Новый год — едва ли не единственный момент в жизни американских заключенных, когда контроль охраны над ними ослабевает. В тюрьмах США, в отличие от российских зон, заключенные находятся под постоянным наблюдением. И в жилых помещениях, и в производственных, и в клинике, и даже в церкви постоянно дежурят надзиратели. И на Новый год они не покидают своих постов, но хотя бы не стоят над душой. Заключенные несколько минут чувствуют себя как бы свободными.
Правда, именно к Новому году была приурочена однажды попавшая мне в руки инструкция для персонала Фишкиллской тюрьмы. В ней было указано, что в период с 25 декабря по 1 января заключенные склонны болезненно воспринимать свою разлуку с родными и близкими. Поэтому охране следует внимательно наблюдать за их настроениями во избежание возможных самоубийств.
Инструкция не лгала. В сочельник и под Новый год в очереди к телефону замечаешь печальные и даже виноватые лица. Ведь поздравить с праздником жену или любовницу можно только за счет абонента.
Полночное веселье быстро сменяется угрюмой тоской. Именно 1 января в американской тюрьме очень легко получить в физиономию по самому незначительному поводу.
Глава 2
Всюду жизнь
Мы работаем в кандальной бригаде
Еще не так давно в Соединенных Штатах существовали каторжные тюрьмы. Закованных в цепи арестантов выводили на разные общественно полезные работы: на строительство мостов, шоссе и железных дорог. Некоторое представление о работе в ножных кандалах можно составить по «Запискам из Мертвого дома» Достоевского, но в американском варианте заключенные зачастую были прикованы еще и к длинной общей цепи, которую колонна при передвижении волочила по земле. В некоторых нью-йоркских магазинах звукозаписей и сейчас можно отыскать старые песни о кандальных бригадах, своего рода американский блатной фольклор:
We work all day — in the rain or sun,Working on the chain gang.And every time I look up — there’s a man with a gun,— Working on the chain gang».[7]
На Юге каторжников иногда использовали даже на сельскохозяйственных работах, как в XIX веке — рабов. В 1958 году, после нашумевшего разбойного нападения на отель в Южной Каролине, во время которого был убит полицейский, бригады каторжников бросили на прочесывание окрестного кустарника. Там рассчитывали найти опустошенный бандитами сейф и табельное оружие убитого. Правда, тогда из-за особенностей ландшафта от общей цепи пришлось отказаться.
В эпоху либерализации 60-х годов кандальные бригады повсеместно ликвидировали. Южные штаты держались дольше всех. Уже в 1994 году, на обратной волне ужесточения тюремного режима, законодательное собрание Алабамы восстановило у себя в штате кандальные бригады. Правозащитные организации США не преминули заметить, что это — достойное продолжение традиций штата, где в 1963 году травили овчарками негритянских демонстрантов (это описано Сергеем Михалковым: «В диком штате Алабама страшный город Бирмингем»).
В 1997 году кандальные бригады в Алабаме снова отменили. Кардинальную роль в этом, однако, сыграли не борцы за права человека, а местный профсоюз тюремной охраны, официально осудивший возврат к каторжным работам. Надзиратели поняли, что тяжелые и унизительные условия труда озлобляют заключенных и могут привести к нападениям на охрану. Интересно, что это далеко не единственный случай столь неожиданного заступничества. Профсоюзы охранников из тех же прагматических соображений боролись против таких рьяных затей начальства, как уплотнение камер в Нью-Йорке, содержание арестантов в палаточных концлагерях в Аризоне и запрет на спортивные снаряды в тюрьмах Джорджии.
В штате Джорджия постоянные конфликты между властями и профсоюзом надзирателей привели в конце концов к тому, что администрация почти повсеместно сократила гостюремщиков и заключила контракты с частными фирмами. Помимо сокращения расходов, это дало еще и возможность игнорировать жалобы заключенных на жестокое обращение: ведь их новые тюремщики формально не были государственными служащими. Несмотря на судебные иски против этой политики, и некоторые другие штаты последовали примеру Джорджии, передав охрану тюрем в руки частных агентств. Одна из таких фирм даже выставила на бирже свои акции, которые имели довольно большой успех — перспективная отрасль.
Не менее популярными оказались акции компании «Юникор». Эта корпорация, открывшая филиалы во многих штатах, поставляет свою продукцию крупным государственным заказчикам, в первую очередь — американскому оборонному ведомству. Свои производства «Юникор» разворачивает в тюрьмах, что позволяет экономить на оплате труда и легко обходить конкурентов, использующих вольную рабочую силу. Сюжет о корпорации «Юникор» появился в популярной американской телепрограмме «60 минут», которую мне довелось видеть в Фишкиллской тюрьме. Журналисты брали интервью у разозленных поставщиков, вынужденных сворачивать производство из-за перехваченных «Юникор» заказов. Затем на экране появился дородный и самоуверенный директор «Юникор», назидательно заметивший интервьюеру: «Наша фирма принимает в расчет новую государственную политику в борьбе с преступностью: сажать больше и на более долгий срок. На этом мы делаем свой бизнес».
При этих словах упитанного директора вся собравшаяся у телевизора разноцветная толпа арестантов издала общий вздох, за которым последовал шквал ругательств:
— Вот почему, сволочи, такие срока навешивают!
— И досрочку не дают, пидарасы!
— Мы для них дойные коровы! Деньги на нас делают, сукины дети!
— Ох, попался бы ты мне, жирная скотина! Пять минут со мной в камере — тебя бы родная мать полгода не узнавала!
Почти все нью-йоркские заключенные убеждены, что кому-то выгодно их сажать. В некоторой степени это верно — администрация штата Нью-Йорк получает от федерального правительства ассигнования на постройку и содержание тюрем. Прямого дохода казне штата это не приносит, но сокращает безработицу: создаются вакансии для надзирателей и разного рода вольной обслуги. Поэтому так много тюрем строится в экономически отсталых районах штата. Что же касается чисто коммерческих производств, то они еще в начале века были в тюрьмах Нью-Йорка запрещены именно усилиями корпораций, боящихся потерять конкурентоспособность. Ни одна нью-йоркская тюрьма в экономическом смысле не рентабельна.
Впрочем, трудно сказать, выигрывают ли нью-йоркские заключенные от того, что в их штате деятельность компании «Юникор» запрещена. Арестанты, которые пьют в зарешеченных цехах этой фирмы костюмы химзащиты или штампуют запчасти для авиамоторов, конечно, зарабатывают на порядок меньше, чем вольныерабочие, но все равно — значительно больше своих собратьев в нью-йоркских тюрьмах. При семичасовом рабочем дне заключенный на фабрике «Юникор» зарабатывает до 200 долларов в месяц. Этого вполне достаточно, чтобы обеспечить себя сигаретами, продуктами из ларька и время от времени заказать по каталогу кроссовки, куртку или плейер. В нью-йоркских тюрьмах даже на «придурочных» работах (помощник учителя или клерк в тюремной конторе) заключенный получает не более 30 долларов в месяц. Неквалифицированный труд (уборка бараков, к примеру) дает лишь 12–15 долларов в месяц. Без «подогрева» с воли заключенный при таких заработках немного может себе позволить. Обычно он запасается концентратом искусственного бульона (14 центов брикет), едким рассыпным табаком «Тор» вроде махорки (37 центов пачка), да иногда может побаловаться настоящим мылом и зубной пастой вместо казенной дряни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});