Он вздыхает, и я помогаю встать ему на ноги.
Том осматривает комнату, прежде чем пойти вперед, а я беру трубу с пола и иду вслед за ним.
— Прости меня, Алексис, — проговаривает он, поднимаясь по лестнице. — Он тронул твою невинность и чуть не убил тебя прямо в той ванне.
Я останавливаюсь, тяжело сглотнув. Не лучшее время для таких разговоров. Том оборачивается и спускается на пару ступенек вниз.
— Хуже всего не быть им, хуже всего возвращаться в свое сознание и видеть мертвых девушек у своих ног. Видеть, как ты захлебываешься под водой, а затем не дышишь.
Он поднимает связанные руки и касается пончиками пальцев моего лица, от чего я вздрагиваю и пячусь назад. Он улавливает страх во мне и опускает руки.
— Я чудовище, — шепчет Том.
— Ты не виноват в том, что тебе попалась такая семья, — отвечаю я.
Он безмолвно опускает голову и обернувшись ко мне спиной продолжает свой путь.
Я следую за ним на второй этаж, где чаще всего проходили мои пытки в одной из комнат, двери которых представлены нашему взору. Он толкает первую — она заперта. Вторая тоже. Третья, за которой находится мой личный ад — открыта.
Я замечаю, как он поднимает руки и вытирает рукой кровь из губы, а затем направляется к забитому досками окну. Несколько минут разглядывает его, пока не замирает на месте.
— Все куда сложней, Алекс, — хрипло проговаривает он, подзывая меня рукой.
Я держу трубу впереди себя и подхожу к нему как можно близко, пытаясь высмотреть то, на что он показывает пальцем. Это протянутая леска в глубине забитых досок.
Том отходит от окна и направляется к другому, так же замерев возле него. Несколько секунд он раздумывает, а затем выходит из комнаты, и я слышу, как он спускается вниз. Я иду вслед за ним и нахожу его в той мрачной гостиной с одним единственным старым диваном. Он проходит каждое забитое досками окно, останавливаясь на пару секунд.
— Том? — зову я в надежде, что он все еще со мной.
Он оборачивается.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашивает он у меня.
Я догадываюсь. Но не хочу верить в это.
— Если мы начнем пытаться открыть хоть одно окно, мы взорвемся к чертовой матери, — заявляет он, а мои руки вздрагивают.
Он ударяет ногой по дивану и начинает ходить из стороны в сторону, совсем не обращая внимания на кровь, которая поспешно идет из его губы.
Он приходит с агрессией, злостью…
Я выставляю трубу вперед готовая занести удар, как он останавливается и делает шаг назад, подняв руки вверх.
— Это я, Алекс, — быстро проговаривает он, явно испугавшись моей реакции, — Я все еще здесь.
— Почему я должна тебе верить? — щурюсь я, смотря в его глаза.
— Потому что я единственный, кто помнит, что ты приходила ко мне в больницу после того, как нашла у школы, — шепчет он и я слышу, как тяжело произносить ему эти слова.
Я опускаю трубу и оглядываюсь по сторонам в поисках двери, которая могла бы вести в ванную комнату. Выхожу из гостиной и иду по коридору чуть дальше, останавливаясь возле двери.
Толкаю её и вижу перед собой то, что искала. Правда, в этот раз здесь темней, потому что единственное окно забито досками.
— Том? — зову я и делаю шаг вперед.
Он появляется через несколько секунд, в то время как я разрываю белую простынь, которая находилась в корзине для белья. Иду к умывальнику и намачиваю её.
— Присядь, — указываю я и он садится на пуфик рядом с зеркалом.
Я выжимаю белую ткань и направляюсь в его сторону, положив трубу к своим ногам. Он настороженно смотрит на меня, а затем хмурится, когда я касаюсь мокрой тканью его лица. Почти все его лицо в крови, которую он сам же и размазал.
Я стираю её со лба, где нахожу ссадину, а затем и со щек. Касаюсь губы, и замечаю, как он сильно зажмурил глаза. Ему больно. Отстраняю руку и перевернув ткань, чистой стороной вытираю остальные участки его лица. Так-то лучше.
— Алекс, — шепчет он, не сводя глаз с моего лица.
Я продолжаю протирать его шею, а затем вздрагиваю, когда его связанные руки, касаются моих. Он забирает ткань из моих рук и чистой стороной касается моего лица. Я с широко раскрытыми глазами смотрю в его сосредоточенное лицо и не могу расслабиться, как это делает он.
Единственное отличие, когда передо мной Гослинг — это потемневшие глаза.
Сейчас они медового цвета и не представляют никакой угрозы для меня.
Это глаза того мальчика, которого я помню со школы. Глаза того мальчика, к которому я приходила по утрам в больницу, пока он все еще спал.
— Когда ты сбежишь, — тихо начал он, — я хочу, чтобы ты запомнила меня только тем парнем, со школы. Я не хочу, чтобы ты помнила то чудовище, которое скрывается во мне, потому что с каждым днем он все больше владеет моим телом и в какой-то момент станет его полным правообладателем, — он вздыхает, отстранив связанные руки от моего лица. — Постарайся запомнить мою лучшую сторону, потому что это настоящий я.
Я замечаю, как начинают наполняться слезами его покрасневшие глаза.
— Я никогда не хотел причинять тебе вреда, Алекс, — шепчет Том. — В школе или каждый будний день в кафе, это был я. Не он. Я просто хотел видеть тебя, и ты была единственной, кто сдерживал его до самого последнего.
Слезы скатываются по его щекам, и я поспешно стираю их, обхватив ладонями его лицо.
— Ты навсегда останешься для меня тем храбрым мальчиком, который не боялся посмотреть в мою сторону зная, что затем с тобой сделают, — шепчу я, всхлипывая. — И не смей думать, что та сторона тебя станет доминантном в твоем теле. Этого не произойдет, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось.
— Ты не в силах что-либо исправить, — качает он головой.
— Я — нет. Медицина — вполне, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы он поверил в мои слова так же, как и я верю в них.
Он отрицательно качает головой и опускает ее, а затем хватается руками за пуфик.
— Привяжи меня! — выкрикивает он.
Я дергаюсь и отхожу назад.
— Алекс, привяжи меня к батарее, сейчас же! — выкрикивает он.
Я хватаю простынь из корзины и разрываю её в тот момент, когда он присаживается на пол к батарее. Подхожу к нему и обкручиваю его руки, а затем привязываю к батарее, видя на его лице улыбку.