Читать интересную книгу Почти книга для почти людей - Леонид Лебедев

Хотя чего теоретизировать? Каждый анекдот устроен чрезвычайно просто. Какая-то стандартная ситуация плюс последняя фраза, которая переворачивает ее с ног на голову. Даже если анекдот подлиннее, скажем, про представителей трех национальностей — все то же самое. Только два раза ситуацию кладут бережно на бочок, а третий раз на голову, да посмачней, чтобы слышно было как черепушка хрустнула.

Поскольку я и сам приложил в свое время руку к запуску в свет чего-то там, то могу рассказать даже и основную технологию производства (не единственную, конечно). Начинается все, обычно, с последней фразы. Ее надо услышать. Такую, чтобы она была весело — неожиданная. А потом приладить к ней ситуацию, в которой она получается парадоксальной. Чем больше контраст, тем смешнее анекдот. Правда, иногда эта последняя фраза может быть предельно скучной и надоедливой. Самому автору анекдота она должна надоесть до тошноты. Такими фразами были «Слава чему-либо " — масса анекдотов была на эту тему. Или, вот, благодатной была такая совершенно тупая «мудрость»: Экономика должна быть экономной!

К ней можно было присобачить любую ситуацию, где имеется недостаток чего-то или избыток. Например: «Ты почему не одеваешь презерватив?» «Экономика должна быть экономной!» Ну, и так далее.

Совершенно гениальным анекдотом, который меня в свое время действительно поразил, был анекдот о советской прессе. Человек, который его придумал, сделал открытие на уровне нобелевской премии. Я не преувеличиваю, потому что пытался потом сделать подобные обобщения в других областях — и ничего даже и близко не получилось.

А анекдот, для тех кто не знает, такой.

Армянское радио объявило конкурс на лучшую остроумную подпись к фотографии. На фотографии половой акт между голубыми, собственно, «рабочая» его часть с задницей.

Получали по одной-две подписи, но все не то. И вдруг получают полную тетрадку подписей, одна другой лучше. Обращаются к автору: «Как вы смогли придумать всё это? Это же невозможно!» Автор отвечает: «А я и не придумывал. Ну вот, смотрите, я беру газету. Лучше всего, газету «Правда». И начинаю переписывать заголовки статей.»

Тут рассказчику следовало вытащить какую-нибудь газету и начинать зачитывать заголовки. Самое смешное, что было трудно найти какой-либо заголовок, который бы не подходил. Например, «Визит братской делегации», «Большая победа советского спорта». Даже, скажем, что-либо вроде «В Москве похолодало» — и то подходило. Вот этот анекдот ни по какой схеме не придумаешь. Это надо быть аналитиком экстра класса. И с юмором.

* * *

Одному моему знакомому бывше-большой партийный начальник объяснял как управляться с большими массами: «Вот вы в своей механике, что, думаете что-либо об отдельном атоме, чтобы ему было хорошо, как он там будет? Да как начнешь о каждом отдельном думать как о личности — всё. Считай, что с ума сошел, а дело с места никогда не сдвинется, потому что, что ни сделаешь, тому повредишь, этому хуже, этому… Поэтому перед тобой сплошная среда. А ты ее лопатой, лопатой разгребаешь и направляешь… Главное — самому не утонуть…»

Ростсельмаш

Когда я учился на пятом курсе в университете, в 1969 году, на Ростсельмаше случился очередной завал. И нас послали туда на преддипломную практику. Поставили на самые «узкие» места. Я, например, попал на проверку герметичности трубок. Рядышком был участок свч-сварки, где к моторным трубкам приваривали штуцера. У меня была кабинка, где надо было 32 трубки ввинтить в испытательный стенд, что было не очень просто, поскольку они были кривые и метра по два-три длиной, накрутить заглушки на другой конец, подать масло под давлением 100 атмосфер, посмотреть, какие из штуцеров потекли, отбраковать их, привязав туда веревочки, чтобы перепаяли, а потом все демонтировать.

Работенка была точно непыльная. Потому что вся пыль смывалась маслом. Когда я заходил после этого в душевую, то масло приходилось вымывать отовсюду. Оно хлюпало в башмаках… Кажется, вообще ни одна деталь моей конструкции не обходилась без толстого слоя машинного масла, которое смывалось только хозяйственным мылом. О волосах я вообще умолчу. Надо было мыть полчаса минимум этим самым мылом. Полкуска мыла на одну … помывку корпуса и верхней части. В других терминах это не скажешь.

Понятно, что желающих работать испытателями было мало.

Было там три испытательные кабинки, в каждой по два человека. Итого шесть рабочих. Их работу проверяли 3 контролера. После чего проверенное этими тремя контролерами проверялось еще тремя контролерами. А после них стоял последний контролер. Для чего нужны были контролеры? А для того, что работяги-испытатели не утруждали себя проверкой. Там было несколько способов, как это сделать. Первый заключался в том, что набиралось ведро масла и работяга совал последовательно оба конца трубки в ведро. Снаружи трубка была масляная, но внутри, сантиметрах в тридцати-сорока от края, сухая. Контролеры должны были протянуть тряпку внутри трубки и по тому, какая она масляная, убедиться, что масло там побывало. Ведра с маслом постоянно конфисковывали, но в кабинке был сток, который можно было заткнуть, так что масла было вдоволь. Другой метод заключался в том, что масло просто заливалось с одного конца трубки, после чего трубка была масляная внутри. Еще один способ заключался в том, что трубки навинчивались на стенд, но заглушки не привинчивались. Включалось давление, масло под ста атмосферами било в стенки кабины — и все довольны. Собственно, первые три контролера должны были наблюдать, чтобы все эти номера не проделывались, а вторая тройка должна была с тряпками проверить, проверили ли первые контролеры. И последняя — проверить, проверяли ли предпоследние. Я спросил тогда у начальника цеха, каков процент брака собранных моторов. Он сказал, что 60 % текут после сборки.

Я тогда ежедневно вспоминал ленинский «учет и контроль». Итак, это был контроль.

А теперь относительно учета. Я со своим напарником продувал примерно 100 трубок в день. При норме 900. И вот начальник цеха вызвал нас на проработку: «Как так, чуть больше 10 % нормы делаете? А вот соседи ваши, Иван Иванович с напарником, по две с половиной тысячи трубок продувают. Жуткие деньги получают. И третья кабинка меньше полутора тысяч в смену не делает.» Однако я был в то время глупо-любознательным. Мастер, который записывал, сколько мы продули трубок, одновременно был и мастером на участке сварки. Так что я уже знал, что за смену там делают не больше 600 трубок. И, естественно, задал наивный вопрос: «Как можно сделать 600 трубок в смену, а испытать 4 тысячи?» Наступило напряженное молчание, завершившееся фразой: «Ну ладно, идите, работайте. Но смотрите, трубки на экспортные кубинские комбайны в ведро не макать!»

Этот Иван Иваныч (условно), которого упомянул начцеха, оказался интересным гражданином. За несколько лет до того в «Правде» была большая статья, что некий начальник гаража отправился в степь стрелять с грузовика сайгаков. Ночью машина включает фары, а сайгаки бегут в луче света, не сворачивая. Так что настрелять машину было не сложно. Иван Иваныч и оказался тем самым завгаром, который настрелял полный грузовик, вылетел из партии за это и уселся в тюрьму. К тому времени он уже осводился условно-досрочно и на Ростсельмаш поступил работягой, чтобы восстановиться в партии. Вот он и был главным макальщиком трубок. Время от времени прибегала главная контролерша с экспортными трубками и кричала: «Ванька, мать-перемать, совести у тебя нет! Опять кубинские трубки макал!» «На что Иван Иваныч с инженерным дипломом меланхолично отвечал: «Совесть у всех одинаковая. Счас я у тебя ее пошшупаю.» И придвигался к контролерше, которая от него шарахалась, потому что он был весь в масле: «Пошел на хрен, козел!»

Потом эти экспортные трубки давались только нашей студенческой кабинке. Там я проработал неделю и сказал, что больше не выйду на работу. Что мне надоело из волос во всех местах выжимать масло. Тогда меня перевели на другой горящий участок.

История Атоммаша

За точность деталей, естественно, ручаться не могу, потому что этот был народный эпос. Однако похоже на правду.

Какой-то из Пленумов ЦК КПСС постановил, что надо развивать тяжелое энергомашиностроение. И постановили построить завод по производству тяжелых реакторов. Секретарь ростовского обкома подсуетился и получил поручение строить завод в ростовской области вблизи многострадального Волгодонска. Пока проектировщики искали подходящее местечко, в область приехал кто-то из секретарей ЦК. И спросил, когда же приступят к строительству завода, потому что к съезду, который на носу, надо доложить о начале эпохальной стройки. А ему отвечают, что пока что нет ни проекта, ни даже еще не нашли подходящей площадки. «Да вы что, без ножа меня режете?» — спрашивает товарищ секретарь. — «Да какие-такие изыскания, если партия постановила?» Выехал он на окраину Волгодонска и, как в свое время Петр великий, вылез товарищ секретарь на холмик, который ему чем-то приглянулся, и говорит «Здесь будет завод заложён!» И приступили к строительству прямо на этом месте без долгих разговоров. А когда отчитались о начале строительства и вбухали уже приличные деньги, то выяснилось, что топнул ножкой товарищ секретарь на плывуне. И ни о каких тяжелых реакторах, как и о соответствующих станках, и речи быть не может. И фундаменты там надо делать такие тяжелые под тяжелое оборудование, что ого-го. Однако же поздно. И сделали, что могли.