с ним чай и вас трудно было растащить. Вспомни. Он плакал в ресторане. Даже неловко. Не тебе, Коля, судить его.
Он поплелся за ней следом до извозчика без пальто и шапки. Казалось сном: Лидия уезжает навсегда. Они не будут уже сидеть вместе за столом. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. На пороге таял снег. Вместе с ним исчезла всякая связь с близким человеком. Как будто он умер. Если бы Лидия смогла видеть Николая в эту минуту. Он стоял над кроватью и не мог отойти. Присел на край и тихонько трогал одеяло. Оказывается, она сделала ему подарок: оставила всю постель. Казалось — стоит открыть мягкое стеганое одеяло и его встретят горячие руки. Дышал все тяжелее. В запоздалом порыве припал губами, щекой, глазами к подушке, вцепился себе в волосы и, напряженно шевеля пальцами, набирал в горсть, чтобы рвануть как можно больнее.
20
В Бодайбо Лидия ехала в сентябре, теперь стоял январь. Колеса вагона скрежетали и визжали, точно с огромным трудом преодолевали каждый оборот. Окна сплошь разукрасились серебряным инеем: ничего не увидишь. Выскакивала на каждой остановке, несмотря на заботливое предупреждение мужа, в одной вязаной кофточке, гуляла по платформам маленьких станций-площадок. С жадностью оглядывала родные места: белые волнистые горизонты и засыпанные снегом разработки. Словно возвращалась домой после учебного полугодия. Так чувствовала себя, бывало, после долгих месяцев, проведенных в чужой семье в городе. С таким же ощущением новизны и радости ехала к матери на Андреевский, предвкушала отдых, беспечность и спанье до десяти часов Федор Иванович походил на старшего брата или доброго отца, который везет домой дочь. Настоящий отец никогда не бывал таким.
В распахнутом пальто и суконной тройке с галстуком старший смотритель выглядел необычно. Таким он представлялся по воспоминаниям далекого детства. И пальто и тройка надевались в самых торжественных случаях: на свадьбе, именинах, на официальных приемах у высшего начальства. Брезентовую накидку сначала снял и положил на скамью под себя, но не вытерпел и напялил на пальто, чтобы не пылилось. Брезент был грязный, прямо из недр шахты, бахрома на рукавах болталась. В этой рабочей накидке он казался моложе и свежее. Лидии сейчас казалось даже, что он нисколько не старше Мигалова. Федор Иванович выглядел совсем молодцом; русые усы колечками придавали лицу мужественность…
Прииск издали казался прежним. По глубокому снегу разбежались бараки и домики. Надстройки над стволами шахт в белых шапках встретили, как старые знакомые. Пока получали багаж, не переставала оглядываться в открытую дверь кладовой на родной уголок, где провела все свое замужество. Федор Иванович, свой человек на прииске, окликнул извозчика концессии, приказал положить на сани вещи и везти на квартиру. Но чем ближе подходила к прииску, тем заметнее становилась перемена. Точно вернулась через сто лет…
— А что же не видно свежих отвалов, разве в самом деле разработки прекращены?
— Теперь хозяйские работы будут только на котлованах и в механических мастерских на сборке. Кое-где пока копаются старателишки, человек триста, но скоро и их по шапке.
Смотритель, лишь только вступил на свой прииск, мгновенно изменился. Он деловито покашливал.
— Сто человек зачислено в штат, кроме служащих. Только и всего. Ты слышала, наверно: самая великая в мире драга будет стоять у нас. Тяжелые части получим с первыми пароходами, а легкие — гужом. Я назначен пока заведующим горными работами на старательском участке. Опытный глаз нужен за ними. Жулье. Тащат золотишко. Теперь ставка на торговлю, пока что на пароходство. Оборот капитала коммерческий, правильный.
Рассуждения мужа казались старинными, запыленными. Лидия поморщилась:
— Нахозяйничают так, что после них трудно будет узнать, где стоял прииск.
— Ты, матушка, нахватала такие мысли в Бодайбо, а тут скоро их переменишь.
Смотритель вдруг умолк, почтительно снял шапку и поклонился издали человеку, вышедшему из конторы. Человек приближался, плавно покачиваясь на неторопливом шагу. Оленья куртка, камасовые рукавицы; из-под треушки с любопытством смотрели серые круглые глаза.
— Федор Иванович, что у вас делается на участке 25? Опять завалило просечку. Опять прохватят в газете, опять запрос из дирекции, опять неприятности. Сходите сейчас же и доложите мне. Пусть ведут обрушением, что ли, если нет леса. Но крепления мы им не обязаны подвозить. Обратите внимание на безопасность и наблюдение за промывкой. Возможно, придется прибегнуть к расторжению аренды через нарсуд. Будьте любезны, сходите и сейчас же доложите мне обо всем.
Федор Иванович посмотрел на жену, — приказ начальника надо выполнить немедленно. Отошел, остановился в нерешительности. Мимо проехала подвода с вещами. Господин в меховой куртке воскликнул:
— Разрешите же представиться вашей супруге, если я не ошибаюсь. — Он склонил голову немного набок и назвал себя: — Тин-Рик. Если ваш супруг не протестует, позвольте сопровождать вас, иначе моя совесть не будет покойна. Но там, знаете, неприятность. Кому-то отдавило руку или голову, присутствие заведующего необходимо. Федор Иванович, мы устроимся, будьте спокойны.
Лидия молчала.
Внезапно, не то по голосу, не то по манере мягко жестикулировать рукой, она узнала того самого субъекта, который в ресторане в Бодайбо подходил с приглашением к веселому столику. Ну, конечно. Инженер ждал. Ничего иного не оставалось, как сказать «пожалуйста».
Молча шли по узкой тропинке. Инженер, приотстав, уступал путь. Лидия не знала, как себя держать с начальником мужа. Он заговорил первый.
— Мадам, как вы нашли наш прииск? Правда, заметна перемена? Нет толкучки. Разрешите сказать комплимент вашему супругу. Федор Иванович у нас на лучшем счету как знаток горняцкой психологии. Вот поистине где оправдывается русская пословица: «На всякого мудреца довольно простоты». Я лично запутался бы как в тайге, в этих бесчисленных учреждениях, с которыми приходится иметь дело. А он, словно Еруслан Лазаревич с мечом против стоглавой гидры. Не признает этих комов, молов, легко устраивает дела в бараках с самими рабочими. Извините за смелость суждения, но иностранцу простительно не понимать или ошибаться.
Тин-Рик шагнул в сугроб по колено и поравнялся с Лидией.
— А как же ваш извозчик подъедет к дому?
В самом деле, к смотрительскому домику вела единственная узенькая тропинка, протоптанная собаками и случайными прохожими, сокращавшими путь в соседнюю уличку. Сани остановились. Инженер взял чемодан и приказал извозчику взять остальной багаж. Дверь открыли с большим трудом. Федор Иванович говорил правду, когда прослезился в ресторане: домик оставался неприкосновенным с минуты отъезда из него жены. Тин-Рик пришел в негодование от холода и неприютности.
— Я ведь совершенно не представлял себе, что муж вам будет необходим. Я сейчас же за ним пошлю. Вот чудак. За эти именно качества: исполнительность,