Выбитые из Гэйля повстанцы отошли в лес, к городу Справедливости, построенному Аргой где-то в глубине леса, соорудив эту засеку, в надежде отгородится ей от Императорской кавалерии. Это, однако, не помогло. Город Арги после пятнадцатидневной осады был захвачен и разрушен. Сам Просветленный погиб. Отдельными вспышками восстание продолжалось еще около года, но к началу полевых работ постепенно сошло «на нет», оставив после себя скрытые где-то в лесу развалины города Справедливости и эту засеку. Стволы лежали на ней в беспорядке, топорщась щетиной хотя и полусгнившие, но все еще способные выполнить свое предназначение — задержать любого, кто попытается пройти через них. Засека была шириной шагов в сто и уходила в обе стороны куда-то в глубину леса
— Верно идем? — спросил Шумон.
— Вернее некуда. Перейти надо, а там упремся…
Брат Така не рискнул переходить преграду спиной вперед и, несмотря на приближающуюся ночь, в полный голос читая «Дневное покаяние», стал прыгать через стволы. Подгнившие деревья скрипели, грозили острыми сучьями, но остановить путешественников не смогли.
— Вот и дошли, — удовлетворённо сказал монах на другой стороне. — За засекой еще три поприща и все. Отдых!
Когда они вышли к часовне из-за кромки леса, отчетливо выделявшейся на сиреневом небе, показался Лао, добавив свой скупой свет к лучам заходящего солнца.
Часовня стояла внутри легкой решетчатой ограды. Ажур металлических прутьев окружал сад и несколько низких домиков расположившихся внутри неё.
Из-за деревьев виднелась крыла большого двухэтажного дома. Около ворот брат Така сбросил с плеч мешок и достал большой ключ. Запор щелкнул, монах плечом отодвинул створку, пропуская вперед Шумона:
— Входи, безбожник, — голос его был весел. — Неси грешную плоть в святое место.
Заперев дверь, он обычным образом, лицом вперед пошел к часовне. Здесь, за оградой, монах чувствовав себя в полной безопасности. Чувство зависимости от безбожника, угнетавшее его на протяжении всего пути исчезло, и он, по-хозяйски оглядывая постройки, уже не обращал внимания на Шумона.
Поужинав, после вечерней пляски и охранительной молитвы, совершенных братом Такой они улеглись на длинные жестокие скамьи, предназначенные в обычное время для гостей, приглашаемых на богослужения. Через незакрытые ставни в часовню вливался свет Лао и Мульпа, падавший на мозаичный пол и груду скамеек, сложенных в углу до лучших времен. Несколько минут эхо бросало от стены к стене скрип скамеек и покряхтывание людей, устраивающихся на ночь, а потом наступила тишина.
— Эй, безбожник, — негромко окликнул Шумона брат Така и задал вопрос, который мучил его с полудня, — Ты почему не сбежал сегодня? Там, у Парных холмов?
— Куда торопиться? Успею, — откликнулся безбожник. — Будут еще возможности.
Брат Така почувствовал, что он улыбается.
— Что же это за возможности такие? — оскорбился он. — Другого случая у тебя не будет. Это я тебе обещаю.
— Это почему же?
— Я сильнее. И удар у меня покрепче будет.
«Зазнался монах, — подумал Шумон, — осаживать его надо».
— Есть сила духа, и есть сила тела… — наставительно сказал он.
— Знаю, знаю, — откликнулся Брат Така.
— Так вот у тебя сила тела больше, чем сила духа, а у меня наоборот. А куда телу против духа? Это самое главное!
«Эка занесло его, — подумал монах, — если его не укоротить, так он черти что о себе возомнит».
— Силу духа даёт только Вера, — сказал он таким тоном, каким обычно говорят с ущербными людьми, — а у тебя её как раз и нет!
Шумон пропустил его тон мимо ушей и ответил по существу:
— Вера есть у всех. Только каждый верит в своё. Ты веришь в шестивоплощенного Карху и тень его, а я в силу Духа и разум человеческий.
— Да ты глуп, безбожник, — удивленно произнес монах. Он ответил так быстро, что Шумон понял — тот его и не слышал. — Как же можно верить в разум и не верить в Карху? Ведь наша способность размышлять от него.
Он поднялся со своего скрипучего ложа и сел. Шумон же закинув руки за голову, спокойно ответил:
— Тут, брат, опять-таки вопрос в точке зрения. Ты веришь в то, что Карха дал нам разум, а я думаю, что наш разум дал нам Карху.
— Зачем? — удивился нелепости такого предположения монах.
— Зачем? — переспросил Шумон. — А зачем костыль хромому?
Он понимал, что не в силах убедить монаха в своей правоте, но все же начал говорить ему о своем видении мира. Безбожник говорил об этом, как давно продуманном, взвешенном в правильности чего ничуть не сомневался.
Глядя на ночной свет, он излагал монаху свое понимание мира и причин меняющих его, ничуть не сомневаясь, что тот ничего не поймет. Не захочет понять.
Нанизывая слово на слово, аргумент на аргумент, он видел, как на лице монаха все отчетливее читалась обидная мысль: «Если кто из нас тут и хром умом, то это точно не я». Шумон видел все это, и постепенно им все сильнее овладевало желание погасить эту улыбку превосходства, не сходившую с губ монаха, а когда заныл отбитый монахом кобчик, он решился.
— Вот мы говорим о силе духа, — сказал Шумон, — матерью её может быть не только Вера, но и Знание.
Брат Така скривился. Наслушавшись глупостей, он не хотел более умножать их число.
— Я думаю, что жизнь даст нам возможность проверить, чья сила духа крепче — моя, основанная на Вере, или твоя, рожденная знанием, — сказал он с вызовом.
— Остаётся только встретиться с Дьяволом, и он решит этот вопрос? — усаживаясь на лавке, вкрадчиво спросил Шумон.
— Да. Когда-нибудь это непременно случится, — важно кивнул головой монах, — и тогда ты увидишь…
— Это произойдет даже скорее, чем ты думаешь, — нехорошо улыбаясь, сказал Шумон.
Он пошарил рукой под лавкой. Достав свою дорожную сумку, вынул из неё камень. В рассеянном свете он показался брату Таке каким-то ненастоящим — слишком уж легко держал его Шумон. Предчувствуя, что сейчас произойдет что-то страшное, он смотрел на него не в силах отвести глаз.
— Есть Знание, и есть Вера, — раздельно произнес Шумон. — Есть я, и есть ты. А сейчас посмотрим, кто из нас чего стоит.
Он резким движением руки перевернул камень и перед монахом ни из чего возник Дьявол…
Далее события пошли в темпе и направлении, совсем неожиданном для Шумона. В то же мгновение монах вскочил на ноги. Дыхание его пресеклось. Несколько мгновений он неподвижно стоял, упершись глазами в ужасную фигуру. Даже в слабом свете, наполнявшем часовню, Шумон увидел, как побледнело его лицо и зрачки, расширившись, совсем скрыв радужную оболочку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});