class="p1">— Я обычная, Дани. Самая обычная и простая.
Он усмехнулся и ответил мне:
— Ты не разбираешься в девушках, кариньо. Но это ничего, потому что у тебя отличный вкус на мужчин.
Я думала, он меня сейчас поцелует, но Дани продолжал просто нависать сверху и смотреть на меня очень внимательно. Словно он был не рок-стар, а ботаник какой-то и изучал сейчас какой-то необычные цветок.
— Ты совершенно особенная, Анита, — проговорил Дани очень серьезно и тихо, словно делился со мной тайной. — Я никому не рассказывал о той ночи в Шато. Знал только Алекс. Даже маме было стыдно признаться, хотя мы с ней очень близки.
Мне стало неудобно. Я снова погладила его по лицу и произнесла:
— Прости, что задаю такие неудобные вопросы. Ты не обязан откровенничать со мной.
— Не обязан, — кивнул Дани. — Но я хочу. Хочу, чтобы ты знала обо мне все, без все мишуры и блеска. Хочу быть честным. И на удивление, у меня это очень легко получается.
Я безумно хотела его поцеловать в этот момент. Губ Дани были так близко, его свежее дыхание манило попробовать на вкус, но еще слаще самого поцелуя был этот самый момент между нами. Момент признаний и принятия, в который зарождалось нечто большее, чем я испытывала в клубе и на диване в гостиной Алекса.
Но мой горячий испанец, разумеется, не мог долго быть серьезным. Он хитро улыбнулся, и я поняла, что сейчас будет дразнить.
— Вообще, конечно, теперь мы квиты. Я видел тебя голой, так что немного душевного обнажения — достойная плата.
Я засмеялась, дернула его за ухо.
— Я тоже видела тебя голым. Сегодня.
Дани нахмурился.
— Да? Разве? Ты же глаза закрывала руками.
— Я подсматривала сквозь пальцы.
— О, кариньо, зачем обманываешь? Ничего ты не вдела и сквозь пальцы. И потом специально смотрела исключительно мне в глаза. Иначе…
— Иначе что?
— Ты бы уже спросила.
— О чем? — не понимала я его намеков. — О чем спросила, Дани?
Он не ответил, тихо засмеялся, и, наконец, начал меня целовать, легонько касаясь губ, бормоча:
— Ничего особенного, детка. Глупости.
О, я была уверена, что он скрывал от меня, напротив, нечто особенное, если не грандиозное, но от поцелуев Дани я потеряла память и разум. Как обычно. Мои руки порхали по его груди, поглаживая по контуру тату, задевая соски и штанги в них. Мне очень скоро стало мало этого, и я скользнула губами по шее Дани, спустилась, чтобы лизнуть сосок и чуть потянуть за штангу зубами. Он застонал так соблазнительно, что я захотела делать это снова и сова.
— Анита, кариньо, ты торопишься. Мы же решили не заниматься пока сексом. Или ты хочешь убить меня таким образом?
— Нет, ты мне нравишься живым и теплым. Клиенте Дани Рей. Но я, кажется, должна тебе оргазм.
Он выругался по-испански, и у меня окончательно отказали тормоза. Я толкнула Дани на спину, чтобы было удобнее гладить его, целовать и рассматривать татуировки. Он был произведением искусства. Красивое крепкое тело, разрисованное монохромно, без цвета, но ему это очень шло. Пока я рассматривала его торс, моя рука скользила все ниже и ниже, пока не добралась но резинки боксеров. Не сомневаясь ни минуты, я позволила пальчикам забраться под белье, сразу же погладила и сжала член Дани.
Мы охнули синхронно. Он, наверно, от удовольствия, а я от удивления.
— Что это? — не сдержала я любопытного восклицания.
— Всего лишь эрекция, кариньо, — прерывисто выдыхая, засмеялся Дани.
— Не придуривайся. Это что?
И я провела большим пальцем по головке, задевая что-то металлическое.
— Угадай, детка, — продолжал потешаться надо мной Дани, довольный как слон на водопое. — Ты ведь у меня умница.
— Я должна это увидеть.
— Не сомневался, что ты это скажешь.
Отодвинув боксеры, я уселась боком, чтобы посмотреть интимный пирсинг Дани. Невероятно. Я слышала, конечно, про такое, но видеть точно не приходилось. Собственно, я и членов видела всего ничего, а тут… Не мужчина, а концентрированный порок и вседозволенность.
— Нравится? — не постеснялся спросить Дани, который разглядывал меня с не менышим любопытством, чем я штангу в головке.
— Это же, наверно, чертовски больно.
— Не самая приятная процедура. Зато столько… — я покрутила за шарики, и Дани осекся, но все же договорил… — … столько пользы пользы потом.
— Пользы?
— Ага. Всем хочется посмотреть, потом потрогать, потом поцеловать.
Я тут же сглотнула, ловя себя именно на этом последнем желании.
— Какой же ты хитрый сукин сын, Дани.
Он засмеялся, но снова захлебнулся воздухом и стонами, потому что я повела пальцем по углублению, размазывая смазку. Я облизала губы, продолжая скользить пальчиком по бархатистой коже. Дани сверлил на меня глазами, но не сказал ничего. От насмешливого взгляда тоже не осталось и следа. Он держался из последних сил, сохраняя выдержку и дистанцию.
— Я бы должна ненавидеть всех твоих бывших, но так их понимаю, что не могу даже осуждать. Можно?
Я чуть склонилась, давая понять, что хочу поцеловать его там.
— Диос, кариньо, кто я такой, чтобы запрещать тебе?
Едва я коснулась губами кончика, Дани упал на подушки, поскуливая как пес.
— Я еще ничего не сделала, а ты уже не в себе, — поддразнила я, отстраняясь.
— У меня отличное воображение и, кажется, стояк как в пубертате. Могу кончить от одних разговоров и ощущения, как твоя нога прижимается к моей. Это считается поллюцией интересно? Или просто делает меня скорострелом?
— Это делает мне много комплиментов.
— Ну, я надеюсь, ты все же не дашь мне облажаться так красочно.
— Посмотрим.
Я снова склонилась и теперь не просто коснулась губами головки, но взяла ее в рот и пососала. Дани снова застонал, и я почувствовала себя его личной богиней минета. Терпкий вкус, нежность кожи, сталь штанги у меня во рту так завели, что я отпустила тормоза и позволила себя все, что до этого даже представить не могла.
Я сжимала член Дани, немного двигая рукой, и посасывала только головку. Мой язык то обводил его плоть по кругу, то забирался в углубление, то теребил штангу. Дани выгибался не хуже, чем я в объятиях Алекса той волшебной ночью. Одной рукой он комкал в кулаке простынь, а другой нежно поглаживал мою попку.
Я заерзала, надеясь, что он поймет намек. Но Дани либо был увлечён тем, что я делала, либо просто было неудобно. Он не стал ласкать меня, хотя я была бы очень даже за. Возможно, он еще и давал мне таким образом свободу и некую трезвость ума. Потому что от его касаний