то и дело возвращались к ней, и я пытался представить, о чём она сейчас думает, что делает. Почему-то казалось, что Рамона в задумчивости меряет шагами комнату или стоит и распахнутого окна, глядя вдаль – на горы.
– Пойду проветрюсь. Приятного вечера, Роран.
Никто не пытался меня задержать, и я шагнул в объятия сырой ночи, отсекая себя от уютного тепла хлопком двери. Задний двор превратился в жидкое месиво, и в несколько широких шагов я добрался до навеса, предваряющего вход в конюшню.
Остро пахло сеном, сонно похрапывали лошади. Взгляд метнулся вверх, к окнам второго этажа – в одном из них застыл размытый дождём тонкий силуэт. Я не знал, она ли это, но внутреннее чувство твердило – да, она.
Ждёт меня?
Я усмехнулся, присаживаясь на порог. Сейчас до ужаса не хватало утерянной где-то в горах трубки, не хватало едкого дыма в лёгких, который был способен вытеснить из головы сентиментальные глупости.
Куда меня несёт, что я делаю со своей жизнью? С тех пор, как в неё ворвалась Рамона, я уже ничего не понимаю – сомневаюсь в том, что всегда считал важным и нужным. Эта женщина просто пришла и навела у меня в голове кавардак.
Я сидел так долго – похожий на неподвижную чёрную тень. Прислушивался к шелесту дождя на крыше, пока в открытой двери таверны не выросла фигура, на мгновение осветив двор и выпустив наружу шум людских голосов.
Насладился одиночеством, называется. И кто там тащится в такую погоду?
– Чего тебе? – небрежно бросил я парню, когда тот вырос рядом, принеся за собой аромат съеденного лука и наваристого супа.
Как его зовут? Орвин, что ли?
Искатель тряхнул волосами, разметав капли воды, и скрестил на груди руки – сразу стал похож на грозного волчонка.
– Разговор есть.
– У тебя ко мне? – я приподнял бровь. – Так говори, нечего меня глазами поедать.
– Оставь её в покое, Зверь-из-Ущелья, – прозвучало с ощутимой угрозой. – Она не девочка на одну ночь.
Откуда?..
Вот проклятье, наблюдательный оказался малец. Если Рамона ему, конечно, сама всё не рассказала.
– С чего ты решил, что я отношусь к ней именно так? – я не стал ничего отрицать, не стал отпираться.
Орвин потерялся на миг, а потом яростно запыхтел.
– Потому что я мужчина, как и ты, и я знаю, какие чувства вызывает красивая молодая девушка. Рамона не знает жизни за пределами Антрима, она доверчива и чиста душой. Моя сестра не ожидает от тебя ножа в спину, поэтому ничего не боится. Привлекать дядю Рорана или своего отца я не буду, это ей лишь навредит, поэтому я прошу тебя, – парень сделал шаг вперёд. – Оставь её в покое, не дай совершить ошибку.
Я вцепился в отвороты куртки и дёрнул Орвина к себе, как котёнка. А после процедил сквозь зубы:
– Я не нуждаюсь в непрошенных советах. И не тебе мне указывать, мальчишка.
Это было грубо. Резко. Непозволительно по отношению к брату женщины, которую я хотел сделать своей. Но слова искателя зацепили нечто, спрятанное глубоко в душе, вывернули наизнанку.
Парень выдрался из хватки. Рот его перекосился от гнева, худое лицо облепили волосы.
– Я не верю в твои честные намеренья, Зверь-из-Ущелья! Ты мог выбрать любую из ваших девушек, но захотел мою сестру.
Напряжение было таким, что хоть ножом режь. Мальчишка до одури хотел мне врезать – это читалось у него на лице – выбить зубы и превратить нос в кровавую кашу, но что-то заставляло его себя сдерживать. Наверное, понимал, что перевес будет на моей стороне.
За городом сверкнула молния, а следом тревожно зарокотали небеса.
– Трогательная братская забота, чтоб тебя, – прорычал я. – Знаешь, что, Орвин? Ты ничего не знаешь и ничего не понимаешь. Тем более, ты не знаешь меня. Поэтому не лезь.
Искатель стиснул кулаки так, что руки задрожали.
– Поклянись, что не тронешь её. Поклянись, что уберёшься отсюда сейчас же!
– Я не раздаю клятв кому попало, а ты слишком много на себя берёшь, – я сделал размашистый шаг вперёд, заставив юнца попятиться. – Рамоне я не причиню зла. Но причиню его тем, кто будет лезть не в своё дело.
– Это было единственное и последнее предупреждение, Зверь-из-Ущелья, – оскалился юный искатель, которому гнев застилал рассудок. – Если по твоей вине с Рамоной что-то случится, я загоню тебя в могилу, не сомневайся, – обдав меня презреньем, как помоями из ведра, он шагнул под дождь и вскоре нырнул обратно в тепло постоялого двора.
Кажется, Орвин действительно дорожит сестрой и вряд ли проболтается. Но внутри всё равно погано, будто я поступаю неправильно. Что, если действительно стоило успокоить искателя, пообещав, что не буду приближаться к его сестре? Что, если и правда нужно убраться отсюда скорее, пока самообладание не треснуло, как сухая скорлупа?
Ты в опасности, Ренн.
Этой ночью я собираюсь стать твоей.
Я уселся на пустой бочонок, вытянув ноги вперёд. Дождь припустил ещё сильней, а я до рези в глазах смотрел на жёлтые квадраты окон – одно, самое нужное, больше не горело.
Время шло, и эта длинная дождливая ночь выпотрошила меня совсем – внутри тлели уголья нерастраченного гнева, ворочалась звериная, какая-то волчья тоска. И тянуло, безумно тянуло в тепло и под крышу.
Стиснув зубы, я в два прыжка очутился возле Эдовой берлоги. Обошёл по периметру, держа путь к чёрному входу – дверь оказалась не заперта. Впрочем, замки и засовы никогда меня не останавливали. Оставляя мокрые следы, прошёл по коридору – все веселились в зале, никто меня не видел.
У подножья лестницы я замер, вгляделся в узкий коридор, освещённый колеблющимся светом одинокой свечи. Ноги сами понесли вверх по ступеням – старуха-лестница, истоптанная тысячью сапог, не скрипнула ни разу, словно одобряла мой замысел.
Как вор, я бесшумно прошёл вдоль стены и остановился у одной из похожих друг на друга дверей – прислушался. Снизу доносились взрывы хохота под перестук глиняных кружек, фальшивили музыканты. А за дверью – тишина. Должно быть, Рамона спит, меня не дождалась.
Это к лучшему.
Показалось, что витая ручка жжёт ладонь. Дверь была заперта, и, чувствуя себя самым настоящим проходимцем, я выудил из кармана связку отмычек – негромко щёлкнул язычок замка, впуская меня внутрь.
Глава 15.
В комнате оглушительно пахло осенью и царила почти непроглядная тьма, нарушали которую лишь отблески далёких молний.