— Еще красивее оно на коже, Кастия, — прошептал Террин, отодвинув своей большой рукой с загорелой до черноты и обветренной кожей руку жены, и, подцепив ожерелье пальцами, добавил, — на твоей, дорогая. Повернись, пожалуйста.
Кастия во все глаза смотрела на руки мужа с ожерельем, поэтому не сразу смогла понять, чего он от нее хочет. Террин держал на одной руке ожерелье, тогда как второй настойчиво ее развернул к себе спиной. Через мгновение на ее грудь легло прохладное жемчужное чудо, а шершавые пальцы пощекотали кожу сзади на шее под тяжелым узлом волос.
— Где твое зеркальце? — шепнул муж Кастия на ушко, пощекотав его дыханием.
— Там, на столе, — ответила Кастия, поднимая дрожащую руку и ощупывая удивительное украшение на своей шее.
Террин отпустил ее плечи и через мгновение поднес к лицу жены посеребренное зеркальце с ручкой так, чтобы в нем отразилось не только ее лицо, но и шея и часть груди с ожерельем. Жемчужины лежали в два ряда, мягко переливаясь на слегка позолоченной солнцем коже Кастии. В отличии от сестры и матери она почти не загорала, хотя и не бегала от солнечных лучей, как богатые горожанки.
Ожерелье мягко светилось. Ровный розоватый отблеск жемчужин бросал блики на выступавшие под тонкой кожей косточки ключиц. Верхний ярус лежал на уровне ключиц, а нижний — немного ниже, на верхней части груди, подчеркивая ложбинку, открытым небольшим декольте.
Серовато-белое льняное платье Кастия, конечно, не было под стать этому роскошному украшению. Но на его простеньком фоне были еще более заметны чистота цвета, контуры и идентичный размер жемчужин. Она не понимала красоту украшения, как это сделали бы искушенные богатством и довольством люди, но сравнить их с теми, что ловили ее братья и сам Террин в юности, вполне могла.
Родные Синтери дикие жемчужинки, подаренные ее матери, сестре или ей самой, не отличались такой формой и ровным, розовато-жемчужным цветом. Сколько же усилий сделала та жемчужная раковина, чтобы произвести такое чудо?
— Оно прекрасно, Террин… Но, наверное, такое дорогое, — Кастия отвела зеркало от себе и всем телом повернулась к мужу, — Ты много золота за него отдал? — она посмотрела на него, понимая, что мужчина сделал ей слишком дорогой для их острова подарок.
Ее восхитила красота этого роскошного украшения, но она боялась даже подумать, сколько рыбы и крабов ему надо еще наловить, чтобы расплатиться за него.
— Я за него не платил, — засмеялся Террин, — Ну, вернее, только за серебро и работу отдал материковому мастеру. Жемчужины я вырастил и добыл сам. Для тебя.
Кастия ахнула и всплеснула руками. Потом порывисто обняла мужа, обхватив за шею и крепко прижавшись.
— Террин, — восхищенно прошептала она, — как тебе удалось такое?
Взволнованная девушка стиснула плечи мужа, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться своей щекой до его лица и прижаться к теплой слегка колючей коже. Террин помог в этом ей, обхватив за талию и приподняв над полом.
— Это же опасно. Они же глубоко на дне живут, — прошептала она.
Мужчина крепко стиснул ее талию и опустил на пол, прижавшись лицом к ее лбу.
— Я несильно рисковал, — тихо-тихо сказал он, сразу же посерьезнев и поняв, что именно взволновало его жену, — Меня научили задерживать дыхание, когда я был на Желтых островах. Они там едва ли не с младенчества ныряют за жемчугом. До пяти — шести минут дыхание держат. И этого хватает, чтобы спуститься на дно за раковиной. Я со временем тоже смог так. И так, чтобы видеть все и знать, что происходит на морском дне. Там дети запросто плавают. Нам далеко до их бесстрашия.
Кастия судорожно вздохнула и до боли в суставах вцепилась в его плечи, не замечая, что, кажется, царапает кожу даже через тонкую серую ткань рубашки.
Она вспомнила, как Верт рассказывал о своем опыте, когда еще мальчишкой нырял с утесов, собирая жемчужины для маминых бус. Вспомнила, как он едва не утонул, доставая последнюю, а их отец чудом смог вытащить из воды полуживое тело своего скрученного судорогой сына.
После этого родители потребовали с него клятву, что он больше не будет нырять. Но все они, и родители, и Кара, и Ярет, и Кастия знали, что смерть в тот день была совсем рядом с их домом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Никакое украшение, — дождавшись, когда отец выскажется, тогда твердо сказала мама, обняв мальчика и пристально вглядываясь ему в глаза, — не заменит мне тебя, сынок. Я прошу…. молю тебя, не ныряй больше. Я знаю, что ты меня любишь. Мне не нужны доказательства любви. Я тебе верю.
В груди Кастии сильно закололо и заныло, когда она представила, как в морской толще ко дну плывут юркие тела тех почти детей, о которых говорил муж. "Какая же мать или отец позволит своим малышам так рисковать?" — подумала она с ужасом.
Эти дети рассекают водные потоки и с годами ныряния матереют и крепнут. И вскоре она поняла, что видит, что один из ныряльщиков — ее веселый смешливый Террин с его вечно растрепанной копной волос и задорными глазами.
Он все ниже и ниже спускается ко дну, в непроглядную темень, где в водорослях и кораллах в густой тине и грязи прячутся большие, едва светлеющие в воде жемчужные раковины. Проплывает мимо разных коряг, что пытаются зацепить его своими руками-ветвями, чтобы схватить и остановить. Он осторожно минует их, не соглашаясь становиться пленником морского дна.
Когда над ним становится уже десяток шагов, а высоко-высоко наверху светится едва видное сквозь водную поверхность солнце, вода постепенно густеет и превращается в желе. И мужчина вязнет в нем, запутывается в коварных плетях морских водорослей. Воздух, который он набрал прежде, чем прыгнуть в воду, уже заканчивается. Он вот-вот задохнется, и не сможет вынырнуть. Террин открыл рот, но вместо желанного и так нужного воздуха туда заливается вода…
"Нет, нет, нет". Она забылась и, не замечая, что продолжает прижиматься лбом ко лбу мужа, резко покачала головой, желая прогнать страшную картину, что нарисовало ее слишком богатое, по мнению мамы, воображение.
— Нет, нет, нет, Террин, — она судорожно сжала бледными напряженными пальцами плечи мужа, — прошу тебя, умоляю..
Кастия не знала о чем просить, но молила, подняв лицо к мужу и заглядывая в его глаза. Муж встревоженно смотрел сверху вниз.
— Кастия, все хорошо. Мы — взрослые и страхуем друг друга. И клети не так глубоко на дне, как это делают на Желтых островах, — наконец решился он и заговорил, рассказывая жене о своем проекте.
После возвращения на остров он не забросил идею разведения жемчуга на родине. Ему удалось сколотить небольшую артель, набрав в нее уверенных, рисковых и смелых мужчин. Для них было еще совсем новым нырять за жемчужными раковинами, а еще более неизвестным — находить самые подходящие, чтобы растить в них жемчуг и оборудовать место кладки раковин, не только соблюдая условия разведения, но и защищая от разграбления.
Они арендовали часть суши на восточном утесе, построили клети для жемчужниц, закупили на Желтых островах органические камешки, которые должны были стать полноценными жемчужинами. Пока дело развивалось, Террин и товарищи продолжали ловить рыбу и крабов, сдавать их на рынке, чтобы иметь стабильный заработок, чтобы кормить свои семьи. Приходилось крутиться, но для него это не было новым. Он всю жизнь жил в таком ритме, когда на нее оставалось совсем немного времени.
— Я годами так жил на Желтых островах. Заплатил за то, чтобы меня научили, полностью провел несколько циклов роста жемчужин. Как их сажают, крепят, прикармливают, ухаживают и наблюдают. Я вкладывался в несколько проектов своего наставника и коллеги, вместе с ними нырял за жемчужницами, проверял и ухаживал. Они выращивают не только розовый и белый жемчуг, но черный и даже цветной. Все эти жемчужины оттуда. Для тебя, Кас, — он пытливо заглядывал в глаза жене, которая смаргивала слезы с ресниц, не желая отпускать его взгляд и хоть на секунду оторваться от него, чтобы вытереть их с щек.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ей казалось, что она только, что узнала о его гибели. Понимая, что вот он, живой, рядом с ней и обнимает крепко, а она ощущает его тело своим, вцепившись в плечи своими пальцами и ногтями до крови и с ужасом думала, что не расцепит руки, не отпустит его. Потому что, если она его отпустит, эта страшная мысль окажется правдой, а пока же все еще можно исправить.