Читать интересную книгу Урания - Иосиф Бродский

«То не Муза воды набирает в рот…»

М.Б.

То не Муза воды набирает в рот.То, должно, крепкий сон молодца берет.И махнувшая вслед голубым платкомнаезжает на грудь паровым катком.

И не встать ни раком, ни так словам,как назад в осиновый строй дровам.И глазами по наволочке лицорастекается, как по сковороде яйцо.

Горячей ли тебе под сукном шестиодеял в том садке, где — Господь проститочно рыба — воздух, сырой губойя хватал что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,наглотался б в лесах за тебя свинцу,но и в черном пруду из дурных корягя бы всплыл пред тобой, как не смог «Варяг».

Но, видать, не судьба, и года не те.И уже седина стыдно молвить где.Больше длинных жил, чем для них кровей,да и мысли мертвых кустов кривей.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.Нарисуй на бумаге простой кружок.Это буду я: ничего внутри.Посмотри на него, и потом сотри.

1980

«Я был только тем, чего…»

М.Б.

Я был только тем, чеготы касалась ладонью,над чем в глухую, вороньюночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что тытам, внизу, различала:смутный облик сначала,много позже — черты.

Это ты, горяча,ошую, одеснуюраковину ушнуюмне творила, шепча.

Это ты, теребяштору, в сырую полостьрта вложила мне голос,окликавший тебя.

Я был попросту слеп.Ты, возникая, прячась,даровала мне зрячесть.Так оставляют след.

Так творятся миры.Так, сотворив, их частооставляют вращаться,расточая дары.

Так, бросаем то в жар,то в холод, то в свет, то в темень,в мирозданьи потерян,кружится шар.

1981

Сидя в тени

I

Ветреный летний день.Прижавшееся к стенедерево и его тень.И тень интересней мне.Тропа, получив плетей,убегает к пруду.Я смотрю на детей,бегающих в саду.

II

Свирепость их резвых игр,их безутешный плачсмутили б грядущий мир,если бы он был зряч.Но порок слепотывремя приобрелов результате лапты,в которую нам везло.

III

Остекленелый кирпичцарапает голубойкупол как параличнашей мечты собойпространство одушевить;внешность этих громадможет вас пришибить,мозгу поставить мат.

IV

Новый пчелиный ройэти улья займет,производя живой,электрический мед.Дети вытеснят насв пригородные садыпамяти — тешить глазформами пустоты.

V

Природа научит ихтому, что сама в нуждезазубрила, как стих:времени и т. д.Они снабдят цифру «100»завитками плюща,если не вечность, топостоянство ища.

VI

Ежедневная ложьи жужжание мухбудут им невтерпеж,но разовьют их слух.Зуб отличит им медьот серебра. Листваих научит шуметьголосом большинства.

VII

После нас — не потоп,где довольно весла,но наважденье толп,множественного числа.Пусть торжество икрынад рыбой еще не грех,но ангелы — не комары,и их не хватит на всех.

VIII

Ветреный летний день.Запахи нечистотзатмевают сирень.Брюзжа, я брюзжу как тот,кому застать повезлоуходящий во тьмумир, где, делая зло,мы знали еще — кому.

IX

Ветреный летний день.Сад. Отдаленный ревполицейских сирен,как грядущее слов.Птицы клюют из урнмусор взамен пшена.Голова, как Сатурн,болью окружена.

X

Чем искреннее певец,тем все реже, увы,давешний бубенецвибрирует от любви.Пробовавшая огонь,трогавшая топор,сильно вспотев, ладоньне потреплет вихор.

XI

Это — не страх ножаили новых тенет,но того рубежа,за каковым нас нет.Так способен Луныснимок насторожить:жизнь как меру длиныне к чему приложить.

XII

Тысячелетье и вексами идут к концу,чтоб никто не прибегк бомбе или к свинцу.Дело столь многих рукгибнет не от меча,но от дешевых брюк,скинутых сгоряча.

XIII

Будущее черно,но от людей, а неоттого, что оночерным кажется мне.Как бы беря взаймы,дети уже сейчасвидят не то, что мы;безусловно не нас.

XIV

Взор их неуловим.Жилистый сорванец,уличный херувим,впившийся в леденец,из рогатки в садуцелясь по воробью,не думает — «попаду»,но убежден — «убью».

XV

Всякая зоркость сутьзнак сиротства вещей,не получивших грудь.Апофеоз прыщейвооружен зрачком,вписываясь в чей круг,видимый мир — ничкоми стоймя — близорук.

XVI

Данный эффект — пороктолько пространства, впрокне запасшего клок.Так глядит в потолокпадающий в кровать;либо — лишенный сна —он же, чего скрывать,забирается на.

XVII

Эта песнь без концаесть результат родства,серенада отца,ария меньшинства,петая сумме тел,в просторечьи — толпе,наводнившей партерпод занавес и т. п.

XVIII

Ветреный летний день.Детская беготня.Дерево и его тень,упавшая на меня.Рваные хлопья туч.Звонкий от оплеухпруд. И отвесный луч— как липучка для мух.

XIX

Впитывая свой сок,пачкая куст, тетрадь,множась, точно песок,в который легко играть,дети смотрят в ту даль,куда, точно грош в горсти,зеркало, что Стендальбрал с собой, не внести.

XX

Наши развив черты,ухватки и голоса(знак большой нищетыприроды на чудеса),выпятив челюсть, зоб,дети их исказятсобственной злостью — чтобне отступить назад.

XXI

Так двигаются вперед,за горизонт, за грань.Так, продолжая род,предает себя ткань.Так, подмешавши дробьв ноль, в лейкоциты — грязь,предает себя кровь,свертыванья страшась.

XXII

В этом и есть, видать,роль материи вовремени — передатьвсе во власть ничего,чтоб заселить верто —град голубой мечты,разменявши ничтона собственные черты.

XXIII

Так в пустыне шатруслышится тамбурин.Так впопыхах икрумечут в ультрамарин.Так марают листызапятая, словцо.Так говорят «лишь ты»,заглядывая в лицо.

июнь 1983

«Точка всегда обозримей в конце прямой…»

Точка всегда обозримей в конце прямой.Веко хватает пространство, как воздух — жабра.Изо рта, сказавшего все, кроме «Боже мой»,вырывается с шумом абракадабра.Вычитанье, начавшееся с юлыи т. п., подбирается к внешним данным;паутиной окованные углыпридают сходство комнате с чемоданом.Дальше ехать некуда. Дальше неотличить златоуста от златоротца.И будильник так тикает в тишине,точно дом через десять минут взорвется.

(1982)

К Урании