Подумав, Ваня решил, что нашел неплохой выход, и от сердца отлегло.
Нежная трель телефонного звонка вывела Крокодила из состояния глубокой задумчивости. Трубку снял Муурики.
— Слушаю, — сказал он. — Добрый вечер. Да-да, все готово, можно заезжать. Спасибо, ждем.
Трубка заняла свое место на аппарате, а Гиви Зурабович в крайней волнительности потер вечно стынущие руки.
— Насколько я понял — пора? — поинтересовался Крокодил.
Сообщник кивнул. Крокодил встал с кресла и начал разоблачаться.
С самого утра гада преследовало стихотворение, прочитанное на днях: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать…», — так вроде. Это к чему?
Чем дальше, тем больше Крокодил склонен был думать, что в предстоящей акции замешаны не только и не столько деньги… хотя и деньги тоже. Почему-то о покушении не сообщалось в прессе. Крокодил на сто процентов был уверен, что ранил царя, пусть легко, но ранил. Если бы в Англии стреляли в королеву…
Почему о покушении умолчали? Не хотели паники?
— Укладывайтесь! — Гиви Зурабович гостеприимно распахнул крышку ящика.
Ящик наполовину был заполнен зернистым пенопластом, чтобы лежать было мягче. Крокодил погрузился в противно шуршащие шарики. Добро хоть широкий ящик сделали — вошел чешуйчатый только по диагонали, а хвост свернул кокетливой завитушкой.
— Вы хоть не шевелитесь там, — напутствовал Муурики.
Крокодил не ответил — мелкий пенопласт мигом попал бы в пасть.
Крышка закрылась.
Через десять минут из египетского консульства подъехал фургон, и грузчики осторожно, словно саркофаг с мумией фараона, вынесли ящик из лавки.
Гиви Зурабович проводил их до дверей, потом вернулся и укутался в шаль. Его знобило.
Исаев с Комариком сидели друг против друга и яростно спорили.
— Да кто он такой? — шипел, как прохудившийся чайник, Исаев. — Свалился тут, хрен с горы, и сразу все по местам расставил. Уже скоро девяносто лет, как никто не может понять, кто покушения организовывает, а Юра Возницкий, будь он хоть трижды Романов, появился — и все раскусил.
— Ну, Максим Максимыч, ну, отец родной, — не отступал Комарик. — Потому и раскусил, что свежим взглядом посмотрел. Рассудите сами — у нас была хоть одна версия, кроме как подрыв экономической и политической стабильности в России?
— Нет, — скрипнул зубами полковник.
— А теперь смотрите — если бы убийство царя ставило своей целью именно подрыв, то неужели бы таинственный организатор рассчитывал, что такая сильная держава, как Россия, рассыплется после гибели царя, который даже не принимает участия в управлении государством?
— Формально принимает, — сказал Исаев.
— Да бросьте вы! Подписывать документы и принимать законы, которые в любом случае придется подписать и принять, — это управление? Заказчик просто хочет убрать царя, как лишнюю фигуру на доске. Это как в шахматах.
— В шахматах король отнюдь не лишняя фигура.
— То-то и оно, Максим Максимыч. Кто-то хочет занять это место.
— Что?
Комарик не испугался гневного вопля начальства.
— Давайте без эмоций, господин полковник, — холодно заметил он. — Не обязательно стать царем. Ему надо, чтобы на какое-то время гаранта законной власти в России не было. Заметьте, как долго мы тянули спектакль с женитьбой Николая Третьего, затем с появлением наследника. Сейчас Ивану Седьмому по легенде немногим более восьми лет. И уже пять убитых Николаев. Заказчик не знает, что заказы были приведены в исполнение, следовательно, он или из простых граждан, не вовлеченных в политический процесс, или, если он вовлечен (а я думаю, что так оно и есть, иначе бы он не рвался к власти), наш заказчик — один из депутатов Думы.
— И как, по-вашему, этот гипотетический заказчик-депутат собирается занять место царя? — Полковник был само ехидство.
— Ну смотрите. — Комарик поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Царь мертв, цесаревич мал, жена государя мало что смыслит в политике — она архитектор по образованию. И тут на сцену выходит заказчик. Я, говорит он, давно говорил о кризисе монархии как государственного устройства. Или сейчас, или никогда мы должны признать, что монархия устарела и единственной альтернативой может быть только…
— …президентская республика, — выдохнул Исаев. — Ты Распутина имеешь в виду?
— Вы сказали, — улыбнулся Комарик.
— Подожди, что-то у тебя все равно не укладывается. Ему же только сорок пять, допустим, он организовал последние два удавшихся покушения, но перед ним-то кто был?
Ротмистр продолжал изображать Джоконду.
— Прекрати лыбиться, отвечай! — прикрикнул Исаев, но уже не так сурово.
— Все дело в том, что девичья фамилия мамы Распутина — Новикова. Вам это ничего не говорит?
— Хочешь сказать, что декабрист Новиков — его предок? И что с того?
— А то, Максим Максимыч, что дедушка Распутина по материнской линии, если помните, довольно долго был лидером думской республиканской фракции. И был яростным противником монархии, называя царскую семью не иначе как дармоедами. Вы поняли мою мысль?
— Доказательства?
— Нет, — признал Комарик. — Поэтому и пришел.
— В чем дело?
— Распутина надо взять под колпак.
— Ты с ума сошел, ротмистр! Депутата — под колпак. Кто мне такое разрешение даст?
— Никто. Сами возьмите. Если это не он — ничто не мешает нам снять наблюдение. Если он — победителей не судят.
— Это будет прецедент, нам головы снимут.
— Вам голова важней или судьба отечества?
— Отечество важней, — сказал полковник. — Но без головы я не смогу ему послужить.
Ротмистр не мог не согласиться.
— И все же… — обратился он к Исаеву.
— Говори.
— Еще один момент: необходимо снизить уровень контроля во время аудиенции. Думаю, убийца будет там, и мы должны взять его с поличным.
— Ты меня угробишь когда-нибудь, — застонал полковник. — А если он убьет Возницкого, что делать будем?
— Постараемся, чтобы не убил. В конце концов он будет последней жертвой. Я думаю, что Распутин и есть заказчик. Я уверен.
— Уверен он… — проворчал полковник. — У Юры у одного геном Романовых, боюсь — последний.
— Найдем, — уверенно сказал Комарик. — Если всплыл один — найдется еще. Кровь притянет.
Двадцать четвертое января
Гай-Болид, кое-как разобравшись с матерью Юрана и побеседовав (был ли толк — вот вопрос) с Шепчуком, теперь занимался разработкой генеалогического древа Васильчиковых-Возницких. Бабка инженера умерла, умер и ее брат Йозеф, в Тобольске, откуда они были родом. Все метрики погибли во время пожара. Жандармские управления империи искали отца Марян-Густава, но нигде таковой не встречался.
Дело было заведомо безнадежным. Болид слетал в Тобольск, ничего, разумеется, не нашел, объявление по местному телевидению результатов не дало. Несолоно хлебавши он вернулся в столицу утром двадцать четвертого, доложил об оперативных мерах, принятых к розыску таинственных родичей, и получил приказ продолжать работу. Кого работать, где, зачем? Метрик ведь все равно нет. Надо было опрашивать родственников. Все родственники в Питере Васильчиковы, только у них и узнаешь.
И направился Рома прямиком к инженеру в гости.
Дверь открыла хозяйка.
— Здравствуйте! — Рома изобразил из себя робкого очкарика. — Это я вам звонил, от имени Георгия Ювенальевича Шепчука.
Дарья Михайловна, молодая красивая женщина, пригласила его войти.
— Итак, вы частный сыщик? — спросила она.
— Не совсем, — слегка гундося, поправил ее Болид. — Я журналист, тоже разыскиваю Юру Возницкого…
— Странно, что Георгий направил вас к нам, — растерялась Дарья Михайловна. — Мы ведь даже не знакомы с этим Юрой, хотя он и приходится моему мужу троюродным братом.
— Именно это меня и интересует, — обрадовался Рома. — Я сейчас пишу цикл репортажей «Русский характер». Вы так горячо откликнулись на призыв о помощи практически чужой женщины…
Госпожа Васильчикова смутилась:
— Она нам не чужая… просто мы не были знакомы, да и степень родства, знаете ли, не самая близкая.
— Вот и расскажите об этом подробно.
— А что рассказывать… Позвонила она как-то вечером, представилась, попросила помочь. А мой муж, он, знаете ли, очень трепетно относится к родственникам. Он ведь знал родных только по мужской линии, а его очень интересует и женская… особенно бабушка. Она ведь у него полячка была, а прадед — потомок ссыльных поляков.
— Вот как? Это, Дарья Михайловна, даже лучше, чем я ожидал. — Гай-Болид вынул из кармана диктофон и поставил на стол. — Россияне сильны своими кровными узами, все наши народы — братья по крови.
Дарья Михайловна совсем застеснялась, но продолжила: