class="p1">Но вот Август отнёсся к трибунской власти совершенно иначе. Ещё будучи Гаем Юлием Цезарем Октавианом, но уже победителем в гражданской войне с Марком Антонием и Клеопатрой, он в 30 году до Р. Х. попросил пожизненно присвоить ему полномочия народного трибуна. И это решение обеспечило ему всю полноту власти[147]. Наследник Цезаря оказался политически мудрее своего гениального предшественника. Он осознал, как справедливо писал Г. С. Кнабе: «Потребность народа ощущать себя защищённым от произвола богачей и знати, почти не находя себе удовлетворения в практической жизни, оставалась тем не менее столь мощным регулятором общественного поведения, а отношение к трибунату — тем оселком, на котором проверялась верность правительства традиционным интересам народа, что Август, при всех своих магистратурах и всех своих легионах, не мог себе позволить хотя бы на год остаться без этой опоры»[148].
Примеру Августа отныне следовали и его преемники. Потому Адриан, удостоенный по представлению Траяна трибунских полномочий, немедленно осознал, какие надежды это даёт ему на будущее. Позднее он даже будет утверждать, что ему во время сего трибуната было дано, что называется, вещее знамение. Вот как об этом написал его биограф Элий Спартиан: «Он был назначен народным трибуном во второе консульство Кандида и Квадрата. Во время исполнения этой должности ему, по его собственному утверждению, было дано знамение, что он будет пользоваться постоянными трибунскими полномочиями, так как он потерял дорожный плащ, которым пользовались во время дождя трибуны, императоры же — никогда. Поэтому и в наши дни императоры не появляются в дорожных плащах перед гражданами»[149].
О знамении этом мог рассказывать окружающим только император Цезарь Траян Адриан Август — так станет именоваться наш герой, будучи правителем Римской империи, — но никак не скромный плебейский трибун Публий Элий Адриан. Скажи он при живом Траяне, что ему суждено «пользоваться постоянными трибунскими полномочиями», каковые могли принадлежать только одному лицу — действующему императору, его политическую карьеру можно было полагать завершившейся. Весьма плачевно. И любящая Плотина его бы не спасла. Даже «наилучший принцепс» таких шуточек по поводу своих полномочий не потерпел бы. Скорее всего, уже будучи императором, Адриан вспомнил о потерянном им когда-то трибунском дорожном плаще (не исключено, что после обильного возлияния Бахусу) и превратил это забавное происшествие в вещее и, главное, сбывшееся знамение!
После пребывания в должности плебейского трибуна Адриана мы вновь видим в сенате, где он не только заведует протоколами, но и готовит речи для самого императора. Траян, человек с посредственным провинциальным образованием, военный до мозга костей, не мог обладать красноречием, способным произвести должное впечатление на «отцов отечества», заседавших в сенате римского народа. А истинный принцепс должен был быть и ярким оратором, а не только отдавать приказы своим верным легионам. Блестяще образованный, схватывающий всё на лету, обожавший интеллектуальный труд (не в ущерб военному!) Адриан как никто подходил для такой роли. Можно не сомневаться: речи Траяну он готовил превосходно!
Эти заслуги своего молодого родственника Траян не мог не оценить. И вскоре, когда в 105 году началась вторая война с Дакией, Адриан получил под своё командование I легион Минервы и во главе его в качестве легата, «молодого генерала», как именует нашего героя британский биограф профессор Энтони Бёрли[150], выступил в поход.
I легион Минервы (Legio I Minervia) был одним из самых молодых соединений в римской армии. Его сформировали лишь за двадцать три года до того, как наш герой принял над ним командование. Основателем его был император Домициан. Набрали новый легион в западных провинциях Империи и разместили в лагере в Бонне на Рейне (современный Бонн в Германии). На правом берегу Рейна соседями римлян было племя хаттов, весьма Империи недружественных, хотя и числившихся союзниками. В 83 году Домициан неожиданно напал на хаттов и добился немалого успеха. Таковым было боевое крещение I легиона Минервы. Минерва была любимым божеством Домициана. Она была вполне близка и Адриану. Ведь эта римская богиня покровительствовала художникам, скульпторам, поэтам, музыкантам, врачам, учителям и искусным рукодельницам. А он сам, как утверждал Аврелий Виктор, ещё в молодости приобщился к «пению, танцам, медицине, и был музыкантом, геометром, художником, ваятелем из меди и мрамора наравне с Поликлетом и Евфранором»[151]. Последнее сравнение более чем лестное, поскольку скульптор Поликлет, творивший во второй половине V века до Р. Х. (в эпоху Перикла!), считается представителем самой высокой классики, а Евфранор из Истма, живший в IV веке до Р. Х., славился и как живописец, и как скульптор.
В силу таких своих пристрастий и талантов Адриан не мог не считать Минерву и своей покровительницей.
I легион Минервы уже повоевал в Карпатах в первой Дакийской войне, теперь его в бой вёл Публий Элий Адриан. В предыдущих войнах с германцами и даками молодой легион проявил себя достойно. Теперь, ведомый молодым легатом — Адриану только исполнилось тридцать лет, — он готов был отличиться и в новых боях.
Дакийская война 105–106 годов отлична не только от предыдущих кампаний римлян в Карпатах 101–102 годов, она выделяется даже на фоне всех бесчисленных войн, ведомых когда-либо Римом. Её целью было не просто завоевание царства Дакии, уничтожение её правителя Децебала, но и истребление даков как зловреднейших врагов Рима. Короче, ставилась задача геноцида[152].
Даки, прекрасно осознавая безжалостные цели римлян, оказывали завоевателям самое яростное сопротивление. Война, подобно предыдущей, растянувшаяся на две кампании — 105 и 106 годов, — шла невероятно тяжело для римлян. Последним оплотом дакийского сопротивления стала столица царства Сармизегетуза, овладеть которой летом 106 года римлянам удалось после колоссальных усилий, пустив в ход все свои военные возможности, применив все достижения в военном искусстве. В этой войне, столь тяжёлой и жестокой, I легион Минервы проявил себя самым достойным образом. И весь легион, и его командующий прославились «многими блестящими подвигами»[153]. Траян высоко оценил доблесть нового легата и собственноручно вручил Адриану драгоценный подарок: «алмазный перстень, который сам Траян получил от Нервы»[154]. Награда, что и говорить, символическая. Получил-то её в своё время из рук императора царствующего тот, кто был официально им усыновлён и объявлен законным преемником. Неудивительно, что «Адриан окрылился надеждой, что будет наследником»[155].
Конечно, едва ли Траян уже тогда помышлял о своём преемнике. В свои пятьдесят три года он чувствовал себя отменно и никак не походил на престарелого больного Нерву, чей близкий конец был очевиден всем. Скорее всего, Траян не придавал своему подарку столь символического значения. Просто такой подлинно высокой наградой он особо подчеркнул доблесть легата Адриана, военные подвиги ведомого им I легиона Минервы.
Эту награду из рук императора заслужить можно было только выдающимися военными заслугами. Значит, таковые у Адриана несомненно были. Интеллектуал, прекрасный организатор в