Окуневскую открыл Михаил Ромм. Она так сыграла роль юной жены старого фабриканта в мопассановской «Пышке», что затмила своим женским очарованием саму Пышку. Хотя, может быть, тогда она была и не так трогательна, как в роли проститутки, в роли без слов, в спектакле «Бравый солдат Швейк» у Николая Охлопкова. Но публика стонала от удовольствия. Следом производственный фильм 1935 года «Горячие денечки» с ее участием, на котором зрительский народ таял от той же чувственной экспрессии.
«Я стала взрослой, женственной, у мужчин успех», – это она о себе в то время. Но и женственный успех в театре и кино. Теперь у нового режиссера Леонида Лукова, заново открывшего ее. В фильме «Александр Пархоменко» он определил ей роль фанатичной контрреволюционерки. Фанатичность эту оттеняет бешеный темперамент и лицо-маска офицерской жены: выделанные кричащей помадой губы и углем пордведенные сверкающие глаза – вот она, белая кровь, кипящая от ненависти к красным. Образ, с которым она свыклась. После съемок Луков, нелюбимый режиссер Сталина, целовал ей ноги и причитал:
– Я теряю сознание, схожу с ума от ревности, когда на вас смотрят!
Вот за что ее так ненавидел Константин Симонов, близкий приятель ее мужа, писателя Бориса Горбатова. Потомственная аристократка, она отдавалась с экрана всем.
В войну в Алма-Ате Окуневская снялась в роли диктора радио в оккупированном Белграде в фильме «Ночь над Белградом» того же Лукова. Она там поет песню партизан. Поет под аккомпанемент джазового оркестра Генриха Варса, бежавшего из Польши. Но как поет! Потом она повторяла эту песню десятки раз на бесчисленных фронтовых концертах в действующей армии и в освобожденной Европе – в Югославии, Австрии, Венгрии, Румынии, Болгарии. Везде одно и то же: зал стонет, кричит, аплодирует, прорвавшиеся к сцене хватают за платье. Кругом густая атмосфера мужского поклонения и жгучего желания – еще, еще, пой, ходи, говори!
А Валентина Серова в фильме 1939 года Константина Юдина «Девушка с характером» в роли комсомолки, страстно зовущей ехать на нашенский Дальний Восток обустраивать его? В кинотеатрах очереди, смотрят не по одному разу. Героиня Серовой – комсомолка Катя Иванова, энергична, но нежна, по-женски обворожительна. Серова играла саму себя. Ее женское естество захлестывало социальность роли. Но оттого она и управляла настроением зала – желаниями и фантазиями на уровне подсознательного.
В 1941 году тот же режиссер снял ее в фильме «Сердца четырех». Любовная комедия – красный артиллерийский офицер Колчин влюбляется в университетскую преподавательницу математики Мурашову-Серову. Теплый, солнечный фильм о пронзительно-чистой, акварельной Москве, о сочной, яркой, пленительной подмосковной природе, и о любви, где элегантная женственная Мурашова в маске недотроги плавится от мужского прикосновения. И все понимают – эта женщина правит миром, но никак не математика и артиллерия. Прозрачные глаза, в которых можно утонуть, и яркие губы, притягивающие сильнее магнита – какие тут, к черту, пушки, когда такая Серова на экране! И каждое движение ее кричит: «Я мягкая, я слабая, я управляемая!»
В 1941 году секретарь ЦК партии Андрей Жданов под влиянием Сталина выдал чиновничье-суконное: «Фильм легкомысленный». И потребовал не выпускать его в широкий прокат. Но в победном 45-м фильм взял свое. Успех был огромный – на экране торжествовал женский талант Серовой.
Но, конечно, самым ударным ее фильмом оказался «Жди меня» Столпера по сценарию будущего мужа Константина Симонова. Его стихотворение «Жди меня» в 1941 году неожиданно появилось в «Правде». Симоновские строки о силе женской верности запоминались сразу, особенно впечатляли бойцов и офицеров действующей армии.
Жди меня, и я вернусь,Всем смертям назло…Не понять не ждавшим им,Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.
Два слова – «Жди меня», – начертанные на броне танков и бортах самолетов превратились чуть ли не в главный слоган Великой Отечественной войны, наряду с вошедшими в историю: «Папа, убей немца!», «Наше дело правое, враг будет разбит!», «За Родину, за Сталина!».
Тогда немногие знали, что Константин Симонов посвятил «Жди меня» любимой женщине Валентине Серовой. Потом Симонов написал непритязательный киносценарий, навеянный этим же стихотворением. И Серова сыграла в фильме по этому сценарию роль Лизы Ермоловой – жены летчика, которого ждет. Сыграла так, что, являя характер столь неверный в женской стихии, вдруг предстала символом неотразимой женской верности. Верности, явившейся в чувственной наготе образа. Все те же льняные локоны, воспаленные губы, прозрачные глаза, ладный стан, обволакивающий голос – так в кино. От экранной Серовой зал намагничивался энергетикой чувственности. Умела она разбудить сексуальную память о доме, о жене, о любимой подруге. Серова с экрана внушала: жить стоит и ради женщины, вот такой слабой, как я.
В 1940 году взошла звезда Лидии Смирновой. Звездной актрисой и любимой женщиной мужчин Советского Союза ее сделал фильм «Моя любовь». Режиссер Корш-Саблин и композитор Исаак Дунаевский вылепили весьма привлекательный образ. Да и натура была с большими возможностями. В фильме героиня Смирновой – красавица, передовик производства – усыновила малыша. Это породило массу недоразумений в отношениях с поклонниками, где каждый явил свое лицо. Глуповатая картина, как определил ее Дунаевский. Но 19 миллионов человек посмотрело – ее любовь собирала полные залы. В окружении военных и политических фильмов так хотелось глотка обывательской жизни, пусть даже глуповатой.
А нашел ее, Смирнову, для этого кино, тот, кто написал сценарий – Иосиф Прут. Дунаевский задал мелодию для фильма, и тогда у него появилось свое виденье натуры. Актриса должна быть курносенькая, ладненькая, типично русская, заводная и чувственная. «Она, как молодой дог», – подытожил Дунаевский.
Такой и увидел Смирнову в толпе на Невском проспекте Иосиф Прут. Остановил, и сказал, что надо пойти на студию, к режиссеру Коршу, «чтобы тебя попробовали».
– Как так попробовали?
– Да не в том смысле, что ты подумала. Для этого у нас другие есть. А в смысле кино.
В то время в Ленинграде у молодежи слово «попробовать» означало переспать, заняться с девушкой любовью…
И глуповатый фильм стал гвоздем сезона. Дунаевский сделал Смирнову вожделенной мечтой, сексуальный имидж ее буквально взвился над страной. Но и сам не устоял, закрутила страсть не к образу – к живой натуре. Смирнова – Дунаевский! Пожалуй, это было самое яркое и красивое любовное приключение в стране в 1940–41 годах. Не устоял создатель образа, как не устояли и миллионы потребителей этого образа, зачарованные им в фильме. Влюбились и шли снова к экрану, чтобы продолжилось ощущение чувственного праздника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});