Возможно, решение покинуть родину возникло у него в результате глубокого разочарования. Видя, как социалистическая партия распадается, а бывшие соратники становятся непримиримыми врагами, ему ничего не оставалось делать, как бежать. Может быть, он счел невозможным добиться торжества идей, ставших делом его жизни? Может быть, разуверился в достижении цели, к которой так неуклонно стремился?
Не потому ли, испытав отвращение к обществу себе подобных, ужаснувшись их образу жизни, не изгнанный из Франции, Англии, Германии или Соединенных Штатов, отвергший их так называемую цивилизацию, он поспешил сбросить с плеч груз любой власти и ринулся на поиски земли, где мог почувствовать себя свободным. То, что он не мог найти ни в Европе, ни в Азии, ни, может быть, в Африке или на островах Океании, предложила ему Магеллания, страна у крайних пределов Южной Америки, населенная рассеянными, не связанными между собой племенами.
Он продал свое скромное состояние, тайком покинул Ирландию, место своего последнего пристанища, сел на корабль, идущий к Фолклендским островам, и стал ждать случая, чтобы добраться до какого-нибудь острова Магеллании. Судьба привела его на южный берег Огненной Земли, к индейцам-якана, где он стал охотником и рыболовом. Движимый чувством сострадания и милосердия, он посвятил им всего себя и в ответ получил горячую благодарность.
И вот уже шесть лет, как Кау-джер жил вместе с лоцманом Карроли и Альгом. Он мечтал только о том, чтобы ничто не нарушило его уединения в доме друзей, над дверью которого он мог бы написать: «Sollicitae jucunda oblivia vitae»[119].
И вот в 1881 году Чили и Аргентина подписали договор, в результате которого произошел раздел территорий Патагонии и Магеллании. По этому договору вся часть Магеллании к югу от пролива Бигл отошла к Чили и весь архипелаг попал под власть губернатора Пунта-Аренаса, в том числе Исла-Нуэва, где нашел убежище Кау-джер.
Сидя в своей комнате перед небольшим столом, подперев голову рукой, он никак не мог прийти в себя после удара, нанесенного неумолимой судьбой. Так молния поражает до самых корней цветущее дерево!
Наконец он встал, подошел к окну и распахнул его. У подножия холма стояли Карроли и его сын, готовые выполнить любую просьбу или приказание своего друга. Но Кау-джер не позвал их.
Он думал о будущем, которое теперь не сулило спокойной жизни. Он знал, что власти и раньше проявляли интерес к нему, к его отношениям с туземцами, ко всему, что касалось его личности. А уж теперь-то чилийский губернатор не оставит его в покое, примется выспрашивать, кто он такой, откуда прибыл, вынудит Кау-джера раскрыть свое инкогнито, которое тот ставил превыше всего…
Так прошло несколько дней. Кау-джер больше не заговаривал о происшедшем, но он был мрачнее тучи. О чем он думал? О том, чтобы покинуть остров, расстаться с верным другом-индейцем, с юношей, к которому привязался всем сердцем? Но куда идти? Где найти утраченную свободу, без которой не представлял себе жизни? И, даже когда он убежит на последние магелланийские скалы, на сам мыс Горн, ускользнет ли он от чилийских властей?.. Неужели ему придется бежать все дальше и дальше, вплоть до необитаемых антарктических земель?..
Было только начало февраля. Еще пару месяцев продлится теплое время года. Обычно Кау-джер использовал его для того, чтобы побывать в индейских стойбищах, пока зима не сделает непроходимыми пролив Бигл и другие проходы архипелага. Однако на этот раз он, по-видимому, не собирался пускаться в плавание на «Вель-Кьеже». Неоснащенная шаланда была брошена в глубине бухты. В виду острова не показывались корабли, а значит, в лоцманских услугах Карроли никто не нуждался. Да и случись выйти в море, он сделал бы это с неспокойной душой.
Карроли чувствовал, что происходило в душе Кау-джера, как тяжело у него на сердце. И скорее всего он не решился бы оставить друга в таком подавленном состоянии. Он боялся, что по возвращении уже не найдет его.
Седьмого февраля, во второй половине дня, Кау-джер поднялся на вершину холма и устремил взгляд на запад. Он стоял неподвижно, всматриваясь в даль, как бы стараясь разглядеть, не направляется ли к острову чилийский сторожевой корабль. Но ничего внушающего опасения не увидел. Спустившись на пляж, Кау-джер сказал Карроли:
— Подготовь шаланду к завтрашнему дню, к самому раннему часу.
— Поездка займет несколько дней? — спросил индеец.
— Да! — ответил Кау-джер.
Карроли позвал сына и тут же принялся за дело. Чтобы оснастить «Вель-Кьеж» до наступления темноты, в его распоряжении оставалось всего несколько часов. Отец с сыном принесли паруса, снасти, погрузили провизию, которой хватило бы на целую неделю. Не вздумал ли Кау-джер еще раз посетить огнеземельские племена до наступления холодов, или высадиться на аргентинскую часть Огненной Земли, или в последний раз повидаться с рыбниками? Но ни одного вопроса Карроли не задал.
— Альг поедет с нами? — только спросил он.
— Да.
— А собака?
— И Золь тоже.
К вечеру приготовления были закончены. Кроме запаса провизии на шаланду погрузили все необходимое для рыбной ловли и охоты.
На рассвете следующего дня «Вель-Кьеж» снялся с якоря. С востока дул довольно свежий ветер. Сильный накат разбивался у подножия холма, а море покрылось длинными волнами.
Если бы Кау-джер решил подойти к Огненной Земле через пролив Ле-Мер, «Вель-Кьежу» не поздоровилось бы, ибо, по мере того как солнце поднималось над горизонтом, ветер крепчал. Но по его команде шаланда, обогнув крайнюю точку Исла-Нуэвы, взяла курс на остров Наварино, двойная вершина которого смутно вырисовывалась на западе в утренней дымке.
В тот же день, до захода солнца, «Вель-Кьеж» стал на якорь у южной оконечности этого острова, среднего по размеру в Магелланийском архипелаге. Для шаланды нашлась спокойная бухточка с весьма обрывистыми берегами.
Карроли с сыном поймали на удочку несколько крупных рыбин и собрали множество съедобных моллюсков — ужин был обеспечен. Можно, конечно, поохотиться на тюленей и других ластоногих, которые резвились на берегу, но что с ними делать, если возвращение домой отложится надолго. Они ничего не знали о планах Кау-джера, а он хранил молчание, погруженный в раздумье, будто его терзала какая-то навязчивая мысль. Он даже не сошел на берег и не прилег отдохнуть на палубный настил. Прислонясь спиной к фок-мачте, он неподвижно простоял до самого утра.
Весь следующий день они провели в бухте. Карроли и Альг занимались приборкой шаланды, пополнением запасов рыбы и моллюсков. Кау-джер тоже сошел на берег, но ни охота, ни рыбалка его не занимали. Возможно, ему хотелось взглянуть — может, в последний раз? — на некоторые уголки острова Наварино, где он неоднократно бывал, как и на соседнем острове Осте. В эту пору на острове было безлюдно, или, лучше сказать, не видно индейских стойбищ — потому что индейцы не селились там на долгое время, — и, кажется, зверобои тоже давно не посещали Наварино.