13.
Я нервничал, как мальчишка.
Долго сидел на постели, зарывшись пальцами в волосы, и пытался найти причину, почему я не должен идти на ярмарку. Как назло, у лорда не было для меня никаких поручений, и этот день я мог посвятить только себе.
Но разум метался, а тело… Я чувствовал себя так, будто меня поджаривают на медленном огне. В последнее время я начал ощущать навязчивое жжение в грудной клетке – чаще всего оно возникало, когда начинал думать о Рамоне. Из груди разливалось по всему телу, бродило под кожей и, в конце концов, сосредотачивалось в правом запястье – там, где поселился проклятый браслет.
Всё. Решено. Я отправлюсь к жрецам Отца Равнин и выясню, как его обезвредить, пока он окончательно не свёл с ума и не спровоцировал на поступки, о которых потом пожалею. Внутри себя я знал, что не смогу причинить искателям вреда, и дело не только в Рамоне. Эта уверенность была железной, но иногда и она покидала меня.
Когда паршивый браслет жалил нетерпением, заставляя меня предпринять хоть что–то, и когда отец начинал терзать намёками.
Утро только началось, а я уже был так зол, что хотелось что-нибудь сломать, выплеснуть скопившееся напряжение, лишь бы не чувствовать этого мучительного зуда в костях, в мыслях, в самом моём существе.
Очнулся я только на городской площади. Может, я начал сходить с ума? Потому что плохо помнил, как оказался здесь. Ноги сами принесли.
В тот вечер, когда ко мне в таверне подсел Ольд, я узнал всю историю искателя и роль Рамоны во всём этом. Он дал ей слово, что передаст просьбу о встрече. Я, почти смирившийся с тем, что должен отпустить её, ощутил странную хмельную радость. Как мальчишка, ей богу.
Вокруг сновал разномастный люд, зазывалы орали, не жалея глоток. Втягивая воздух, как гончий пёс, я твёрдым шагом направился в те ряды, где обычно можно было найти искателей.
Показалось, что между палаток мелькнула рыжая макушка – я замер на месте, как вкопанный. И тут…
Взгляд выхватил из толпы знакомую фигурку.
Она.
Рамона кутала плечи ярко-алым платком и смеялась так заразительно, что четверо искателей, окруживших её, точно стражи, не выдержали и поддались веселью. А жрица хохотала, запрокинув голову и обнажив белоснежные зубы, совершенно не стесняясь своего порыва. В этот момент она была такой живой, такой настоящей, будто лучик, неведомо как пробившийся сквозь тучи. Солнце играло в огненных волосах, растекалось золотом, а ветер ласкал тронутые румянцем скулы и раскачивал длинные серьги с алыми бусинами, похожие на грозди южных фруктов. Те гладили шею, когда она наклоняла голову, и я остро сожалел, что сам не могу коснуться её кожи.
Рамона. Мо-она…
Барды сравнивают женский смех с перезвоном колокольчиков или журчанием ручья, но мне переливчатый смех Каменной жрицы напоминал рассыпавшиеся алмазы – когда разжимаешь кулак, и те катятся по каменному полу, весело подпрыгивая.
Боги, как же я соскучился! Понял это окончательно только сейчас, и от осознания скрипнул зубами так, что те едва не раскрошились. Увальней, что сгрудились вокруг, захотелось разогнать пинками, а её сгрести в охапку и зацеловать до полусмерти. Она источала свет, мне хотелось напиться этим светом, искупаться в нём, бессовестно присвоить себе.
Только себе.
Потому что невыносимо видеть с ней другого. Знать, что она не принадлежит мне и принадлежать никогда не будет, что я хожу под одним с ней небом, дышу одним воздухом, но не могу прикоснуться – мучительно. Эта боль выворачивает суставы, потрошит заживо, вытаскивая ржавым крюком наружу самое потаённое, запретное, непозволительное – мою слабость.
Наделся, наивный, что смогу отпустить её в ночь праздника Маков, что буду выше всяких привязанностей. Но сейчас полузадушенное чувство вспыхнуло с новой силой, разгоняя по венам отраву – я, бывалый солдат, дехейм лорда, Зверь-из-Ущелья, прибежал по первому зову, как пёс.
Как нищий, которому посулили мешок золота. Как волк, почуявший кровь.
Будь проклят этот Ольд, жаль, что он не сгинул где-то по дороге в Лестру! Зря я узнал, что она будет здесь, потому что просто не могу. Теперь не могу бороться с этой бешеной тягой.
***
Он подошёл так близко – стоял у соседней палатки, небрежно сложив руки на груди, а из-за плеча выглядывала рукоять страшного клинка. Лестриец смотрел так серьёзно, задумчиво, с ожиданием и обещанием чего-то – и от осознания этого меня накрыло мощной волной, лишило воздуха.
Ренн выглядел усталым и осунувшимся: щетина отросла, скулы выделялись сильнее, чем раньше, но глаза сверкали бешеным огнём, когда он смотрел то на меня, то на искателей рядом. А мне безумно хотелось разогнать их всех, даже Орвина, чтобы хоть несколько мгновений провести с моим лестрийцем наедине, ведь нас разделяло всего несколько шагов – пройди и дотронься рукой.
Но здесь, под прицелом чужих глаз и ушей я не смогу поговорить с ним, не смогу коснуться, да и Горт всё рядом отирается – возомнил себя моим защитником или нянькой.
Прибила бы!
Казалось, что все до единого видят и понимают, в каком состоянии я нахожусь, как я горю и тлею, но специально издеваются!
Наконец, когда игра в гляделки Реннейру надоела, он направился ко мне уверенным шагом. И эта уверенность, мужская непоколебимая сила волной окатила стоящих рядом – и братец, и Горт со своей компанией вдруг вспомнили о неотложных делах и поспешили раствориться.
– Господин что-то хотел? – спросила я ласково.
Ренн сощурился, глядя исподлобья, и шумно втянул воздух. Он держал кулаки сжатыми – так, что костяшки побелели.
– У меня есть то, чего нет у других...
Взгляд глаза в глаза, и по спине скользнула стайка мурашек. Сейчас мы совсем одни… почти… не считая сотен людей вокруг.
– И что же у тебя есть особенного, дочь гор? – он изогнул левую бровь, а край рта дёрнулся в едва читаемой улыбке.
Глупое, глупое сердце! Это ведь совсем ничего не означает… Или, наоборот, значит слишком много – столько, что мой разум просто не в силах это осознать.
– Вот эти чудесные камни и парочка секретов в запасе. Но секреты даром я не отдаю.
– Я щедро заплачу.
Со стороны могло показаться, что это вежливая беседа с покупателем, и только мы двое знали, что на самом деле кроется за этими пустыми словами.
И сейчас…
Никого рядом? Все заняты своими делами? Отлично!
Я кивком велела обойти шатёр, а потом схватила за рукав, молниеносно затянула его внутрь и задернула полог.