в силах смотреть на это зрелище, говорит, что сделает все, чтобы я не пострадала.
Пифия отправляет Нэнси за одеждой Анюты, и мне говорит:
— Бэмби, я сделаю все, чтобы никто тебя и пальцем не тронул. Ты поступила опрометчиво, но удивительно верно. Все ненавидели Тамару, и я тоже.
— Спасибо тебе, — говорю я, и сжимаю ее худые холодные руки. — Анюта спасала меня. Дважды. Мне очень жаль, что я ничего не могу для нее сделать.
— Ты уже сделала, солнышко мое.
Нэнси приходит с Давыдихой. Я замираю, а Пифия выпрямляет спину, уже готовясь меня защищать. Но наша сутенер закуривает, и говорит:
— Хуй с ней, с этой Тамарой. Закопаем как собаку, и бог с ней. Где Анечку хоронить будем?
Давясь слезами благодарности, я говорю, что знаю неподалеку одно место.
17
Рысья гора. Я часто приходила сюда, чтобы побыть в одиночестве, но сегодня здесь много людей. На похороны пришли все, кто хотел попрощаться с Анютой. Мужчины Давыдихи вырыли могилу как раз у того камня, на котором я любила сидеть и рассуждать. Мы стоим в зарослях вереска, и устилаем могилу цветами дикорастущего шиповника. Мы купили букеты роз, и срываем с них красные лепестки, кидаем в яму, чтобы нашей девочке мягко спалось.
Ее юбка, ее любимая куртка. В карман сую ей сигареты и зажигалку. Нэнси под скрещенные руки кладет ее сумочку с косметикой и с небольшой суммой денег, ведь никто не знает, нужна там наличка или нет. Завернутая в алый шелк, она так прекрасна! Вот вот, и проснется, улыбнется всем и засмеётся. Мы опускаем тело на россыпь шиповника и лепестков роз, позволяем мужчинам закопать тело.
Сосны, изумрудный мох. Запах вереска, скорби, и надежды на то, что Там с ней будет все хорошо. В мыслях я прошу духов Рысьей горы принять Анюту как свою, и защитить от темноты и ночи.
"Солнышко мое, мы будем навещать тебя. Мы будем оберегать твой крепкий сон".
Так как я и Нэнси — самые близкие люди Анюты, нам высказывают соболезнования. Даже подходят те женщины, которые были свидетельницами убийства. Им я ничего не говорю, и прячу лицо в плечо Нэнси. Он берет меня за руку и сжимает. Я ищу взглядом Олега, но он стоит сзади. Он кладет мне руку на плечо, и я чувствую себя гораздо легче. Олег один единственный человек из клиентов, кто посвящен в то, что произошло.
Когда все расходятся, мы втроем остаемся, и просто говорим. С улыбкой вспоминаем Анютины приколы, ее жизнь и приключения. Ее философию, которая помогла нам не сломиться и выжить.
Я замечаю в Нэнси страх, и не говоря ни слова, обнимаю его. Мысленно сообщаю ему, что не брошу его, что он не останется один.
***
Мы уходим под вечер, напиваемся, и ложимся спать. Я с Олегом, а Нэнси на койке Анюты. В номере еще пахнет ею, и если закрыть глаза, и забыть 16 августа, то можно легко вообразить, что наша подруга еще жива, и просто задержалась в кафе за разговором с одним из клиентов.
Но я не могу уснуть. Я вспоминаю. Если бы Анюта не помогла мне помыть голову, я бы из-за гордости умерла на улице, или бы меня убили. Я знала, что не вернулась бы к матери. Не ее бы предложение поехать с ней и Нэнси в Рысью гору, я бы так и бомжевала на улицах. Я бы не научилась самостоятельности. Да, происходило много плохих вещей, но Анюта помогала пережить их, извлечь урок.
Я возвращаюсь мыслями к воспоминаниям о том, как под моими руками ломался череп Тамары. Знаете ли, я бы испытала больше сожаления, если бы убила собаку. Старую суку скинули в яму по другую сторону трассы, и без почестей закопали. Я стояла рядом с мужчинами Давыдихи, и проклинала могилу, в которой будет гнить эта падаль. Когда ее закопали, мы плюнули в землю и ушли. И видит бог, я ни капли не жалела о том, что я сделала. Рысья гора и земли рядом хранят в себе кости многих людей. Я отомстила за подругу.
***
Утром мы разбираем вещи себе на память. Я забираю ее сапожки, благо у нас один размер. Нэнси берет платьице в мелкий цветочек, и надевает его. Он смотрит в зеркало, и говорит, что хочет покрасить волосы в рыжий.
— Я не могу представить, что теперь буду один, — говорит он, смотря в зеркало.
— Дурачок, я же останусь, — говорю я, но Нэнси красноречиво смотрит на Олега, и я понимаю, о чем он. Проклятье. Говно. Сука. Черт бы побрал эту сраную любовь.
— Бэмби, — улыбается Нэнси сквозь слезы, — Если ты останешься здесь, то я сама тебя прибью. Ты понимаешь? У тебя есть шанс, и ты не должна просрать его.
Чертовы слезы снова слепят меня, и я мотаю головой, отказываясь от слов Нэнси. Пожалуйста, не говори того, чего я не хочу слышать. Пожалуйста.
— Бэмби, я не пропаду. Я сильная. Я умная. Я найду сильного мужчину, который позаботится обо мне. Но я не позволю тебе просерать здесь свой шанс. Пока мы можем, нам надо уходить отсюда.
— Нэнси, если хочешь, я помогу тебе устроиться на хорошую работу, — вступает в разговор Олег, — Помогу с жильем.
— Иди в жопу, — улыбается Нэнси, но в его глазах сверкают лишь слезы и благодарность, — Я должна сама вытащить себя. Но если у меня не получится, я попрошу помощи. Но ты должен спасти Бэмби. И знай, что если ты обидишь ее, я оторву тебя тестикулы.
— Нэнси…
— Бэмби, вы должны уехать. Сейчас. Я не перенесу и дня с вами, зная, что это конец.
Нэнси улыбается и кивает. Что мне еще остается? Я обнимаю его и напоминаю о своей заначке, которую оставляю ему. И напоминаю о том, что он может звонить мне в любое время дня и ночи. Нэнси, я люблю тебя.
Эпилог
Эти чертовы стукалки, мои сапожки, мои каблы — ломаются в самый неподходящий момент, и я падаю прямо задницей на лед. Вместо того, чтобы подняться, я разваливаюсь у входа в магазин. Прекрасно! Прохожие смотрят на меня как на алкоголичку, хотя я пила только вчера — неразбавленный виски в каком-то вонючем баре. Приподнимаюсь и вздыхаю. Раз уж джентльменов среди прохожих нет, чтоб помочь мне подняться, я раком отползаю на подсыпанную часть тротуара и встаю. Отряхиваюсь, и понимаю, что не ушиблась. Ну хоть на этом спасибо.
Закуриваю. Честно, господа