— Черт, — бормочу я в пустоту кабины. Я определенно буду двигаться вперед.
Не проходит и двадцати минут, как Шел выходит из коттеджа, и я прерываю разговор по телефону и завожу грузовик.
— Как все прошло? — спрашиваю я, когда она открывает дверцу, забирается внутрь и ставит сумочку на колени.
— Хорошо, — говорит Шел, потянувшись назад за ремнем безопасности и пристегивая его.
— Просто «хорошо»? — настаиваю я, пытаясь прочитать ее тон, и отъезжаю с парковки.
— Она мне очень понравилась, — вздыхает Шел. — Я просто не знаю, смогу ли позволить себе ее. Даже при рассрочке, сумма чуть выше, чем я могу себе позволить в данный момент, а я только недавно начала работать.
— Ты получаешь помощь от отца Хантера? — Выезжаю на главную дорогу, которая приведет нас обратно в город.
— Да, небольшую. Но такова была договоренность между нами, — тихо говорит она, и я знаю, что не услышу ничего хорошего.
— Сколько он тебе дает?
Шел возится с сумочкой, не глядя на меня.
— Не имеет значения.
— Шел, сколько он дает тебе в месяц?
— Пятьсот, — шепчет она, и мои руки сжимаются на руле.
— Что? — рычу я, поворачивая голову, чтобы посмотреть на нее.
— Все всегда было хорошо, — быстро говорит она. — Он оплачивает то, что нужно Хантеру дополнительно, и до сих пор я не хотела и не нуждалась в его деньгах.
— Пятьсот долларов в месяц — это ничто. Блядь, да Стивен порой может потратить эту сумму за один поход за продуктами.
— Нам это подходило, — восклицает Шелби, и я качаю головой.
— Чем он занимается?
— Кто?
— Твой бывший. Кем он работает? Чем зарабатывает на жизнь?
— Он юрист, — бормочет она, и я киваю.
Ничего удивительного. Одежда, которая на ней сейчас, хотя и несколько повседневная, выглядит дорогой, а сумочка на коленях, судя по принту с монограммой, обошлась ей, по меньшей мере, в тысячу долларов, если не больше.
— Он оказывает бесплатные услуги?
— Нет, — огрызается она.
— Мне жаль это говорить, детка, но твой бывший — мудак. Даже если ты согласилась на пятьсот долларов в месяц, он должен был дать тебе больше, несмотря на то, что ты его об этом не просила.
— Я сама не захотела больше, — шепчет она.
— Ты ему изменяла?
— Нет, конечно, нет, — незамедлительно следует ее сердитый ответ
— Тогда, почему? — рычу я.
— Просто так, — шипит она в ответ.
— Не может быть, — мгновенно бормочу я.
— Мы просто хотели разных вещей, — объясняет она, и я стискиваю руль. Мне ненавистно слышать боль в ее голосе, когда она говорит о нем. — Я не хочу, чтобы он был прав. Не хочу, чтобы он знал, что я не могу справиться сама, или что мне действительно нужна его помощь.
— Нет ничего плохого в том, чтобы просить его помочь заботиться о родном сыне, — возражаю я, накрывая ладонью ее руку на коленях.
— Знаю, — бормочет она.
— Итак, что сказала Мэнди?
— Что вопрос с опекой обычно решается в пользу матери, но так как я увезла Хантера очень далеко от его отца, судья может отказать.
— Черт. — Стискиваю зубы, зная, что она права. Обычно опека предоставляется матерям, но часто, если ребенок мальчик, а мать находится в другом штате, судья может решить, что мальчику будет полезнее расти с отцом.
— Я кое-что решу с Мэнди, а тем временем попытаюсь поговорить с Максом.
— Тебе не нужно с ним разговаривать, — выдавливаю я сквозь зубы.
— Он любит Хантера. Если я смогу заставить его понять, что его действия причиняют ему боль...
— Ему насрать. Он пытается причинить боль тебе, — прерываю я ее.
— Можешь высадить меня у банка? — просит она, вытаскивая руку из-под моей ладони.
— Шел...
— Я не хочу опоздать, — перебивает она.
— Хочешь, подгоню твой фургон?
— Дойду домой пешком, — тихо говорит Шел, и, улучив возможность взглянуть на нее, я вижу, что прогресс, которого мы достигли утром, сошел на нет, и она снова злится на меня.
— Я заеду за тобой. Вечером вы с Хантером пойдете ужинать с нами.
— Нет, не пойдем, — спокойно отвечает она.
— Я уже сказал Обри и Стивену, что вы придете, — лгу я и краем глаза замечаю, как при моих словах Шел напрягается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ладно, — шипит она, и мне приходится сдерживать улыбку всю дорогу до банка.
Еще до того, как я успеваю остановить грузовик, Шел выскакивает из машины и огибает капот.
— Хорошего дня, детка, — кричу я, опустив окно.
Мои слова вызывают у нее испепеляющий взгляд и несколько взглядов прохожих. Ну а я просто улыбаюсь.
***
— Бри, Стивен, — зову я, входя в дом.
За мной медленно следует Пенни. Лекарства, которые собака принимает против инфекции, сделали ее немного вялой, но когда я забрал ее, она определенно была рада меня видеть. Либо это, либо она была счастлива выбраться из клетки, в которой находилась, пока восстанавливала силы.
— Да, пап, — отзывается Обри, останавливаясь наверху лестницы и перегибаясь через перила.
— Спускайтесь. — Я бросаю пакет с мисками и едой Пенни на стол у двери.
— О, боже мой! Ты подарил нам собаку! — визжит дочь, замечая у моих ног Пенни, затем слетает по лестнице вниз, заставляя собаку спрятаться позади меня и заскулить.
— Тише, красавица, — мягко говорю я, а Обри останавливается на полпути и смотрит на меня.
— Ты купил нам собаку? — спрашивает Стивен, и я гляжу на него, стоящего наверху лестницы.
— Спускайся. Я хочу поговорить с тобой и твоей сестрой.
— Конечно, сейчас только договорю с мамой, — бормочет он, исчезая из поля зрения.
— Что с ней такое, папа? — тихо спрашивает Обри, присаживаясь на корточки, опускаясь на один уровень с глазами Пенни, которая все еще прячется за мной.
— Объясню, как только твой брат спустится, — тихо отвечаю я.
Стивен снова появляется в поле зрения и спускается по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.
— Поверить не могу, что ты привел собаку, — говорит Стивен, и я улыбаюсь ему, а затем отступаю назад, так что Пенни вынуждена встать передо мной.
— Это Пенни. — Я наклоняюсь, гладя ее по макушке. — Недавно она перенесла операцию и сейчас чувствует себя не очень хорошо, так что вам обоим придется быть с ней терпеливыми.
— Она такая милая, — тихо говорит Обри, опускаясь на колени и протягивая руку, чтобы Пенни ее понюхала. — Какой она породы?
— Частично — немецкая овчарка, и не знаю, кто еще.
Я улыбаюсь Обри, затем смотрю на Стивена.
— Почему ей делали операцию? — спрашивает сын.
— Она провела слишком много времени привязанной на улице без еды и воды. Веревка въелась в мех и кожу, вызвав инфекцию, и, чтобы удалить ее, пришлось сделать операцию.
— Люди такие уроды, — рычит он, и я чувствую, как грудь распирает от гордости.
— Так и есть, — соглашаюсь я, затем мягко продолжаю: — я привел ее сюда, чтобы вылечить и подыскать ей дом.
— Но... — начинает Обри, когда две пары глаз поворачиваются ко мне.
— Если вы, ребята, не докажете, что достаточно ответственны, чтобы позаботиться о ней, — пресекаю я их возражения.
— Я буду ее выгуливать, — тут же заявляет Обри, лаская макушку Пенни, а та прижимается носом к ее руке.
— Я тоже помогу, папа, — обещает Стивен, и я киваю.
— Там ее еда и миски. — Я киваю на принесенный пакет. — Покажите ей дом и окрестности, — подсказываю я, и Обри зовет Пенни следовать за ней, в то время как Стивен остается рядом со мной, и я уверен почему.
— Мама просила передать тебе, что завтра она будет дома, так что... тебе не нужно беспокоиться о том, что мы останемся там одни, — говорит он, подтверждая мои мысли.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Я, наконец, поговорил с Тиной после нескольких дней, когда она избегала моих звонков. Она совершенно ясно дала понять, что все еще злится, но хочет видеться с детьми, и я уверил ее, что проблем не будет, если она будет проводить ночи с ними.
— Если она уйдет, Стивен, я верю, что ты мне позвонишь.