Разумеется, тогда законодатель вряд ли разбирался в нюансах разграничения форм и видов вины, не придавал такому разграничению должное (подчеркнем, лишь с позиций сегодняшнего дня) значение. Однако то, что называется содержанием вины153, т. е. выраженное в деянии отрицательное отношение к обществу (зачастую в лице потерпевшего), почти всегда составляло необходимый элемент уголовной ответственности по древнерусскому законодательству. Следовательно, есть все основания считать принцип вины одной из его исходных предпосылок.
То же самое можно сказать и в отношении принципа законности.
Законность в теории права определяют как «принцип, метод и режим строгого, неуклонного соблюдения, исполнения норм права всеми участниками общественных отношений»154, «систему реально действующего права»155. Поскольку такое многоаспектное понятие, как законность интересует нас лишь с точки зрения уголовноправового принципа, его отражения в «системе реально действующего» законодательства, для подтверждения высказанного предположения достаточно доказать наличие в древнерусском обществе и государстве правового законодательства156 применительно к двум исходным для уголовного права социально-юридическим явлениям: преступлению и наказанию.
Более чем 400-летнее (ХI – ХV вв.) применение «Русской правды» (имеются в виду обе редакции)157– неоспоримое свидетельство ее реального действия, а обусловленность «Русской правды» принципами справедливости, равенства, гуманизма и вины – не менее весомый аргумент в пользу ее правового характера. А то, что и принципы «Русской правды», и ее применение основывались почти исключительно на реалиях общественно опасного поведения (на конкретных видах преступлений) и социально адекватном воздействии158 на субъектов такого поведения (наказании), как раз и доказывает существование предпосылок законности в древнерусском уголовном праве.
Отражение принципов уголовного права в нормах Особенной части уголовного законодательства четко прослеживается на всех этапах развития российского государства и права159. В целом же значение этих принципов в разные эпохи возрастало при условии, если в обществе царили социальный мир и спокойствие, и, наоборот, их значение падало в периоды обострения социальных противоречий и конфликтов.
Вторая форма отражения уголовно-правовых принципов посредством норм Общей части начала складываться еще до того, как уголовное законодательство было разделено на две его части. Это прежде всего было обусловлено потребностями практики по отграничению виновных и невиновных (а следовательно, несправедливых) поступков людей. В связи с этим некоторые нормы, определявшие составы конкретных преступлений, дополнялись указаниями общего характера либо для этого создавались отдельные нормы.
К примеру, именно так в Соборном уложении 1649 г.160 проводилось разграничение между умыслом, неосторожностью и казусом в случаях уничтожения чужого имущества при пожаре (ст. 223–228 гл. Х)161.
Вот как описывались условия невиновного причинения смерти: «А будет кто, стреляючи ис пищали, или из лука по зверю, или по птице, или по примете, и стрела или пулька вспловет, и убъет кого за горою, или за городьбою, или кто каким-нибудь обычаем кого убъет до смерти деревом, или камнем, или чем-нибудь не нарочным же делом. А недружбы и никакия вражды напередь того у того, кто убъет, с тем, кого убъет, не бывало, и сыщется про то допряма, что такое убийство учинилось ненарочно, без умышления, и за такое убийство никого смертию не казнити, и в тюрьму не сажати потому, что такое дело учинится грешным делом без умышления» (ст. 20 гл. ХХII Соборного уложения)162.
В Артикуле воинском 1715 г. помимо принципа вины, получившего более глубокое, чем в Соборном уложении, отражение (см., например: артикулы 28, 37, 87, 91, 158, 159 и толкования к ним163), обозначены и другие принципы уголовного права.
Так, демонстрируется жесткий подход к невыполняющим требований Артикула независимо от сословных различий. Артикул 27 гласил: «Буде офицеру или солдату в его величества службе от начальника своего что управить повелено будет, а он того из злости или упрямства не учинит, но тому нарочно и с умыслом противиться будет, оный имеет хотя вышний, или нижний, всемерно живота лишен быть»164, а в толковании к Артикулу 101 указывалось: «Коль более чина и состояния преступитель есть, толь жесточае оной и накажется. Ибо оный долженствует другим добрый приклад подавать, и собою оказать, что оныя чинить имеют»165.
В редких нормах Артикула воинского отражалось и то, что в определенном смысле можно было бы назвать гуманностью: «Артикул 105. Такожде имеет женский пол, младенцы, священники и старыя люди пощажены быть, и отнюдь не убиты ниже обижены (разве что инако от фельтмаршала приказано будет) под смертною казнию»166.
Условием привлечения лица к ответственности за нарушение приказа и потому в известной мере проявлением законности выступало соблюдение положения о доведении приказа до сведения виновного: «Артикул 35. Все указы, которыя или в лагерях, или в крепостях, при трубах, барабанах или при пароле объявятся, имеет каждый необходимо исполнять»167.
Вместе с тем наиболее полное отражение в законодательстве принципов уголовного права в их второй (абстрактно-юридической) форме предполагает наличие в нем достаточного количества норм весьма высокого уровня абстрагирования, посредством которых и можно юридически выразить основные понятия и институты уголовного права. Поэтому Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. 168, его первый раздел («О преступлениях, проступках и наказаниях вообще»), фактически представляющий собой Общую часть Уложения, где как раз и были сформулированы исходные уголовно-правовые понятия, не могло не отразить на более высоком абстрактном уровне содержание основополагающих идей уголовного права.
В Уложении 1845 г. были даны содержательные определения преступления и проступка, согласно которым преступлением признавалось посягательство «на неприкосновенность прав власти верховной и установленных ею властей или же на права или безопасность общества или частных лиц» (ст. 1), а проступком – «нарушение правил, предписанных для охранения определенных законами прав и общественной или же личной безопасности или пользы» (ст. 2)169. Уголовная ответственность наступала «за преступления и проступки, по роду и мере важности оных» (ст. 30). А наказание определялось:
«1) по мере большей или меньшей умышленности в содеянии преступления;
2) по мере большей или меньшей близости к совершению оного, если преступление не вполне совершено;
3) по мере принятого подсудимым участия в содеянии преступления или покушении на оное;
наконец, 4) по особенным сопровождавшим содеяние преступления или покушения на оное обстоятельствам, более или менее увеличивающим или же уменьшающим вину преступника»170.
Законодательное определение понятия преступления, разграничение категорий преступления (преступление и проступок), обозначение социального свойства преступления: общественной опасности («безопасность общества» – ст. 1; «общественная безопасность» – ст. 2) и назначение наказания с учетом обстоятельств, влияющих на общественную опасность совершенного преступления, – это и есть при точно установленной и строго сбалансированной системе наказаний (Отделение первое «О родах, степенях и последствиях наказаний» гл. 2 «О наказаниях»171) не что иное, как более абстрактное (по сравнению с диспозицией и санкцией нормы Особенной части) выражение масштаба и меры справедливости в уголовном законодательстве.
Одновременно с формулированием указанных норм, отражающим подход законодателя к преступлению и наказанию как к единой мере равенства граждан в ответственности перед законом, в Уложении сужается сфера правового неравенства. После же исключения в 1866 г. из общего перечня наказаний телесных наказаний, которым кроме дворян не подвергались и некоторые другие лица, и отменой в 1885 г. возможности замены заключения в тюрьме или в рабочем доме сечением розгами 172 принцип равенства получил свое окончательное выражение. По Уложению о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. все граждане независимо от сословия были равны перед законом. Примечательно, что наказание преступника, наоборот, увеличивалось в соответствии с тем, «чем выше были его состояние, звание и степень образованности» (п. 2 ст. 105)173.
Уложение 1845 г. обладало значительным гуманистическим потенциалом. Принцип гуманизма в нем обеспечивался: системой и широким спектром видов наказаний, куда входили и наиболее гуманные из них – кратковременный арест, выговоры в присутствии суда, замечания и внушения от мест судебных или правительственных, денежные взыскания (ч. VI, VII ст. 34); особенностями наказания за преступления и проступки по службе, нередко дававшие возможность фактической замены уголовной ответственности мерами административно-дисциплинарного воздействия (ст. 67–71); весьма либеральными правилами замены более строгих наказаний менее строгими (ст. 72–95); общим порядком назначения наказания, включавшим в себя: определение причин, по которым содеянное не вменялось лицу в вину (ст. 98), и установление обстоятельств, смягчавших вину и наказание (ст. 140); правилами, регулировавшими смягчение и отмену наказаний (ст. 157–172)174.