О бабочке и пчеле вспоминает этот поэт и позднее в "Летнем вечере". А в его же стихотворении "Узник к мотыльку, влетевшему в его темницу" есть такие слова:
Увы! Денницы милой свет До сводов сих не достигает;
В сей бездне ужас обитает,
Веселья здесь и следу нет.
Душа весь мир в тебе узрела,
Надежда ясная влетела В темницу к узнику с тобой
(там же, с. 131).
*** Бабочкам посвящено еще много стихотворений, из которых особенно хорош "Мотылек" Л.Н. Модзалевского (1837-1896):
Расскажи, мотылек,
Как живешь ты, дружок?
Как тебе не устать День-деньской все порхать?
"Я живу средь лугов В блеске летнего дня;
Ароматы цветов - Вот вся пища моя!
Но короток мой век - Он не более дня,
Будь же добр, человек,
И не трогай меня!". [12]
Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной: Каждому хочется ввысь вознестись над фортуной непрочной. Летняя бабочка вдруг пожелала ожить в декабре,
Не разглагольствуя, не помышляя о Зле и Добре.
Может быть, это не бабочка вовсе, а ангел небесный Кружит и кружит по комнате тесной с надеждой чудесной: Разве случайно его пребывание в нашей глуши,
Если не видятся в нем очертания вашей души?
(Булат Окуджава, 1996, с. 355).
*** О бабочках и других насекомых пишет также Г. Гейне (т. 2, с. 10):
Как страстно в розу влюблен мотылек,
Кружит и порхает вокруг;
А солнечный луч в мотылька влюблен,
Золотой неотступный друг.
А роза, в кого влюблена она?
*** На этот вопрос отвечает В. Брюсов (1955, т. 2, с. 46) "Мотылек и Роза":
Шептала Мотыльку застенчивая Роза:
"О милый мой!
Не схожи мы судьбой: я вечно здесь, как греза,
Ты надо мной!
Друг друга любим мы; моя земная доля Тебе близка;
И часто кажется, что на просторе поля Мы — два цветка!
Но я прикована, а ветерка дыханье Тебя влечет,
И тщетно я хочу струить благоуханье На твой полет.
Вспорхнув, ты радостно уносишься над лугом
В лазурный день!
А я слежу, как здесь меня обходит кругом Моя же тень!
То улетаешь ты, то близко; то со мною,
То в небесах.
И я покорно жду, но с каждою зарею Я вся в слезах!
О царь мой! чтоб могли мы оба, без усилья,
Дышать, любя, -
Прильни к земле, как я, иль дай мне тоже крылья,
Как у тебя!"
*** В другом стихотворении Брюсов сравнивает себя с летящим на свет мотыльком:
Я — мотылек ночной. Послушно Кружусь над яркостью свечи.
Сияет пламя равнодушно,
Но так ласкательны лучи.
Я этой лаской не обманут,
Я знаю гибель наизусть, - Но крылья биться не устанут,
С усладой повторяю: пусть!
Вот все невыносимей жгучесть,
Тесней и опьяненней круг,
Так явно неизбежна участь;
Но в паданьи захвачен дух.
Хочу упиться смертью знойной,
Изведать сладости огня.
Еще один полет нестройный - И пламя обовьет меня. [13]
Под непрерывный грохот аммонала Весенними лучами озарен Уже летел, раскинув опахала, Огромный, как ракета, махаон. Сиятельный и пышный самозванец, Он, как светило, вздрагивал и плыл,
И вслед ему неслась толпа созданьиц, Подвесив тельца меж лазурных крыл. Кузнечики, согретые лучами, Отщелкивали в воздухе часы,
Тяжелый жук, летающий скачками, Влачил, как шлейф, гигантские усы.
И сотни тварей на своей свирели Однообразный поднимали вой,
Ползли, толклись, метались, пили, ели, Вились, как столб, над самой головой. И в куполе звенящих насекомых, Среди болот и неподвижных мхов,
С вершины сопок, зноем опаленных, Вздымался мир невиданных цветов.
Есть хор цветов, неуловимый ухом,
Концерт тюльпанов и квартет лилей,
Быть может, только бабочкам и мухам Он слышан ночью посреди полей.
(с. 142-143). [14]
Рис. 35. Алиса и Гусеница (Из: Кэрролл, 1960).
В китайской мифологии интересно описано происхождение тутового шелкопряда. Девушка Цань-шень очень любила своего отца, и когда он надолго уехал куда- то, сильно скучала. Однажды она заявила в присутствии своего коня, что выйдет замуж за того, кто ей вернет отца. Конь сорвался с привязи и ускакал, а потом привез отца. Отец Цань-шень, узнав, что жеребец помышляет о женитьбе на его дочери, убил его и содрал с него шкуру. Вдруг эта шкура подскочила к Цань-шень, обернулась вокруг нее и улетела вместе с ней. Потом этот сверток сел на тутовое дерево и превратился в странное существо с головой лошади изо рта которой тянулась блестящая шелковая нить. Лошадиная шкура приросла к телу девушки и снять ее она уже не могла.
Так Цань-шень превратилась в шелкопряда (вернее, в его гусеницу). Она преподнесла изготовленные ею нити Небесному Владыке Хуану-ди. Из них была сделана ткань тонкая и легкая как небесные облака. Эта ткань так понравилась Лэй-цзу, супруге Хуана-ди, что она стала разводить шелкопрядов, и шелководство приобрела широкое распространение. А сама Цань-шень стала богиней шелководства (Юань Кэ, 1987). Из этой истории мы узнаем, как возник первый шелкопряд, но о происхождении тех шелкопрядов, которых стала разводить Лэй-цзу, в ней ничего не сказано. Да и то обстоятельство, что из шелковичных червей впоследствии развиваются бабочки, по-видимому, было сочтено не заслуживающим упоминания.
*** А вот еще одна своеобразная китайская мифологема. В древние времена у жены князя Гаосинь-вана в течение трех лет сильно болело ухо. Потом из уха вылез червяк, похожий на гусеницу тутового шелкопряда, и боль в ухе сразу прекратилась. Княгиня посадила червя в тыкву-горлянку и накрыла блюдом. Через некоторое время червяк превратился в... (читатель, наверное, думает, что в бабочку, но это не так). Он превратился в собаку с красивой блестящей узорчатой шерстью. Собака всем понравилась, ее оставили во дворце князя и дали ей имя Паньгу (что значит "блюдотыква").
В это время Гаосинь-ван воевал с князем Фан-ваном и однажды во всеуслышание сказал, что выдаст свою дочь замуж за того, кто принесет ему голову Фан-вана. Услышав это, Паньгу убежал из дворца, а через несколько дней явился, держа в зубах голову Фан-вана. Так возникла проблема — неужели придется отдать княжну в жены псу? Но Паньгу вдруг заговорил человеческим голосом и сказал, что если его посадят на семь дней и семь ночей под золотой колокол, он превратится в человека. Так и сделали, но на шестой день княжна из опасения, что пес умрет от голода, приподняла край колокола. За это время превращение Паньгу почти завершилось, но голова у него осталась собачьей. И пришлось княжне выйти замуж за своего собакоголового жениха. Но жили они впоследствии счастлив, если не считать того, что все их потомки мужского пола имели песьи головы.
*** Гусеница играет важную роль также в упомянутом выше микронезийском космогоническом мифе; утомленная своими трудами она погибает, но ее пот превращается в море, а сама она в - в солнце. Однако понять, что общего между гусеницей и солнцем, нашему скудному европейскому воображению очень трудно; было бы более правдоподобно ее превращение в землю.
*** Когда Алиса попала в Страну Чудес (см. Кэрролл, 1960), она встретила там гусеницу, которая сидела на мухоморе и курила кальян (рис. 35). Алиса пожаловалась, что после того, как она попала в эту страну, она несколько раз становилась то слишком маленькой, то слишком большой. "Менять свой рост так часто в течение одного дня чрезвычайно неудобно!
Неправда! - сказала Гусеница.
Ну, может быть, вы пока еще не находите этого, - возразила Алиса, - но когда вы превратитесь в куколку - что, знаете ли, рано или поздно должно произойти, - а потом в бабочку, я смею думать, у вас немного закружится голова, не так ли?
Ничуть! - сказала Гусеница" (с. 41).
Но после этой, довольно бестолковой беседы Алиса все- таки узнала, как можно по желанию увеличивать и уменьшать свой рост: если отломить и съесть кусочек шляпки мухомора с одного бока, то вы начнете расти, а если с другого - уменьшаться. Но этот рецепт, конечно, оправдывается только в Стране Чудес.
*** Гусениц часто называют просто червями. Врач М.М. Тереховский в 1796 г опубликовал поэму "Польза, которую растения смертным приносят". В ней есть строки, посвящены Достоинствам шелковых тканей, и замечание:
Конечно! Но червей тех, кои шелк прядут,
Питает листьями своими токмо Тут
(см. Павловский, 1958, с. 81).
*** Близка по смыслу караимская поговорка:
Лист шелковицы терпением в шелк превращается (очевидно, под терпением подразумевается "работа" шелковичного червя и уход за ним).
*** В названии трех басен И. А. Крылова присутствует червяк, но в двух из них речь идет, несомненно, о гусеницах.
Басня "Сокол и Червяк" начинается так:
В вершине дерева за ветку уцепясь,
Червяк на ней качался.
В басне "Мальчик и Червяк" описан червяк (очевидно, тоже гусеница), который жил в саду, " не трогая плодов, листочки лишь глодал". Но по просьбе мальчика он залез на дерево и подточил черешок у висевшего слишком высоко яблока. А когда яблоко упало, неблагодарный мальчишка съел его, не поделившись с червяком, а самого червяка раздавил.