на огромных пнях, что было так не всегда. Люди жили не там, где мы сейчас, жило их много и были у них дела, разговоры. Копали они рвы против супостатов, пруды для рыбы, строили, конечно, бесконечные и бесполезные храмы, но жили, здесь жили, прямо тут, где сейчас нет ничего. Только несколько друзей напылили машиной, накричались сквозь руины, увезли на память пару кирпичей с клеймами, кованых гвоздей, чьих-то красивых перьев. Уехали не сразу, отобедали глядя на пустоту древнего поля битвы или заброшенное кладбище, съели домашние припасы, подставили весеннему солнцу лица. Неторопливо поговорили, посудили, да как же так. Вот был дворец, вот дорога, теперь же и колхоза на этом месте нет. За что бились здесь витязи, к чему крепостные обжигали кирпичи? Люди сгруппировались в большие города и никому нет дела до наших находок, до исторических дней. Захотелось почувствовать себя открывателем такого заброшенного места. Отвести ветку и увидеть герб на камне, с риском обвала спуститься в подземелье, разгадать название деревни, что непременно отсылает к эпохе монголов или литовцев. На обратном пути устать, будто сам бился с недругами, врубить музыку а-ля русский рок и к ужину радовать близких своими пыльными гвоздями, торопливыми историями. Вот такое решительное желание возникло из ничего. Не позвонить ли друзьям, не снарядить ли автомобиль? Есть ещё фляжки, саперная лопата, есть место в необъятном чреве Октавии для складных стульев и стола, а главное, есть решительность пойти за своим вдруг-желанием.* * *
От зимы остались только плотно утрамбованные людьми тропинки в лесу. В конкретно нашем Абабуровском это выглядит как широкие, до полутора метров, серо-белые седые ледяные дорожки, петляющие через бесснежный вполне осенний по виду лес. Будто кто-то прочертил их ледяным посохом по лесу, что и не видел зиму. Всюду старая трава и шишки, скрип стволов. Тропинки ползут по лесу при плюсовой температуре. Идти по ним обманчиво непросто. Скользота и коварные гайморовы пазухи под настом. Приходится идти параллельно по обычной грязи. Но в наступающей темноте леса после заката, эти дорожки видны лучше и освещают путь такому собачнику как я. Флюоресцируют. Белая полоска неба над хвойными деревьями и белая полоска ледяной тропинки под ногами. Между этими двумя коридорами в наступающей тьме я иду с Альбусом на ежедневный выгул. И если бы не развешанные как ёлочные игрушки на ветках елей варежки всех цветов и размеров, то сложно поверить, что здесь была зима с сугробами по пояс. Ведь эта ледяная дорожка, она вовсе не от зимы, она от волшебства, от инопланетян, от режиссёра «Соляриса», как и дорожка серого неба над головой. Весь лес на контрасте с белым становится слившейся тёмной кучей колючек. Нет-нет, да и попадёт что-то по лицу, по куртке, что-то схватит с земли и унесёт во мрак пёс. Вот я вслед за ним встал в жижу цвета конца света. Всё ясно, пора выходить из леса. Севшее солнце больше не брат, эта белая дорожка не приведёт к пряничному домику, а только лишь в гниль, в слизь, к желанию проверять каждые сто метров нож в кармане. Последние пятнадцать минут полутьмы дарят встречу с мужиком преступного вида, что в километрах от ближайшей дороги или дома стоит у дерева и смотрит под ноги. Не мочится, а просто смотрит. Услышав, вряд ли увидев нас с псом, мужчина начинает шарить руками в полутьме по стволу, как будто что-то ему там нужно и уходит с ледяной корки в темноту. Проходим мимо пропавшего мужика в тишине. Наркоманы постоянно ищут закладки по GPS, расположенные обычно у корней деревьев. Зимой встречал множество раскопок, не всегда телефон верно подсказывает точку, бывает, что раскапывают по десять деревьев, прежде чем найдут. Этот припозднился, ищет в стволе, наверное, из-за общей сырости и грязи теперь кладут в дупло. Может он и не собирающий, а раскладывающий. Пакеты и шприцы постоянно попадаются в лесу. Интересно, что один и тот же порошок они и курят, и вводят в вену. Соответствующие пластиковые бутылки с сажей внутри и дырочкой сбоку имеют место в кустах. Шприцы часто воткнуты иглой в землю. Вот уж спасибо за заботу. Основной сбор закладок идёт утром. Ночной мужик не вписывается в картинку. Днём все эти люди притворяются нормальными, учатся или работают, возможно, мои соседи. Но ведь машинка в голове у них давно дала сбой. Я не верю, что подобная зависимость лечится. За всю мою карьеру врача и просто наблюдателя жизни, я не встречал бросившего наркомана. Машинка даёт сбой навсегда. И не спрятаться от них даже в наступающей ночи, в заповедном лесу. За этими мыслями с собакой мы выходим на освещённую неоткрытую трассу, что ждёт очередного Дня города и соединит какие-то хорды и развязки чтобы ещё полмиллиона человеков быстрее ныряло в Москву из области и выныривало потом в муравейники типа Одинбурга. Дорога, как мы её называем – идеальна для катания на велосипедах, занятия бегом, выгула собак. Жаль только, что эти три миссии мешают друг другу. В опустившейся ночи Дорогу заняли другие жители района. Это подростки на прокатных самокатах и просто пешие, кричащие, матерящиеся, резкие в своих перемещениях. Судя по месту и времени, поведению и экипировке, родители их это те недолюди, что жарят шашлыки у подъезда и строят сауны на балконах. После таких встреч очень хочется иметь свой небольшой замок со рвом и не иметь больше таких встреч. С псом мы завершаем лесодорожный круг и уходим в сторону дома. Два-три неадекватных собакохозяина с мелочью о четырёх лапах выходят из тьмы, значит дом уже близко. Хозяева маленьких собак никогда не занимаются с ними, с кинологом, отчего-то полагают, что маленькие и так слушаются и их можно просто взять в руки. Но эти мелкие провоцируют воспитанных крупных, не дают пройти, лают в квартирах бесконечно… Ничего этого не объяснить им, ничего из этого я не хочу с ними обсуждать. Придерживая Альбуса на каждой подобной точке встречи, я раздражённо прохожу мимо. Наш пёс во дворе даже не писает, не то чтобы лаять или гадить. Лес далеко за спиной. Небо из узкой дорожки над соснами стало большим и звёздным. Светлые точки самолётов, а может спутников-шпионов. Телевизоры в окнах. Подъезд. Лифт.
* * *
Работа в Петербурге как подарок. Возможность собраться с мыслями в «Сапсане». Четыре часа прекрасного времени. Чтение отложенных книг, а с недавнего времени и собственное письмо, написание, вписывание коротких историй в долгий полугод. Списываю мысли прямо с окна. В тумане