Читать интересную книгу Ставок больше нет - Кирилл Казанцев

Уже вставляя ключ в замочную скважину, Скопцов поинтересовался:

– А ты не думаешь о том, что я могу эту папочку притырить? И денежки твоего супруга присвоить?

– Ты? – Аня оценивающе смерила его взглядом. – Нет, ты на такое не способен. Для тебя слишком большое значение имеют разного рода условности.

– Ну спасибо. – Василий распахнул дверь своей квартиры. Первое, что он увидел, были написанные на большом настенном зеркале в прихожей чем-то кроваво-красным буквы, складывающиеся в слово: "Казел!!!" Именно так – через "а" и с тремя восклицательными знаками.

Через секунду, стряхнув с себя оцепенение, Василий сообразил, что это вовсе не кровь, а скорее всего губная помада. Интересно, и чего же еще в его "крепости" успела на прощание наколбасить брошенная им подружка? Пока об этом лучше и не думать.

– Что это? – чуть слышно поинтересовалась из-за его спины Аня, уставившись на зеркало.

– Надпись, – сообщил Василий.

– И для чего?

– Чтобы, причесываясь по утрам, я мог ее видеть и целый день потом не строить в отношении себя иллюзий, – сказал Скопцов первое, что пришло в голову.

– Ну-ну, – с сомнением в голосе пробормотала женщина, при этом с явным недоверием глядя на его короткую, "бандитскую" стрижку.

– Ладно, давай сюда свою папку! – протянул Скопцов руку. Без тени сомнения на лице Аня вложила прохладный пластик в его большую ладонь. – Ты посиди пока на кухне. Чайку попей.

– Хорошо. – Анна двинулась по коридору, с любопытством поглядывая по сторонам – ей было интересно, как же живет сейчас ее старый воздыхатель. А за ее спиной хлопнула входная дверь.

Вернулся Скопцов минут через десять, когда Анна смогла убедиться в том, что сделанный ею в свое время в пользу Мацкевича выбор не был ошибкой.

Журналист тут же прошел в комнату, ничего не говоря женщине. Но она успела заметить, что папки в его руках уже не было.

– У меня к тебе тоже будет просьба. – Быстро покидав в обычный пластиковый пакет кое-что из белья и сменив рубашку, Василий уже через пять минут вернулся в кухню.

– Что за просьба? – Анна с любопытством оглядывалась по сторонам.

– Не надо кому-либо знать, что я занимаюсь твоей личной охраной.

– Кому именно? – уточнила женщина, покидая квартиру. – Менту или другим?

– Никому, – решительно сказал Василий. – Как мне кажется, это наше с тобой личное дело.

– Хорошо, – согласилась Аня.

Перед тем как запереть дверь, Василий еще раз взглянул на надпись. Вспомнилась та случайная подружка. Причем сейчас Скопцов вспоминал ее совершенно равнодушно. Лицо и даже фигура, так недавно вызывавшие его искреннее восхищение, терялись где-то в глубинах памяти. И вовсе не потому, что рядом с ним была более красивая зрелая женщина, затмевавшая собой обычную простушку. Просто девушка, не умеющая правильно написать даже такое простое слово, как "козел", не заслуживает того, чтобы о ней помнили.

3

На место назначенной "стрелки" Таран с товарищами прибыл минута в минуту, как и предписывается правилами "хорошего бандитского тона". Разумеется, чеченцев там еще не было. И не потому, что они испугались или признали свою неправоту. Никола прекрасно знал, что этих "завоевателей" отличает полное презрение ко всем как бандитским, так и другим местным традициям.

На "стрелку" они приехали вчетвером – сам Никола, Толян, Грек и четвертый их боец, Рыжий. Вообще-то всего с Тараном постоянно работали не только эти трое, а еще пять человек. Да и Димка Паленый, старый приятель, предлагал помощь.

Но только Никола не счел нужным собирать толпу. Четыре человека с битами в руках вполне способны поучить уму-разуму трех зарвавшихся щенков, пусть даже и "черных".

И местечко для этого – хоть куда. Метров триста до ближайших окраинных домов города, между недостроенных и давным-давно заброшенных гаражей. Делай все, что хочешь, – никто не услышит.

Никола глянул на часы. Эти нерусские хари заставляют себя ждать. Ну ничего. Тем, значит, больнее им будет.

Никто не собирался вести какого-то там "толковища". Решили единогласно – сразу, как подъедут, начинать бить. Избить самих, переломав им руки-ноги, раздолбить их тачку. Хотя... Если машина хорошая, такая, как говорили очевидцы, может, стоит и себе ее забрать. Лишней не будет.

– Вроде едут, – сказал стоящий рядом с бригадиром Толян.

Никола прислушался. Точно, кто-то едет – со стороны города нарастал шум автомобильного двигателя.

Через несколько секунд тяжелый джип "Мицубиси-Паджеро" вывернул из-за поворота и остановился метрах в тридцати от ожидающих бандитов. Из машины никто не спешил выходить.

– Ссат, суки черножопые! – решил Никола. – Ну да мы люди не гордые – сами подойдем!

Небрежно помахивая битами, четверка бандитов не спеша направилась к стоящему джипу.

– А тачка у них, в натуре, путевая! – присмотрелся Таран. – Пацаны, машину не трогаем – себе заберем! Не хер всякой чмуроте на таких лайбах раскатывать!

– Добро! – согласился Толян. Остальные промолчали, но в том, что его слова услышали, у бригадира не возникло ни малейших сомнений.

Подойдя к машине, Никола резко рванул на себя водительскую дверцу:

– Ну, псы, и кто здесь Ахмад?! – Несмотря на все приготовления и отданные им же самим команды, он не мог начать драку просто так. Для начала ему надо было себя немного "разогреть". И самой подходящей фигурой для "разогрева" был тот самый Ахмад, что позволил себе более чем оскорбительные высказывания в его, Николин, адрес.

– Ну, я Ахмад! – ответил тот, что сидел на переднем сиденье и выглядел покрепче остальных.

– Ах ты, сучонок! – ласково произнес Таран и потянулся большой ладонью к его лицу. – Ид-ди сюда, пидоренок!

Никола так и не успел понять, что произошло в машине. Сидевший сзади чучмечонок вдруг вытянул вперед руку. Ударил гром, и в глаза Тарана кольнула острая яркая звездочка.

Пуля, выпущенная из пистолета Стечкина, попала бригадиру точно в лоб. Большое и сильное, но только уже мертвое тело было отброшено на несколько шагов назад. Девятимиллиметровая пуля, выпущенная практически в упор, пробила лобную кость и при выходе вырвала часть затылочной, забросав частицами мозга стоящих сзади боевиков.

– У них "волыны"! – заорал Толян. Он уже не смотрел, что там происходит с бригадиром – сейчас речь шла о его собственной жизни!

А стекло на задней двери уже опускалось, и в открывающемся проеме была видна рука с пистолетом.

Грек попытался было достать битой хотя бы водителя, но только тот ловко увернулся, упав на уже освободившееся пассажирское сиденье. А Ваха, не задумываясь, выстрелил в Грека. Тяжелый удар в грудь швырнул бандита на землю. Он попытался было вдохнуть, но не мог – в разорванных легких что-то клокотало и бурлило.

Толян и Рыжий бросились бежать в сторону гаражей, надеясь найти в их запутанном лабиринте хоть какую-то защиту от пуль. Сейчас было не до "поняток" и не до бандитской чести. Сейчас им хотелось только выжить.

Ахмад, который покинул салон автомобиля одновременно с первым выстрелом, легко, в несколько широких прыжков догнал Рыжего, отставшего от приятеля. Высоко подпрыгнув, чеченец изо всех своих сил впечатал пятку в спину бандита. Удар был настолько силен, что Рыжий почти что сделал сальто вперед, но только приземлился не на ноги, а тяжело приложился спиной к плотно утоптанной земле. От этого удара у него перехватило дыхание, и подняться сразу он не смог. А подскочивший Ахмад тут же начал пинать его ногами, стараясь попасть в лицо острыми носками туфель.

– Атайды! – закричал другу набегающий Ваха. – Атайды, Ахмад!

Чеченец сделал шаг в сторону, а его земляк, не задумываясь, направил ствол пистолета на лежащего Рыжего и дважды надавил на спусковой крючок. Тело бандита дважды дернулось и замерло. Он был мертв.

– Где четвертый?! – Ахмад огляделся по сторонам.

– Туда побежал! – Ваха ткнул стволом пистолета в сторону гаражей. Не сговариваясь, оба приятеля сорвались с места. В принципе, им было наплевать, уйдет кто-нибудь из этой мясорубки или не уйдет. Сейчас их вел за собой не расчет, а слепой азарт. Они метались между недостроенных гаражей, искали и не могли найти убежавшего Толяна.

Через некоторое время, когда поутих азарт схватки и адреналиновые выбросы пришли в норму, Ахмад окликнул Ваху:

– Хорош! Пошли отсюда! Пусть живет, скатын!

Ваха спрятал пистолет под одежду, и оба чеченца не спеша, с чувством выполненного долга, направились назад, к машинам...

Боль ушла. Ушла совсем. Тело полностью онемело, и Грек понимал, что умирает. Он уже не испытывал нужды в воздухе для дыхания – ему было хорошо и покойно. Широко открытыми глазами он смотрел в глубокое, бездонное небо.

– А этот шакал еще живой, – послышался чей-то голос у него над головой. – Может, добить?

– Нэ надо. Сам здохнэт, падаль.

Послышались удаляющиеся шаги. Шакал, падаль. И Греку вдруг стало мучительно обидно – неужели это все, что о нем можно сказать?! Он даже заплакал от обиды. Одинокая слезинка выкатилась на щеку. А потом Грек умер.