Я выпуталась из портьеры и побежала в холл к стойке портье. Молодой человек в очках без оправы встал мне навстречу и теперь взирал на меня с искренним недоумением. Я выкрикнула:
— Полиция! Быстро! Schnell![7]
Откуда-то сзади меня донесся спокойный властный голос управляющего. Он поднял руку, жестом заставив портье замолчать, и вежливо улыбнулся мне.
— Was haben Sie gesagt?
— Rufen Sie die Polizei, bitte![8]
Управляющий еще раз улыбнулся и похлопал меня по руке. Я судорожно оглянулась и, стараясь, чтобы голос не дрожал, повторила свою просьбу относительно полиции.
Мужчины обменялись понимающими взглядами, но вместо того чтобы выполнить мою просьбу, портье позвонил в звонок за стойкой, и по лестнице сбежали вниз две горничные.
Управляющий заговорил с ними по-немецки, автоматически продолжая похлопывать меня по руке. На его физиономии явственно проступило раздражение.
Прежде чем я поняла, что происходит, меня вежливо, но твердо подхватили под руки и препроводили наверх. Весьма упитанная молодая дама, крепко державшая мою левую руку, издавала при этом успокаивающие звуки. В общем, со мной обращались так, словно я находилась не в отеле, а в сумасшедшем доме.
Чем настойчивее я требовала вызвать полицию, тем больше силы применялось. Портье бежал за нами с большим бокалом бренди и неуверенной улыбкой. Я с негодованием оттолкнула его руку — золотистые капли разлетелись по новому ковру.
К этому времени мы уже находились на втором этаже у открытой двери в мой номер. Я увидела связку ключей в руке управляющего и с ужасом поняла, что он намерен запереть меня в номере, как только им удастся затолкать меня туда.
За последние несколько дней со мной произошло слишком много неправдоподобных вещей, поэтому я даже не задумалась, почему персонал отеля ведет себя так странно… если не сказать — абсурдно. Ничему нельзя удивляться. И лишь в одном я была абсолютно уверена: я не позволю запереть себя в номере отеля.
Перестав возмущаться, я вежливо улыбнулась. Четыре встревоженные физиономии нервно улыбнулись в ответ. Я с благодарностью приняла бокал с бренди, извинилась за причиненные неудобства и села на кровать. Когда немцам стало ясно, что припадок кончился, горничных отпустили. Я снова улыбнулась и рассыпалась в извинениях. Управляющий издал набор каких-то звуков, которые, судя по всему, должны были означать, что он все понимает. После чего он и портье направились к выходу. Я пошла с ними к двери, утирая лоб и знаками показывая, что хочу оставить ее открытой, потому что очень душно. Управляющий явно сомневался. Я снова растянула губы в улыбке, продемонстрировав все до единого зубы. Наконец, пожав плечами, он удалился, а я вернулась в комнату и села, потягивая бренди и делая вид, что абсолютно счастлива.
Лишь только стихли звуки их шагов, я вскочила, схватила пиджак, побросала в сумку вещи, которые успела распаковать, и осторожно выглянула в окно. Там ничего нельзя было разглядеть, но главное — там не было доброжелательных огней «мерседеса» Гюнтера.
Я напряженно прислушивалась к звукам из холла на первом этаже, но было тихо. Значит, Стивен Мейтланд до сих пор снаружи. Но сколько он еще там пробудет?
Он никак не мог прийти из Нордлингена пешком: вероятно, доехал до подножия холма, припарковал машину в стороне от дороги, так чтобы ее не было видно, а дальше отправился на своих двоих.
Я вспомнила, что на ферме он оставил ключи в замке зажигания. Можно ли надеяться, что он снова проявит такую же небрежность? Пожалуй, стоило рискнуть. Не могла же я остаться здесь, как кролик в ловушке. Лучше действовать, чем сидеть сложа руки. Если я сумею уехать на его машине, то непременно встречу Гюнтера, а Стивен Мейтланд попадет в дурацкое положение.
Выйдя в коридор, я убедилась, что там никого нет. С первого этажа доносились какие-то приглушенные звуки. Понятно, что я не сумею выбраться незамеченной из отеля через холл. Поэтому я на цыпочках пошла в обратном направлении от главной лестницы по длинному коридору, который поворачивал налево. Там находились три двери, а в дальнем конце возвышалась глухая стена. Я открыла две, но за ними оказались спальни, не имевшие другого выхода. Третья вела в небольшую кладовку, в другом конце которой, почти невидная за инструментами строителей и лестницами, находилась стеклянная дверца, выходящая на узкую заднюю лестницу.
Я перебралась через какие-то коробки и мешки и бросилась по ступеням вниз. Миновав первый этаж, я оказалась в полуподвальном помещении. В лунном свете, освещавшем через узкое окно мешки с цементом, какие-то канистры и банки, виднелась дверь. Протиснувшись к ней, я обеими руками ухватилась за ручку и, понадеявшись, что служба безопасности в этом отеле пока еще оставляет желать лучшего, открыла ее.
Вечерний ветер был весьма прохладным. Я спрятала руки в рукава пиджака, закрыла за собой дверь и огляделась. Склон холма, на котором я стояла, понижался довольно круто. Но тропинка была узкой, и я пошла по ней, старательно обходя мусор и обломки, которых здесь было в избытке, к углу здания.
Добравшись до него, я прижалась к стене и прислушалась. В темноте не было слышно звука других шагов. Только ветер шелестел ветвями яблонь и высокой травой.
Тщетно стараясь унять дрожь, я осторожно выглянула. Узкая тропа шла и вдоль восточной стены отеля. На ней виднелось только несколько мусорных баков. Ни в одном из выходивших на эту сторону окон не было света. Я аккуратно обошла баки и приблизилась к следующему углу, за которым располагался вход в отель. Здесь яркий свет из окон заливал площадку перед зданием и часть подъездной дороги — на тридцать или сорок метров.
Я прижалась к стене и всмотрелась в темноту — в том направлении, откуда появился свет фонаря. Теперь там не было заметно никакого движения. Все было спокойно.
Из холла отеля доносились голоса. Я не двигалась, охваченная сомнениями. Через некоторое время осветилось одно из окон на втором этаже. Видимо, мистер Мейтланд решил здесь обосноваться.
Чтобы пересечь площадку перед входом в отель мне понадобилось бы меньше минуты. Но она была ярко освещена, и из окон отеля меня наверняка бы заметили. Безопаснее было оставаться в темноте. Честно признаться, мне не слишком нравилась идея спускаться вниз в окружающую меня черную бездну, но альтернатива казалась слишком рискованной. Если Стивен Мейтланд заметит мой уход, он догонит меня за несколько минут.
Я сошла с дорожки и двинулась вниз по спускающемуся к дороге склону. Было темно, склон оказался не только крутым, но и неровным. Я спотыкалась и скользила, цеплялась за попадающиеся по дороге кусты и даже высокую траву. Темнота казалась материальной. Она окутала меня и ощутимо давила, словно пыталась задушить. А когда моя нога угодила между двумя скрученными, тянущимися по земле корнями, я с коротким воплем полетела вперед, вытянув перед собой руки, пока не врезалась в одиноко стоявшее на склоне дерево. Несколько секунд я стояла, заключив в объятия покрытый шершавой корой ствол и стараясь отдышаться. Потом прислушалась, надеясь услышать звук возвращающегося «мерседеса» Гюнтера, но уловила только свое тяжелое дыхание.