Среди арестантских подпольных профессий есть одна, имеющая репутацию элитной. Нет, не торговля наркотиками — ими как раз в тюрьме никого не удивишь. Любой заключенный, обладающий связями на воле, может продавать наркоту в своем блоке или на общем прогулочном дворе. Самым большим уважением в американских тюрьмах пользуются юристы, познания которых могут сыграть решающую роль в судьбе заключенного.
По закону в каждой американской тюрьме должна работать юридическая библиотека. В тюрьмах общего и усиленного режима заключенные часто вынуждены довольствоваться небольшой комнатой с четырьмя-пятью десятками кодексов, юридических справочников и парой пишущих машинок. В тюрьмах строгого режима, где для многих арестантов хорошо составленная апелляция — единственный шанс обрести свободу, юридические библиотеки порой близки по размерам к университетским. Во всех библиотеках работают сотрудники только из заключенных. В большинстве тюрем существуют курсы, выпускники которых получают право работать «правовыми ассистентами», то есть помогать закаченным составлять юридические бумаги всех видов.
В нью-йоркских тюрьмах можно встретить и бывших профессиональных адвокатов. В Фишкиллской тюрьме я «ознакомился с Марком Фогелем, юристом, который в свое время представлял интересы крупных американских инвесторов в Карибском бассейне. Он даже участвовал в организации правительственного кризиса на Сен-Мартине, чтобы свергнуть несговорчивую администрацию острова. Фогель, осужденный на срок от 4 до 15 лет по 46 эпизодам мошенничества, практически жил в юридической библиотеке. Но он работал только над собственной апелляцией, избегая рассказывать зекам о своей вольной профессии. Другие бывшие юристы, которых я знал — Пласт, получивший срок за заговор с целью убийства своего клиента, и Розенбаум, загремевший за неуплату налогов, — тоже себя не афишировали.
Бывшие профессионалы, как правило, избалованы большими доходами на воле и не хотят рисковать из-за несущественного, по их стандартам, приработка. «Рисковать» — потому что тюремные правила штата Нью-Йорк строго запрещают заключенным взимать плату за юридические услуги другим арестантам. Даже обнаружение во время обыска чужих юридических бумаг чревато карцером. За «правовыми ассистентами» администрация следит особенно бдительно, периодически обыскивая их отсеки и проверяя, не поступают ли на их личные счета подозрительные денежные переводы. Профессиональные юристы, как и другие «интеллигентные» заключенные, обычно стараются быть на хорошем счету — им дискомфортно, когда приходится что-то скрывать или прятаться.
Совершенно другой тип — арестантский юрист (или, по меткому определению одного русского зека, «лойерок»[11]). Чаще всего это долгосрочник, иногда многократно судимый, набивший руку на составлении апелляций, жалоб и прошений, знающий на личном опыте самые разные аспекты уголовного законодательства Некоторые «лойерки» имеют много мелких клиентов: один хочет перевестись в тюрьму поближе к дому, другой оспаривает дисциплинарное взыскание, третий добивается диетической пищи. «Л ой-ерок» готов помочь любому за пару блоков сигарет. Есть и юристы, которые берутся только за крупные дела; составление апелляции или подготовку к иммиграционному слушанию. В таких случаях счет идет на сотни долларов. Их с великими предосторожностями на воле передает доверенному лицу «лойерка» семья клиента.
Мне неоднократно приходилось слышать, что некоторые арестантские юристы работают качественнее, чем профессионалы. На воле действительно трудно найти адвоката нужного профиля. Многолетний опыт личного общения с судебными и тюремными инстанциями зачастую формирует у «лойерков» некое шестое чувство, которого лишены корифеи права с Бродвея и Мэдисон-авеню. Арестантские юристы во многих тюрьмах очень жестко конкурируют, иногда используя чисто гангстерские приемы. В тюрьме Ривервью долгое время очень успешно работал белый «лойерок». Потом туда прибыл с этапом новый правовой ассистент-негр, и в спальном отсеке удачливого конкурента случился поджог. Тюремные правила предписывают в таких ситуациях немедленно изолировать потерпевшего в одиночке «из соображений безопасности» с последующим переводом в другую тюрьму. Это и было проделано с белым «лойерком». Правда, поджигатель своей цели не достиг, его кто-то выдал, и он загремел на штрафной режим. В других случаях, однако, от конкурентов вполне успешно избавлялись такими же или еще худшими методами. Я слышал даже о подбрасывании наркотиков накануне обыска.
Могила для бедных
В советских лагерях некоторые заключенные с художественными способностями могли выжить благодаря покровительству администрации. Солженицын писал о художнике, снятом с общих работ, чтобы рисовать пейзажи и натюрморты для «кума». У Шаламова упоминался музыкант, обучавший пению жену начальника лагеря. В американских тюрьмах их таланты вряд ли бы нашли себе применение: здешние власти не претендуют на любовь к искусству. Зато услуги виртуоза-бухгалтера в Уотертаунской тюрьме пришлись весьма кстати. Все местное начальство ходило к нему со своими декларациями о доходах. Манипулируя чрезвычайно запутанными налоговыми законами США, бухгалтер экономил для тюремщиков сотни и тысячи долларов. В его распоряжение предоставили персональный компьютер, а в качестве вознаграждения выделили лучшее место в почетном бараке, где он мог пользоваться грилем и холодильником.
В Фишкиллской тюрьме я некоторое время обитал в четырехместной камере, где моим соседом был Мелвин Пейнтер, негр из штата Вирджиния, садовник по профессии. К несчастью, несколько лет назад он забросил садоводство, переехал в Нью-Йорк и занялся торговлей крэком. Его довольно быстро взяли; при аресте Пейнтер нанес тяжелое ранение агенту Федерального управления по борьбе с наркотиками. Со сроком от 8 до 25 лет он загремел в нью-йоркскую тюрьму «Ваге Hill» («Голый Холм»). Начальник этого «холма» имел неподалеку дом с обширным, но запущенным садом. Однажды, производя инспекцию тюремного парника, начальник обратил внимание на пейнтеровские грядки. Помимо своих профессиональных талантов, Пейнтер обладал еще и обычной у чернокожих с Юга обходительностью, и в скором времени начальник решил доверить ему собственный участок. Тюремный босс под личную ответственность выписал Пейнтеру допуск для работы за пределами тюрьмы, обычно выдаваемый лишь неопасным заключенным с маленькими сроками. К садовнику, конечно, приставили вооруженного конвоира, но Мелвин и не собирался бежать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});