— Боюсь, вашему сыну придется занимать трон уже сегодня.
Филарет Ильич участливо склонил голову набок.
— Простите, не понял…
— Мы сегодня же объявим вашего сына наследником престола.
Инженер сидел в прежней позе и не мог пошевелиться.
— Все действительно так плохо? — выдавил он наконец.
Ваня чувствовал себя не в своей тарелке.
Зал, в котором собралось уже столько народу, что сопровождающий едва отыскал группу детей и подростков, приглашенных на торжественный прием, поражал своими размерами, но угнетали Ивана не размеры зала и не количество приглашенных, а предлинный деревянный ящик, стоящий подле египетской делегации.
Точно такой же Ваня видел в антикварной лавке на Бармалеевой.
От ящика исходила непонятная угроза: то ли адская машина в ней была упрятана, то ли крокодил.
Мысль о крокодиле почему-то испугала Ваню. Тот чешуйчатый гад, которого он наблюдал, был гораздо длиннее этого гроба… но в мыслях теперь угнездился окончательно и бесповоротно.
Внезапно все стихло.
— Его Императорское Величество Николай Третий, — провозгласил камергер, и двери распахнулись, являя гостям фигуру царя.
Грянул гимн. В едином порыве все присутствующие поднялись со своих мест, не только по причине исполнения величественной музыки, но и из простого желания разглядеть государя как следует. Ване не повезло — он оказался в последнем ряду.
Ничуть не смутившись, он влез на стул и оказался на две головы выше всех присутствующих. Наравне с царем.
Царь оказался просто великаном. Он возвышался над подданными и гостями державы настолько, что, казалось, вот-вот упрется головой в потолок, и дело было не в короне. Разумеется, до потолка он не достал бы, даже встав на дыбы, но величие…
На дыбы?..
До Ивана вдруг дошло, что царь — наполовину лошадь. То есть конь. Как есть — древнегреческий кентавр… Сын Идеи Петровны. Дядя Возницкий.
Ваня едва не крикнул это вслух, но вовремя сдержался. Как же так — он, получается, работает на заводе, а в свободное время — в Зимнем дворце государственные документы подписывает?
Глупость какая-то. Он не царь. Хотя, с другой стороны, почему не царь? Вон с каким благоговением на него все смотрят. Да и сам Ваня также на него смотрел, пока не заметил, что государь — кентавр.
Только остальные почему-то этого не видят. Или не хотят видеть?
Дядя Возницкий меж тем прошел по залу и остановился рядом с троном. Он широко улыбался, и Ваня прекрасно видел прокуренные лошадиные зубы и пожелтевшие от табака усы.
Я буду таким же, подумал Ваня. Без страха и даже, наверное, с некоторым удовольствием. Потому что если кузнец и не был настоящим царем, то за ним была вся сила и мощь государства, частью которого он являлся. И он эту мощь чувствовал и поэтому был царем несмотря ни на что.
На какое-то время Ваня даже забыл о крокодиле.
— Черт побери, он его расколол! — Комарик не то восхищался, не то ужасался.
— Кто кого? — не понял Филарет Ильич.
— Ваш сын — Юру. Он его узнал. Да смотрите сами.
На одном из мониторов инженер увидел своего сына крупным планом. В его глазах читались одновременно и восторг, и недоверие, мальчик то и дело оглядывался по сторонам, ожидая чего-то.
— Какого Юру он узнал? Возницкого?
— Я с другими не знаком.
— А как Возницкий оказался на приеме?
— А вы что, не видите?
— Как я могу его увидеть, если даже не знаю его в лицо?
— Но ведь ваш сын смог.
Инженер задумался.
— Вы хотите сказать, что этот… хм… кентавр… стоит среди гостей, но привлекает меньше внимания, чем ваш подставной император?
— Отчего же? — пожал плечами ротмистр. — Ровно столько же внимания он и привлекает.
Васильчиков пробежался глазами по мониторам.
— А куда Ваня смотрит?
— Правильный вопрос, — кивнул Комарик. — Он смотрит сюда. — И палец его постучал по изображению императора.
Филарет Ильич выпятил нижнюю губу:
— Вы хотите сказать, что…
Ротмистр кивнул.
— Поразительно! — Инженер вытер лоб платком. — Я ни за что бы не догадался…
— И никто в зале не догадывается. Юран обладает такой энергетикой, что генералы честь отдают.
— Простите, но как же его до сих пор никто не замечал?
— А вы бы поверили своим глазам, если бы увидели гуляющего царя на Невском или же встретили его на рабочем месте, в кузнице? Вы видели царя, забегающего в продуктовую лавку за палкой колбасы и банкой паюсной икры?
— Вы утрируете.
— Ровно настолько, насколько утрирует сама жизнь. Впрочем, вашему сыну понадобилось меньше минуты, чтобы увидеть Юру таким, какой он есть.
Какое-то время мужчины молча наблюдали за происходящим в зале. Потом инженер спросил:
— Скажите, Виктор Павлович… Вы ждете сейчас чего-то плохого?
Комарик смерил Васильчикова взглядом:
— С чего вы взяли?
— Не знаю. Фамильное скорей всего предчувствие. Вы на пружину похожи. И допрос этот ваш…
Ротмистр пожевал немного губами, потом сказал:
— Юру сейчас должны убить.
— Убить?
— Да, убить. Как все эти годы убивали императорских двойников. Мы надеемся сегодня взять того, кто желает смерти царю.
— Ценой жизни еще одного двойника?
— Если понадобится — да, — процедил жандарм. — Хотя мы меньше всего хотим Юриной гибели. Я с ним за эти дни как-то так сроднился. Его захотят или отравить, или убить руками, но второе — менее возможно: посмотрите на его комплекцию. Он один целую банду у «Сайгона» раскидал.
— Я знаю, мне Шепчук рассказывал, — кисло улыбнулся Васильчиков.
— Вот мы и смотрим за всеми, кто с бокалом будет к нему подходить.
Инженер покачал головой: он, по всей видимости, не верил в подобную тактику.
Тем временем аудиенция перешла в стадию раздачи слонов и поощрительных грамот. Первыми были дети. Учащихся по очереди вызывал церемониймейстер, те выходили и получали из рук государя благодарственное письмо родителям и дорогие подарки, затем кланялись, говорили «спасибо» и убегали прочь. Отличилась только слушательница курсов при Смольном институте Мария Куваева, бочкообразная девица с разноцветными волосами. Она приняла подарок, потом посмотрела на императора и сказала:
— Ваше величество. Вы такой… прикольный. Мы вас очень любим.
А потом вслух и с выражением прочла «Люблю тебя, Петра творенье…» Государь долго смеялся и сказал, что он тоже в некотором роде «творенье Петра», имея в виду, очевидно, своего батюшку Петра Алексеевича. Тем слегка напряженная обстановка в зале разрядилась, и далее все пошло как по маслу: награждаемые не смущались и искренне высказывали свое уважение к государю, а царь довольно остроумно отвечал на эти признания, и все были друг другом довольны.
Призоров носился по всему залу, лавируя между придворными операторами, и чувствовал себя по меньшей мере Михалковым и Роу в одном лице. Он снимал все подряд и не знал уже, что его больше интересует, — роскошь царских покоев, или улыбки на лицах гостей, или личность самого императора. В какой-то момент Призоров поймал себя на том, что и сам блаженно улыбается непонятно чему.
Ваня получил из рук государя шикарную карту Российской империи, которая, как прикинул в уме Иван, займет всю стену.
Рукопожатие у кузнеца было шершавое, теплое и надежное. И Ваня тихонько шепнул:
— Дядя Юра, вас мама потеряла.
— Я знаю, Ваня, — прошептал он в ответ. — Скоро вернусь.
Довольный, Иван вернулся на свое место.
Потом потянулись деятели науки и культуры, купцы, нечаянные герои, матери-героини, миротворцы и представители духовенства разных конфессий.
Позже пришла пора представляться зарубежным гостям, и Ваня опять ощутил холодок, бегущий по позвоночнику.
— Если сейчас на Юрана никто не набросится, я сам пойду его убивать. Комарик яростно мял в руках пластиковый стаканчик.
Только что звонил Исаев, спрашивал, как дела. Торжественный прием близился к концу, а до сих пор ничего не случилось, о чем ротмистр и доложил.
— Я вообще не понимаю, с чего вы взяли, будто царя могут убить в собственной резиденции, — зевнул Васильчиков.
— До пятидесятого года здесь убили троих императоров, чтобы вам было известно! — огрызнулся Комарик. — Кроме того… кроме того… ага, последняя делегация.
Египетский посол был краток, как никто, хотя араб, по идее, должен был говорить долго и витиевато. Скорей всего дипломат понимал, что три часа в закрытом помещении — сомнительное удовольствие, даже если это три часа с императором в огромном зале с прекрасным освещением, отличной вентиляцией и в приятной компании.
— Ваше величество, — сказал он, — мы долго думали, что подарить вам в знак уважения, и наконец решили преподнести древнее божество наших предков. Это божество считалось хранителем жилищ и храмов, оберегало своих хозяев от всевозможных напастей. Это — крокодил…