Почва под ногами оказалась устланной мягким ковром упругого мха, и Китти наконец укрылась от холодного ветра, от которого у нее посинели губы и онемели руки и ноги. Через минуту Роман принес грубое шерстяное одеяло, отвязанное от седельной луки.
— Сп… спасибо, — сказала она, не попадая зуб на зуб, и плотно завернулась в него. — Мы здесь в безопасности?
— Мы разделаемся со всяким, кто сюда сунется! — ответил Роман, уязвленно вскинув голову.
Они выбрали хорошо защищенное от ветра место и сели рядом. Роман осторожно поставил ружье между ног, вытащил из сумы вяленую строганину из буйволятины и протянул ей горсть.
Китти отрицательно покачала головой и лишь посильнее натянула на себя одеяло.
— Не знаю, было ли мне еще так приятно видеть… кого-нибудь…
— Такая уж у меня работа, — широко улыбнулся Роман.
Его голубые глаза тоже улыбались, когда они вспоминали детали его неожиданного появления на лужайке. Мужчина жадно поглощал вяленое мясо.
— Вы говорили, что индейцы схватили еще двух мальчиков…
Он кивнул.
— Да, Сэма Маккинли и Дэвида Сандерса. Вы их знаете?
— Знаю.
— Старший сын Генри Портера, Марк, и с ним еще двое обследовали местность. Когда они переправлялись через реку, индейцы схватили Сэма и Дэвида. Марк все видел. Это были шоуни. В мальчика стреляли, но он успел убежать и предупредить всех в форте.
Китти с содроганием представила, как чувствуют себя эти мальчишки в плену в такую холодную ночь… Их жизнь зависела теперь от милости дикарей.
— А как вы узнали о том, что меня схватили? — спросила она. — Вам папа сказал?
Роман покачал головой.
— Я ничего не знал. Дэниэл собрал отряд, чтобы отправиться на розыски ребят, но я не пошел с ними: я сделал вывод, что индейцы пойдут к Тропе войны. Очень скоро я натолкнулся на одну примету, по которой понял, что здесь прошли трое индейцев с пленником, и подумал, что они уже убили одного из мальчишек.
Китти наблюдала, как Роман, закончив есть, потянулся за бурдюком с водой. Откупорив его, он предложил ей выпить.
— Выходит, вы не знали, что пленник — это я, когда выскочили на лужайку? — спросила Китти.
Он помолчал.
— Я там немного понаблюдал.
— Так близко?
— Да, в кустах.
Она почувствовала, как загорелись ее щеки.
— Почему же вы не вмешались раньше? — обиженно спросила она и отвернулась.
— Боялся, что они могут убить вас, опоздай я на долю секунды. Ждал подходящего момента. А вообще-то… я готов был вмешаться и раньше, — медленно добавил Роман, — но вдруг заметил, что они чего-то страшно испугались.
Она кивнула, чувствуя жар в щеках.
— Их напугало родимое пятно.
— В виде луны?
Она прямо взглянула ему в лицо.
— Нет, полумесяца.
— Так я и думал. Я достаточно знаю язык шоуни… Они сочли, что вы помечены знаком их богов — эти язычники поклоняются Луне и Солнцу. Индейцы решили отдать вас одному из своих вождей… или убить, так как, по их представлению, вы никому не годились в жены.
У Китти перехватило дыхание. Все, что ей пришлось пережить до этого, меркло в сравнении с грубой реальностью, в которую он ее посвятил.
— Не думаю, чтобы они причинили вам зло, — торопливо продолжал он. — Вернее, только не таким образом… Индейцы шоуни обычно не насилуют пленных женщин.
Роман поднялся. Бесшумно ступая в своих мокасинах, он вышел из убежища и зашагал к рощице сосен, но через несколько минут вернулся.
— Я бы не стал рисковать и разводить костер. К тому же у нас только одно одеяло, — сказал он, не спуская с нее глаз.
— Ах… ну да, конечно, — ответила она заикаясь, когда до ее сознания дошел смысл сказанных им слов. Китти тоже встала. — Я просто…
Она устремила взгляд в сторону сосновой рощицы. Девушка чувствовала необычную робость, хотя и не понимала, почему. На протяжении многих недель путешествия никто из поселенцев не удивлялся, когда кто-нибудь вдруг исчезал в кустах в поисках укрытия для своего вынужденного уединения: отправление нужды было частью их повседневной жизни. Теперь же, когда она присела на корточки в темных, отбрасываемых деревьями тенях, она была так рада, что под ногами у нее толстый слой сосновых иголок, и Роман наверняка ничего не услышит! А разве она не делала этого же прямо на глазах у индейцев шоуни?!
Иней блестел под ногами. Она быстро вернулась. Роман уже лежал, завернувшись в одеяло. Заметив ее, он приподнял его край, и Китти с благодарностью проскользнула под него, инстинктивно прижимаясь к его теплому телу.
Недавняя племянница сама так сильно дрожала, что не почувствовала, как Роман задрожал всем телом, открывая ей свои объятия. И она, проникнув в них, уютно устроилась — словно зверек, ищущий теплую норку.
— Ах, Роман… — сказала она, подчиняясь пробежавшему по ней импульсу, — ведь вас могли убить, когда вы пытались спасти меня.
— Все… — сказал он. — Спите.
Китти улыбнулась, чувствуя усталое облегчение, и закрыла глаза. Но несмотря на изнурение, она вдруг с особой остротой начала ощущать терпкий мускусный запах его тела, чувствовать твердые мышцы его груди и бедер. Роман лежал наполовину отвернувшись от нее, но она чувствовала его напряжение.
— Роман… — Она плотнее прижалась к нему, пытаясь спросить, что с ним, но это порывистое движение заставило ее натолкнуться на его затвердевшее мужское естество. Сладкие чувства, которых она никогда прежде не испытывала, волной пробежали по ее телу, между ног она ощутила разливающуюся теплоту, а соски ее так набухли, что готовы были лопнуть.
Из груди Романа вырвался стон, его руки крепче сжали тело девушки, а раскрытые губы просили пустить его к ней, словно он хотел выпить ее всю и позволить ей испить себя до дна. Он все сильнее прижимал ее к себе своими мускулистыми руками, передавая ей свое растущее нетерпение.
Условности, принятые на востоке, казалось, отошли на задний план: даже в поселках по берегам реки Ватауги овладеть девушкой обманом не было таким уж неслыханным позором, и все старались этого не замечать. Сам проповедник не выражал по этому поводу особенного беспокойства, если только молодой человек выполнял взятые на себя перед девушкой обязательства. И хотя Китти было об этом хорошо известно, она преисполнилась решимости не позволять ни одному мужчине прикасаться к ней до свадьбы. Сейчас она мимолетно подумала об этом, но рука Романа покоилась на ее груди, его рот все еще дразнил, возбуждал ее губы, она чувствовала убыстренный бег крови в венах, словно слишком много выпила бузинной настойки…
«Так вот что это такое! — подумала она, — И все произойдет сейчас, сию минуту…» Она хотела, чтобы это произошло, произошло сейчас… Все тело ее ныло от желания. Но Роман вдруг оторвал свои губы.