Читать интересную книгу На то они и выродки - Наталья Резанова

Впрочем, когда он приехал, машин на стоянке почти не замечалось. Время было довольно раннее, вечернее представление еще не началось, а желающих просто выпить чашечку кофе — при здешних-то ценах — было немного. Работал только бар, а главный зал пока что заперт. Но следователя это вполне устраивало.

С охранником на стоянке не шибко повезло. Тот заверял, что мотоцикл оставили здесь не в его смену, и кто это сделал, он не знает. А сменщик сейчас дома, отсыпается… Сано временно отложил допрос дежурного охранника и через служебный вход проследовал в кабаре, к хозяйке заведения.

Мадам Хемма, которая числилась владелицей «Приятного отдыха», была дама стильная, хотя и в летах. Шереф знал про нее две вещи, неизвестные здешним посетителям. Во-первых, она была гораздо старше, чем казалась, поскольку почти все свои доходы тратила на подтяжки и прочие бабские штучки, чьих названий Сано не знал. (Ему и про подтяжки-то объяснил Петше, до этого Шереф думал, что подтяжки — это исключительно то, на чем брюки держатся). Во-вторых и в-главных, она была выродком. Чтобы при этом обстоятельстве сохранить не только свободу и жизнь, но и управлять престижным столичным заведением, нужно попасть в категорию «полезный государству выродок». И она для этого немало потрудилась. «Тюремной пташкой» она точно не была. Шеф сумел ее вычислить прежде, чем она попала под разоблачение. Раньше она была актрисой, на сцене Сано ее не застал, он в те времена еще пешком под стол ходил, но вот фильмы с ее участием видел — они имелись в архиве ДОЗа, шеф даже иногда просматривал их у себя на вилле. Ничего не скажешь, красотка была, хоть и не во вкусе Шерефа. Собственно, такой и была причина, по которой она якобы оставила экран и сцену. «Пусть зритель запомнит меня красивой и молодой», — говаривала мадам Хемма. На самом деле актерская карьера выродкам теперь была заказана. Хотя Хемма утверждала, что театральное дело пришло в упадок еще при старом режиме. И тут не врала, должно быть. Не больно там на сцене повыламываешься или, там, в прозрачных одежках поскачешь (Сано видел такое в старых записях, дядя говорил — «балет» называется), когда сверху бомбы падают или, там, газовая атака. А после войны тоже не до театра было, все на восстановление страны ринулись… А сейчас вместо театра все больше телевизор, днем жизненные драмы для домохозяек крутят, а вечером — геройское что-нибудь про легионеров или пограничников. Так что старухи вроде Хеммы там на фиг не нужны, зачем они, когда молодые девки толпами без дела бегают?

Но это все лирика, а факт состоит в том, что мадам годами работает на ДОЗ. С возрастом она уж скорее не агентом стала, а координатором агентов, что ли. Сама клиентов не раскручивала, а указывала своим девочкам, что и как. Прослушка в отдельных кабинетах, съемки там же, да и в общем зале — опять же, она за это отвечала. Сказала как-то с усмешечкой ядовитой — массаракш, вот по таким усмешкам выродки и распознаются, что это, мол, все равно что кино снимать. Или сериалы. И площадка в наличии, и камера, и звук, а она уж не актриса и даже не режиссер — за режиссера у нас шеф, — а вроде продюсера.

Сано, однако, сюда не шутки с выродками шутить пришел, а по делу. От выпивки, предложенной мадам, отказался, хотя в здешнем баре она была неплоха, а сразу предъявил фотографию Летера. Мадам опознала поганца сразу.

— А, — сказала она, — бывал здесь такой. И в зале, и за кулисами шнырял. Я, по правде говоря, думала, что он из ваших.

— Это с чего бы?

— Так он же с Кетто дружбу водил. Или не дружбу, а так — забегал перемолвиться. Ни к девочкам, ни к мальчикам не клеился, в кабинетах не замечала я его…

Это было уже серьезно. Кетто Мондок, звезда кабаре, считался в «Отдыхе» одним из лучших агентов. Он не был завербован, будучи пойман на горячем, а в свое время сам пошел на контакт с госбезопасностью. На вопрос — зачем ему это надо, на голубом глазу заявил, что творческий человек, желающий сделать карьеру, рано или поздно все равно попадет в поле зрения компетентных органов. И уж лучше он будет сотрудничать по любви и взаимному согласию, чем по принуждению. Шеф тогда посмеялся, сказал: «Каков наглец!», но услуг Мондока не отверг. Разумеется, после тщательной проверки.

А теперь, получается, он двурушничает? Или где-то с проверкой мы лажанулись, и он сразу был кем-то заслан в ДОЗ?

Сано попытался не выдавать охватившего его беспокойства. Буркнул:

— Мондок уже пришел?

— Да, у себя, гримируется…

Следователь немедля покинул офис мадам Хеммы и двинулся по коридору в сторону актерской уборной Мондока. Тот как звезда кабаре имел возможность пользоваться отдельной комнатенкой, в то время как большинство здешних одевались и красились в общих гримерных. Вот и сейчас в коридор навстречу Сано вывалилась стайка размалеванных девиц, сверкающих из-под пышных юбок голыми ляжками. При виде мужественного молодого человека они остановились и захихикали, изъявляя полную готовность, Но Шереф сейчас был слишком занят, чтоб это замечать.

В гримерке Мондока держалось привычное для таких помещений амбре — смесь запахов пота, перегара, одеколона и лака для волос. И еще — стоило приоткрыть дверь, как чувствовался сквозняк. Почему-то в служебных помещениях «Отдыха» всегда сквозило, независимо от того, насколько натоплено.

Кетто Мондок сидел перед зеркалом, накладывая тон. Физиономия у него была широкая, с богатой мимикой, рот, что называется, «хоть завязочки пришей», искренние круглые глаза. На такой физиономии и без грима можно нарисовать любое выражение. По ней-то Шереф и врезал кулаком без лишних предисловий.

Кетто слетел со стула, ощупал челюсть, а также проверил ее изнутри языком — на предмет, все ли зубы целы. Спросил без тени обиды:

— Ну вот по лицу-то зачем? Сколько раз просил — не надо по лицу, мне ж выступать…

— А ты уверен, скотина, что сегодня на сцене петь будешь, а не у меня в подвале?

— Вы начальник, господин следователь, вам виднее.

Обычно Мондок обращался к Сано Шерефу на «ты», но тут он нутром чувствовал, что сейчас не тот случай.

— Ты мне дурачка-то не строй из себя. Говори — где сейчас Шуме Летер и какие у тебя с ним дела?

Куплетист поднялся, сплюнул на пол.

— Так я и знал, что эта падла меня подставит. А говорил «бандюки наехали»…

— Значит, ты не скрываешь, что знаешь Летера.

— А смысл какой скрывать? Все равно здесь наверняка стукнут. Вот мадам уже точно донесла… Только я не знал, что он по вашим делам проходит. Ваша контора же мелким жульем не занимается.

— Не твое дело, кем мы занимаемся. Выкладывай, как ты был связан с Летером.

— Связан — не совсем то слово. Доставал он для меня кое-что…

— Наркотики?

— Обижаете, господин следователь. Я «дури» не употребляю, иначе ваш шеф не стал бы меня на службе держать.

Насчет этого у Сано были большие сомнения, среди осведомителей ДОЗа попадались совершеннейшие торчки, но сообщать такие данные Мондоку он не стал.

— Выкладывай уже, если рожа тебе дорога как капитал.

Сано придвинул к себе освободившийся стул, уселся.

Кетто Мондок, сообразив, что немедленно его убивать и пытать не будут, взбодрился и продолжил повествование:

— Я ж артист, господин следователь. Любимец публики. Я соответствовать должен. Костюмы, парфюм, тачка. Средства у меня есть, не жалуюсь, купить все это я могу. Только вот вопрос — где? В открытой продаже — дрянь одна, только срам прикрыть. А сюда, между прочим, люди не простые ходят, они в этом толк понимают. Вот меня, бывало, посидеть к ним приглашают, побеседовать… сами знаете… а если они меня в дешевке увидят, то и за человека считать не будут. Один выход — у спекулянтов брать. А по перекупщикам шататься мне некогда, да и не к лицу. Короче, вертится тут этот Шуме Летер. Я его раньше знал, еще когда у меня постоянного ангажемента не было, я по ночным клубам выступал, иногда тоже хорошие гонорары были, хотя, конечно, опасно, там публика всякая бывает…

— Не отвлекайся!

— Ну так вот. Шуме-то поднялся, стал работать на какую-то большую шишку в Союзе, он пару раз сюда заглядывал, хозяин его… пижон еще тот… так у него ж возможности совсем другие! Он что хочешь достать может! Ну и Летер, ясно же, на этом маленько жировал. Он же покупками-поставками для своего начальника занимался, кое-что в свою пользу и прихватывал. Опять же тот шишкарь, бывало, наденет стильную вещь разок-другой и забудет либо рожу кривить начнет — мол, надоело, выбросить пора. А Летер, не будь дурак, подторговывал.

— А ты покупал.

— Господин следователь! Я же не ради пижонства, а для пользы дела! Вон у меня куртка меховая, из натурального упыря, между прочим, где бы я еще такую взял? Так я в ней супружницу одного ба-а-альшого комиссионера охмурил, как мне вашим Департаментом было получено!