Элиас без одежды был еще красивей, чем в ней. Он был подобен скульптуре, лучшим творениям эпохи Дане. Рельефные руки, плоский живот, широкая грудь и ни единого волоска. Я вдруг поняла, что на мне совсем ничего нет, он тоже это заметил, подал платье, им я и прикрылась.
– Это портрет Анжелин Дюран Белами, кузины моего отца. Как ты догадалась, мы в его кабинете. – Он потянулся ко мне, но я ладонью уперлась ему в грудь и чувствовала, как сильно стучит его сердце. Лицо Элиаса превратилось в маску, он продолжил: – Она погибла, почти двадцать лет назад. Дело гремело на весь Союз, маньяк напал у дома. То, что осталось от тела, было мало похоже на человека. Может быть, ты слышала о «Бабочке»?
Еще бы, печально известный убийца потрошил жертв и пришпиливал к дереву, как насекомое, поэтому ему дали такое прозвище. Этот вопиющий случай разгула преступности ставили в укор аристократии, ведь только после ее смерти поймали монстра, убившего более двадцати невинных жертв.
– Да, слышала, – тихо ответила я.
– У тебя такая же точно родинка, – после этих слов он побледнел, я видела это даже при таком свете. – Так вот почему твое лицо казалось мне всегда таким знакомым… ты почти копия отца.
Я рассмеялась, а потом смех перешел в слезы.
Элиас обнял меня, долго ждал, пока я успокоюсь, помог надеть платье, застегнул все немногочисленные крючки и провел рукой по голой спине, отчего по ней побежали мурашки. Потом оделся сам и помог привести прическу в порядок. Медленно, с какой-то болезненной нежностью распутал волосы – искрящийся цветок занял свое место. Все это в абсолютной тишине.
– Не говори ему, не хочу, чтобы он знал. – Я дрожала.
Святая Амелия, да я только что чуть не отдалась собственному брату прямо на столе! Я не была ханжой, как большинство современных девушек, не видела ничего зазорного в добрачных отношениях. Вот только не с единокровным братом!
– Почему? – после долгой паузы спросил он.
– Если мама все эти годы выдавала себя за погибшую, тому были причины. Сначала хочу разобраться.
– Пойдем, отвезу тебя домой.
Мы вышли через служебный ход. В голове было пусто. Элиас посадил меня в автомобиль и вернулся за вещами. Я обняла себя и смотрела в окно. На убегающие фонари, на заснеженную Муару, на витрины заработавших недавно ночных заведений.
– Приехали. – Машина остановилась, действительно наше ателье.
– Ника… – Он окрикнул меня. Я уже вышла. Не дожидаясь его помощи, открыла дверь и спрыгнула на мостовую.
– Я люблю тебя! – ненужное признание застыло в воздухе. Я не обернулась, только сжалась как от удара.
– Лучше бы ты выбрал Агату…
«По крайней мере, мы не будем драться за родительскую любовь». – Последняя связная мысль перед тем, как горько разрыдаться прямо на полу, спиной прислоняясь к закрытой двери.
Со второго этажа, на ходу застегивая рубашку, бежал Оливье.
– Ника, что стряслось? Так и знал, нельзя было в этом идти! – Он сел на корточки и схватился за голову, не зная чем помочь. – Ты же такая упрямая!
– Я потеряла цветок, – не прерывая рыданий, показала на волосы. Он действительно упал, когда я выходила из машины.
– Это большая утрата, – со смешком ответил друг, – но ты прогрессируешь день ото дня – в прошлый раз целое платье, а сегодня только цветок.
Оливье взял меня на руки и отнес наверх, в мою комнату. Откуда только силы взялись? Даже не запыхался. Я смыла остатки макияжа (сегодня первый раз побывала в салоне) и свернулась калачиком на старой кровати.
Первое после каникул занятие должно было начаться через несколько минут. Я впервые в жизни катастрофически опаздывала. Потому что купила утром свежий выпуск столичной газеты и не могла оторваться. Первая мысль была: «Ненавижу репортеров», а потом решила, что обеспечила славу нашему ателье на несколько лет вперед.
Всю первую полосу занимали две фотографии, они располагались одна над другой. На первой я, ослепительно улыбаясь, стояла у входа во дворец, Элиас склонился ко мне, будто признаваясь в нежных чувствах, так искрились его глаза даже на черно-белом снимке. А чуть ниже я танцевала с министром правопорядка, и руки его обнимали обнаженную тонкую спину.
«Любовница портного кружит голову первым лицам государства», «Молодая студентка бесстыдно расстраивает свадьбу министра», «Сын Премьер-министра и его фаворитка», – последний заголовок был самым нейтральным.
Пробежала глазами по статье, убедилась в самом главном – там был указан адрес нашего салона, а на гадости решила не обращать внимания, не такая это большая плата за известность. Пройдет совсем немного времени – и мою выходку забудут, во всяком случае, я на это надеюсь.
Когда я зашла в аудиторию, профессор Тремейн уже читала лекцию. Политология, мой любимый предмет. Я извинилась и, не поднимая головы, чтобы не видеть Элиаса, прошла на свое место. Так и просидела все занятие и почти ничего не услышала из наверняка интересной лекции.
– Меланика, ты знаешь новости?!
Аманду я встретила в коридоре. Я выбежала туда первой, под недоуменные взгляды однокурсников.
– Молодой герцог Ист-Адер сегодня с утра поступил в аспирантуру на «Лечебное дело» и будет читать нам «Навыки первой помощи». Герцог и врач, как это романтично… – Она закатила глаза.
– Не много ли герцогов на квадратный сантиметр нашего университета? – сказала я из чувства противоречия. Ничего удивительного в том, что новоиспеченный Восточный владыка захотел продолжить обучение в столице. Это было традицией. – А ты откуда знаешь? Прошла всего одна лекция! – Прыть неугомонной приятельницы немного развеселила.
– А она караулила ректора у двери и все слышала, – сдал с потрохами сестру Жерар. Я расхохоталась, искренне, до слез.
– Чего хохочете? – Вероник догнала меня и присоединилась к разговору.
– Ник, что это у тебя за газета? – Я посмотрела на свои руки: действительно, «Вести», мятые, как будто ими пытались натереть окно, были зажаты в кулаке. Я развернула лист и показала друзьям:
– Ну, это, скажем так, результат не самой удачной рекламной кампании. – У Жерара даже рот открылся.
– Почему же неудачной? О тебе и твоем платье говорит весь Саомар, – Элиас встал рядом, и мне показалось, что я сквозь ткань чувствую жар его тела. Ноги подкосились, он подхватил меня, не давая упасть, и в месте, где его рука коснулась тонкой ткани, меня будто пронзило током.
– Жаль, ты рано ушла, ближе к полуночи приехал новый Ист-Адер, – Вероник с широко открытыми от удивления глазами смотрела на то, как я отталкиваю ладонь Белами, – так вот, ему сестра все уши прожужжала про тебя и твое платье, он попросил познакомить его с тобой, но тебя уже не было.
– Я как-нибудь обойдусь, все равно увижу его, рано или поздно. – Не успела я договорить, как объявили общий сбор «Дипломатического корпуса».
Профессор Дюпон с улыбкой до ушей сообщил, какая великая честь нам оказана. Новый восточный герцог получил титул совсем недавно, после смерти покойного премьера, тот был его дядей и не имел своих детей, поэтому не был знаком со всей Саомарской аристократией. А поскольку сегодня он будет читать лекцию первому курсу «Лечебного дела», то хотел бы видеть на первом занятии и «Дипломатический корпус». Мне это объяснение показалось кривым до неприличия, но кто же будет спорить с герцогом?
Я заняла место в ряду у окна, почти за самым последним столом. Вероник почему-то села сзади.
– Ника, что у вас опять произошло?
– Ничего, у нас все как всегда, – опять вру, как уже надоела эта бесконечная ложь…
– Сделаю вид, что поверила, – она покачала головой, – готова к встрече с очередным высоким?
– Конечно, меня теперь этим не больно-то удивишь, – за иронией спрятала непонятно откуда взявшееся волнение.
– Добрый день, уважаемые господа! – пока разворачивалась, пропустила, как Ист-Адер – как хоть его зовут? – зашел в аудиторию. Он закрывал дверь, и было видно только высокий рост и широкую спину.