Когда Марина настаивала на своей поездке в обитель, мать отговаривалась тем, что у них в доме нет слуг, способных быть охранниками в пути, а отпускать девушку лишь в сопровождении глуповатого Чугая и верного, но пожилого конюха Филиппа небезопасно. И вдруг, неожиданно для Марины и Таисии, в дело вмешался Варадат, явившийся в дом во время разговора матери и дочери. Предполагаемый жених тут же заявил, что сам поедет сопровождать Марину к Рузанне, да еще и возьмет троих крепких слуг для охраны.
Марина, в другое время отказавшаяся бы от навязчивой помощи Варадата, на этот раз не стала ее отвергать, потому что только таким способом могла вырваться из дома и отправиться наконец далеко за окрестности Кафы.
Так и получилось, что в дороге ее спутником стал Варадат. Он хотел еще взять своего болтливого приживала Давида, но тут уж девушка решительно воспротивилась. И, как оказалось, это весьма облегчило ей путешествие, поскольку без поддержки приятеля тугодумный в беседах Варадат не докучал «невесте» излишними разговорами.
Небольшой отряд, в центре которого гордо восседала на лошади Марина, выехал в предместья Кафы. Эти предместья, называвшиеся бургами, раньше лепились к стенам кафинской цитадели, но с годами вышли далеко за пределы внутренней крепости. Проезжая по тесным улочкам и переулкам, Марина оглядывалась на бесчисленные лавки мелких торговцев и мастерские гончаров, мыловаров, скорняков, пекарей, портных, парикмахеров и прочего ремесленного люда, обслуживавшего горожан. Здесь же размещались цеховые объединения каменщиков, плотников, кузнецов, судостроителей, канатчиков, конопатчиков и ткачей парусов. Бурги уже представляли собой целый город, нуждавшийся в защите, какую могла ему дать только новая крепость. И эта крепость недавно начала строиться. Внешнее кольцо оборонительных сооружений не только защищало предместья, но и придавало дополнительную надежность самой цитадели, внутри которой находился замок консула, именовавшегося «главой Кафы и всего Черного моря».
При возведении крепости кафинские градостроители учитывали расположение города, который с одной стороны огибал морской залив, а с другой поднимался к Митридатскому холму. Окрестности изобиловали руслами водотоков; обычно сухие, они во время ливней превращались в бурные ручьи, несущие в город воду, камни и грязь. И потому возведению крепостных стен и башен предшествовало обустройство рвов, которые играли не только защитную роль, но также служили водоотводящими каналами.
Материалы для строительства крепости нередко привозили сами горожане, которым Устав Кафы разрешал добывать камни «на каждом пустопорожнем месте, не причиняя вред промыслу землевладельца». Марина знала, что многие жители квартала Айоц-Берд, в том числе и Андроник, поставили для ближайшего к ним участка крепости большое количество камней, надписанных их именами.
Выехав за город через Кайгадорские ворота, располагавшиеся близ башни Святого Константина, Марина и ее спутники не сразу оказались на проезжей дороге, а еще немного попетляли по новым предместьям, которые успели возникнуть и за пределами внешнего оборонительного кольца.
— Быстро разрастается город… — пробормотала девушка. — Не успели построить крепость вокруг бургов, как уже и за ней прилепились дома.
— Да, совсем как в Константинополе, — заметил Филипп, который в молодости побывал в большом путешествии вместе со своим хозяином и очень этим гордился. — Недаром же Кафу называют таврийским Царьградом.
Марина тоже могла бы порадоваться размаху родного города, но в этот момент, скользнув взглядом к полуразрушенной стене из дикого камня, заметила весьма неприглядную картину. На площадке между камнями топталась группа оборванных людей, которых окружали надсмотрщики с плетьми и кривыми саблями. Девушка сразу поняла, что это невольничий рынок — один из тех маленьких окраинных рынков, куда охотники за людьми свозят только что пригнанных издалека пленников, грязных и измученных после тяжкой дороги. Здесь их недорого уступали опытным работорговцам, которые затем приводили живой товар в надлежащий вид и уже в розницу продавали на большом приморском рынке.
Марина отвела взгляд от угрюмых мужчин и плачущих женщин, невольно помрачнев при мысли о безысходной судьбе несчастных пленников.
— Да, — вздохнул Филипп, словно догадавшись о настроении молодой хозяйки. — Этим бедолагам не повезло. Теперь продадут их неведомо куда. Хорошо, если добрый хозяин попадется. А если злой и жадный, то загоняет их, как скотину.
Марина помолчала, бросив выразительный взгляд на Варадата, имевшего немалый доход от работорговли, а потом спросила, ни к кому не обращаясь:
— Неужто кафинским купцам нельзя обойтись без торговли людьми? Ведь столько разных товаров перевозится со всего света, правда, Филипп?
— Да, чем только в нашем городе не торгуют! — принялся перечислять Филипп. — С Востока везут пряности, драгоценные камни, шелк, сандаловое дерево, жемчуг, а в обмен с Запада — сукно, стекло, краски, мыло, сахар, вино. Из славянских земель — зерно, меха, воск. А в самой Таврике добывают соль, ловят рыбу, изготавливают оснастку для кораблей. Да мало ли еще какие у нас промыслы! А все-таки торговля рабами — самая прибыльная. Тут уж ничего не поделаешь.
Путники, удалившись от неприглядного места, скоро оказались на проезжей дороге, петлявшей между покатыми холмами. Некоторое время ехали молча, потом Марина спросила конюха:
— А по какой дороге можно доехать до монастыря Сурб-Хач? Я хочу там побывать и помолиться.
— Здесь пока одна дорога идет на запад, — ответил Филипп. — Потом она разветвляется: нижняя ведет в Отузы[18], верхняя — в Солхат[19]. Сурб-Хач — на юг от Солхата. А монастырь Стефана Сурожского, возле которого женская обитель, — в урочище Кизил-Таш, а оно ближе к Отузам, чем к Солхату. Мы ведь туда едем, к Рузанне? Значит, нам правильней будет свернуть на нижнюю дорогу.
— Нет, вначале поедем в Сурб-Хач! — заявила Марина, которой хотелось, пользуясь случаем, посмотреть как можно больше новых мест.
Филипп только пожал плечами, а Варадат даже был доволен тем, что девушка подольше побудет в пути и он сможет ее сопровождать.
Не встретив возражений со стороны своих спутников, Марина с уверенным видом поехала впереди всех, пустив лошадь резвой рысью.
Впрочем, через какое-то время она в душе даже пожалела о том, что так решительно избрала для путешествия верхнюю дорогу.
Остановившись у большого камня на развилке, путники решили немного передохнуть и попить родниковой воды из бившего между камней источника. Скоро позади раздался топот копыт и из-за купы придорожных деревьев показались двое всадников. Они были не в военном облачении, но имели при себе мечи и арбалеты, что свидетельствовало о готовности к опасным неожиданностям в пути. В одном из них Марина узнала Донато. Она не видела гордого римлянина с тех пор, как впервые встретилась с ним в аптеке Эрмирио, а затем — в церкви Святого Стефана. Спутником Донато был смуглый молодой латинянин в лихо заломленной шляпе на курчавых иссиня-черных волосах. Его лицо показалось Марине знакомым, и, словно отвечая на ее немой вопрос, Филипп воскликнул: