— Не ожидал увидеть здесь такого! — восхитился Кирпачек.
— Конечно, в нашем-то Мухосранске разве может быть что-то достойное внимания? — Фельдшер иронично улыбнулся. — Вы, молодой дипломированный вампир, наверное, ожидали увидеть устаревшие банки на спинах простуженных, кучу вставленных во всевозможные отверстия клизм и поставленных градусников? — полюбопытствовал старик, на что смутившийся обладатель черного диплома об окончании института имени Франкенштейна кивнул.
— Даже больше, — сказал он, после того как справился со смущением, — я ждал жалоб на отсутствие лекарств.
— Лекарства… кхе… — пренебрежительно усмехнулся фельдшер. — Когда-то обходились совсем без них. Приходил древний народ к шаману, а у того от всех болезней один рецепт: «Съешьте бешенку». Вот и ели бешенку, походы к ведьминским народам устраивали, вырезали под корень целые роды, чтобы завладеть угодьями, богатыми этими волшебными грибочками. Потом народ стал умным и придумал религию. Когда же церкви Великомучеников Зомби и Святого Дракулы взяли духовность в свои руки, они провозгласили: «Не ешьте эту еретическую дрянь! Молитва исцеляет тела! Молитесь!» И все кинулись молиться, а ведьм отправляли на костры, как основных потребителей еретического гриба. А знаете, что самое странное, мил вампир?
— Что?
— Что ведьмы бодро шли на смерть, горели, но упорно продолжали жевать бешенку. Так с этим грибочком в зубах и умирали. Вы же знаете, что до сих пор ведьминские народы не могут восстановить былую численность…
— Мне кажется, они и не стремятся к этому. — Кирпачек улыбнулся. Он просто наслаждался неспешной беседой со стариком. — Так что же было дальше?
— А дальше мы все стали не только умными, но и грамотными, — ответил фельдшер, засунув руки в карманы широченного плаща. Одна из костяных пуговиц оторвалась и покатилась по дорожке, но гном, не обратив на эту мелочь внимания, продолжил: — Такие вот новоявленные грамотеи сразу завопили: «Молитва — вред, опиум для народа! Панацея для всех народностей — микстура!» — и давай этой патентованной гадостью пичкать всех без исключения. Кстати, юноша, опять ведьмам больше всех досталось — у них на микстуру обнаружилась стойкая аллергия. Ведьминские народности почему-то всегда крайними оставались, уж так исторически сложилось в нашем Королевстве. Но, мил вампир, жизнь тянулась, тянулась и дотянулась до таких высот, на которых от природного иммунитета остались рожки да ножки. Тогда песенка сменилась: стали говорить, что микстура приносит вред, а вот антибиотик — это да!.. Это панацея, это эликсир жизни, способный принести избавление от всех болезней и спасти наш умирающий мир. Опять ошиблись… Почему-то ведьминские народы не болели, тогда как остальных жителей нашей страны просто выкашивали эпидемии всевозможных болезней.
Гном помолчал, улыбнулся и продолжил:
— Подумали наши ученые, да так ничего и не выдумали. Пришлось им смирить гордыню и пойти на поклон к ведьмам: деревенским, горным, лесным, полевым, болотным. Пришли, значит-с, профессора и академики к ведьминским лекарям и спрашивают: «А чем это вы лечитесь?» Как думаете, что ответили ведьминские врачи?
— И что же? — спросил Кирпачек, с нетерпением ожидая ответа.
— Они сказали: «А мы не болеем»!!! — «Но почему?» — поинтересовались светила медицины. «А съешьте бешенку», — ответили ведьмы… — Тоб гулко расхохотался. Кирпу тоже стало смешно, такого поворота истории он не ожидал. — Как тебе сказочка?
— Поучительно, уважаемый Тоб, весьма поучительно.
Увлеченные беседой, они не заметили, как подошли к дому старого гнома. Фельдшер остановился, поднял голову и взглянул на Кирпачека.
— Мил вампир, — сказал он как-то по-особенному серьезно, и даже не просто серьезно, а значительно, — когда-то я был таким же, как вы, — юным идеалистом, полным надежд и желаний, и мечтал вылечить весь мир. Хотелось, чтобы вокруг меня жили счастливые люди, а для этого они должны быть здоровыми. Вы еще не появились на свет, когда я приехал в Чертокуличинск. Думал, что буду делать благородное дело, работая в таком захолустье, куда не сунется ни один врач. Как я лечил! Помню, просто измыливался на работе. Порой выбивался из сил, но больных становилось больше и больше. И тогда поневоле задумался: а почему вообще люди болеют? Да, болезни у всех разные: и у вампиров, и у троллей, и у бесов с демонами, но их объединяет одно: все эти болезни ведут к вырождению, а порой и к смерти. Тогда стал в этих разных болезнях искать сходство. Во всех — одно. Хотите знать, что нашел?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хочу, — ответил молодой врач.
— Все болезни — проекция больного. Проекция представления о себе и о мире. Мысли и чувства не отдельны от тела, как мы думаем, они просто часть системы, которая называется «организм». Вот сегодняшняя мамаша — та, с гиперактивным отпрыском. Думаешь, почему у нее ребенок носится так, будто ему задний проход скипидаром смазали?
— Прививки? — предположил Кирпачек, порывшись в весьма объемном запасе полученных в университете знаний.
— Вовсе нет, мил вампир, вовсе нет. Просто у малыша та маленькая дырочка в сердце, через которую излучения матери поддерживают жизнь ребенка в утробе, не заросла. А все потому, что мамаша, будучи беременной, не хотела отпускать свое чадо в этот ужасный, полный опасностей мир.
— Ей было жалко расстаться с ребенком? Это жадность? — предположил Кирп.
— Кто-то говорит, что жадность — мать всех пороков, юноша. Однако я с этим не согласен. Жадность, она как болезнь, тоже следствие. А причина — страх. Страх — и мать, и отец всех пороков, в том числе и порока сердца. Вот дай волю этой пожилой троллихе, и она бы запаяла своего отпрыска в стеклянную колбу и всю свою жизнь следила бы за тем, чтобы с ее чадом ничего не случилось. А то, что астма и прочие заболевания дыхательных путей, а также серьезные проблемы с опорно-двигательным аппаратом были бы следствием такого вот оранжерейно-колбочного воспитания, мамаша бы даже не догадалась. Но когда она пришла ко мне с маленьким хулиганом впервые, я прописал ему движение, движение и еще раз движение. Однако страхи не отпускали нашу заботливую мамашу, и она всячески сдерживала активность ребенка. Вот вам и результат: пацан носится, как сошедшее с ума кентервильское порося. Не жадность — мать всех пороков, юноша, вовсе не жадность. Страх… Пороков сердца, пороков характера и — как следствие — пороков всего нашего общества.
— Если продолжить этот ряд, то можно сказать, что и пороков нашего мира? Природы? Экологии?
— Вы правы, Кирп, совершенно правы. — Гном, улыбнувшись, вдруг проворчал: — Старею. Все меня на философию тянет-с.
Он поднялся на крыльцо, толкнул входную дверь, но не вошел в дом, а немного потоптался на пороге и вдруг впервые за всю свою длинную жизнь дал совет:
— Уезжайте отсюда, мил вампир. Нечего-с вам здесь делать. Тут не движется ничего, и людям в этом странном городе почему-то нравится болеть… — Он занес ногу, но, так и не сделав шаг, оглянулся по сторонам и, смущаясь, попросил: — Поговорите с братом, Кирпачек, пусть он один раз прокатит старика Тоба на мобиле, ладно?
— Поговорю, — улыбнулся Кирп.
— Но только где-нибудь подальше от города, чтобы никто не видел, а то упреков не оберешься, позавидуют ведь… — И фельдшер наконец вошел внутрь, оставив молодого врача в растерянности смотреть на закрытую дверь.
Спроси кто-нибудь Кирпачека, о чем он размышлял те десять минут, что стоял под дверью дома старика гнома, он вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. В голове не было ни одной связной мысли, он просто находился под впечатлением от разговора. То, что сказал этот провинциальный лекарь, было для него откровением, он чувствовал, что такая беседа из разряда невозможного, невероятного. Из состояния, близкого к трансовому, его вывело прикосновение чего-то скользкого, липкого. Молодой врач вздрогнул и отшатнулся. Оказалось, что его просто лизнуло кентервильское порося, запряженное в пустую повозку. Кирп усмехнулся и, развернувшись, пошел по длинной извилистой улице, которая была в Чертокуличинске не только главной, но и единственной…