакер называет станцию, а я мысленно отмечаю, что мне все равно и некуда податься. Ни одной живой души, готовой принять меня. А еще мама останется здесь навсегда. Но мне нужно уходить. Нет. Не так. Мне необходимо бежать отсюда, сломя голову, потому что спокойно жить в родном городе и дальше я просто не смогу. Это выше моих сил. Это невозможно. Я должна начать заново. Мне есть, для кого стараться. Точнее… будет. – А я выхожу на следующей. Всего тебе хорошего. Яна. И запомни. Если что, я тебя не знаю.
– Витя, почему я так долго не просыпалась? – этот вопрос только сейчас возник в голосе.
– Я сделал тебе укол. Ты просто спала.
– ЧТО?! – укол?! Какой к черту укол?! А если он навредит…?!
У меня вдруг зачесались ладони.
Как только приду в себя сразу пойду к врачу!
– Успокойся. Это безопасно, – выглядывает в окно. – Тормозим.
Через четыре часа я уже сидела в поезде до столицы. Билеты спокойно лежали на столике, мирно ожидая контролера. Из вещей – только то, что на мне надето. Телефон в кармане. И ключи от квартиры, воспользоваться которыми я смогу еще очень нескоро.
По местным новостям уже трубили о перестрелке на окраине города с жертвами. Но я старалась не слушать.
Я уезжала, размазывая влагу по лицу. Покидала родной город с одним лишь желанием: начать новую жизнь. Там, где меня никто не знает. Там, где до меня никогда не доберутся. Возможно, через пару лет все устаканится и забудется. И я смогу вздохнуть свободно.
Когда мы ехали с Ромой в наше «убежище», я уже знала, что ношу под сердцем его ребёнка. И теперь я ухожу беременная и беззащитная. И сюда я вернусь еще нескоро. Потому что боюсь, а после слов Хакера еще сильнее.
Рисковать собой – это одно. А ставить под удар невинную душу – совсем другое. Сегодня погасла одна звезда, но через несколько месяцев на небе жизни зажжется другая…
Мои мысли только с НИМ. Если бы он узнал, как бы отреагировал? Насторожился бы сначала, это точно. А потом скупо улыбнулся. Как всегда был бы немногословен. А потом, наверное, обнял бы меня и сказал, что все будет хорошо. И скоро мы с ним будем жить по-другому. Как настоящая семья. Вот только я позабыла. С самого начала Беркут поставил меня в известность, что он одиночка. И всегда летает без пары. В его жизни нет места никому, и мне в ней тоже быть не положено.
Горько. Скорбно. И очень больно. Болит все. И душа, и тело. Еще и тошнит вдобавок. Но я справлюсь. Мне теперь есть, для кого жить. И я буду это делать за нас двоих. За себя и за Рому.