Он пожал плечами.
— Если тебя кто-то бросает к акулам, тяни его за собой. И вас будет двое против акул. За редким исключением, люди объединятся, чтобы сокрушить общего врага — хищника, а потом уже, создав возможности к бегству, вернутся к своей вендетте.
Мне нравится его логика, простая, но эффективная.
— Я бы скорее всего заявила о своей невиновности. Издала бы собственный Дэйли, с опровержением.
Пожалуй, я не стала бы сдавать Дэни, несмотря на то, что она сдала меня. Я бы ни за что не призналась в том, что убила Стража. Ненавижу себя за это, ненавижу саму мысль о том, что кто-то мог наблюдать, как я это делала. Хочу знать кто это. Жутко осознавать, что кто-то знает о тебе что-то ужасное, а ты даже представления не имеешь кто это.
— Оправдания никогда не срабатывают. Системе свойственна предвзятость. Атакующий наступает, вынуждая того, кто защищается, оправдываться и от этого выглядеть виновным. Если не ты и не Дэни напечатали это, значит кто-то подставил вас, в надежде на то, что вы обе сбежите или погибнете. И с помощью двух обычных листков бумаги добился своего. Ими увешан весь город. Сам видел, как возле Дублинского Замка собиралась толпа, требующая чтобы Стажи приняли меры.
Вот почему он решил, что это Джейн напал на меня. После падения стен в замке разместился гарнизон Стражей и то, что теперь является единственной городской больницей.
— Неужели все просто так в это поверили? Попечители не предоставили никаких доказательств. И кроме того, — проворчала я, — стиль в котором листовки написаны однозначно незрелый.
— Страхи, скука и чувство беспомощности породили немало охот на ведьм. А тот, кто контролирует прессу…
— Направляет массы, — закончила я. — Неужели они не понимают, что у нас есть проблемы посерьёзнее? Вроде разрушения материи нашей планеты?
— Они винят тебя и Дэни за черные дыры. Толпа скандировала что магия, которую вы используете, настолько разрушительна, что разрывает мир на части.
— И тебя не беспокоит, что они могут направляться сюда прямо сейчас? — раздраженно поинтересовалась я. Чтобы навредить моему дому ещё больше. Мои руки сжались в кулаки.
— Возможно я прокрался в эту толпу и пустил слушок о двух молодых женщинах, которые танцуют где-то на окраине города на кладбище, обнаженные, вокруг сияющей книги.
Я фыркнула.
— И что, это сработало?
— Когда это напуганные мужчины могли устоять перед соблазном обнаженными женщинами и насилием? Но всё же то, что они придут, лишь вопрос времени.
Он поднялся как грациозная черная пантера, заиграли мышцы. Он выглядел не таким грозным, когда тело не было покрыто черными и багряными татуировками. Редко удается увидеть его без них. Прекрасного обнаженного мужчину. Моя кожа пахнет им. Мне не хочется смывать этот запах, но краска не оставляет выбора.
Он протянул мне руку и помог встать на ноги. В последний момент он склонил голову и вдохнул. Я улыбнулась. Наши запахи привлекательны друг для друга, когда мы трахаемся. Человеку должно нравится, как пахнет тот, с кем он трахается, в противном случае, он делает это не с тем, с кем нужно.
— У меня есть дела, — сказал он, и я уловила в его словах сожаление о том, что мы не можем просто позабыть обо всём на свете, оградившись ото всех. Жизнь была бы гораздо проще, если бы мы могли игнорировать всё, кроме друг друга.
— Унас есть дела, — поправила я. Не собираюсь больше отсиживаться в стороне.
— У меня. А ты помойся. Через час мы уходим.
И прежде чем я успела открыть рот, чтобы возразить, он исчез, скрылся из вида в этой его струящейся манере. Либо он двигался так быстро, что я не успевала разглядеть, либо сливался с окружающей обстановкой как хамелеон, двигаясь от объекта к объекту.
Раздался бесплотный голос:
— Я сделаю так, что люди не смогут попасть в магазин. Вы будете в безопасности до моего возвращения, мисс Лейн.
Я рассердилась. На протяжении последнего часа, когда я влезла ему под кожу и запустила его глубоко под свою, я была для него Мак.
Два малюсеньких слова снова воздвигли между нами стену формальности.
— Мисс Лейн, блин, — пробубнила я. Но его уже не было.
* * *
Ровно час спустя мы вышли из задней двери, ступая в аллею, которая соединяет КиСБ с гаражом Бэрронса. Мне жутко не хотелось оставлять магазин с разбитыми окнами, но Бэрронс заверил меня, что магазину больше ничто не угрожает.
Принимая душ, я поняла, что читая Дублин Дэйли упустила кое-что. Сегодня третье августа — ровно год прошел с того дня, как я впервые ступила на землю Ирландии. Столько всего произошло. Столько всего изменилось. Я всё еще не могла осознать до конца все произошедшие со мной жизненно-важные изменения. И теперь, снова став видимой, мне захотелось поговорить с мамой о некоторых моих проблемах, попасть в папины крепкие объятья, но с нашим воссоединением придется повременить.
Я задрожала от промозглого сырого воздуха. Мои волосы всё ещё были влажными, светлые локоны с кровавыми прядями. Масло лимона, которым я пыталась вывести краску, смягчило волосы и распутало колтуны, но не помогло мне избавиться от кровавого красителя. Очередной день в Дублине с неудачной прической.
Но дрожала я не только из-за мокрых волос. Ледяной Охотник припал к земле в переулке, удерживаемый символами, которые Бэрронс выгравировал на его крыльях и затылке. Это был тот же Охотник, которым я правила в тот день, когда мы пытались выследить Синсар Дабх и, будучи обмануты Книгой, разбежались как перепуганные мыши. В тот день, когда древний Охотник К'Врак, парил со мной рядом, коря меня за то, что я летела не на нём, и тепло приветствуя меня как «старого друга».
В моем сердце есть особое место для самого большого и самого древнего Охотника, чьё имя стало синонимом смерти, а поцелуй столь финален, что истребляет саму сущность души. Не нужны мне пуделя. Мне даже питбули не подходят. Мне подавай старую-добрую блаженно-чудаковатую финальность К'Врака. Интересно, где он? Может, он и сегодня присоединиться к нам в небесах?
Я вздрогнула от этой мысли. Если он объявится, я прогоню его. Я его и близко к Бэрронсу не подпущу. Никогда.
В небесах он был не единственной моей проблемой. Интересно, как быстро меня облепят противные упыри теперь, когда я стала видимой? Складывается впечатление, что я всего лишь меняю одну проблему на другую.
Сегодняшнее транспортное средство было в пять раз меньше своего гигантского сородича. И почему мы не взяли одну из машин Бэрронса, которые дадут фору любому на дороге? Кожа Охотника была совершенно лишена цвета, чернее полночи в тёмной пещере, она поглощала любой свет, попадающий на неё, словно побывала в космической ванне, где припудрилась пылью из черный дыры. Его крылья неподвижны благодаря чарам, которые Бэрронс наложил на это создание, чтобы контролировать его, а от его тела исходит пар, как от сухого льда в моросливую ночь.