Какие есть пути выхода из этой весьма несимпатичной ситуации?
Их два. Первый путь: полностью откатить все назад к досоветской реальности, восстановить донациональную структуру общества России XIX в., убрать национальную форму мысли из сознания людей, тихо и незаметно уничтожить все национальные движения и идеологии. Второй путь: перевернуть ситуацию в пользу русского большинства, т. е. утвердить русское национальное государство в максимально широких границах расселения русского народа, а дальнейшие отношения с прочими народами бывшего СССР строить на основе принципа национальных интересов и в формате межнациональных контактов. Первый путь предлагается чаще всего, но представляется совершенно нереальным. Второй путь теоретически вполне возможен, на практике же очень труден.
Касательно новых интеграционных проектов. Есть основной принцип политической организации обществ эпохи современности, который пока никак не отменен: политические формы должны совпадать с культурными. Любой интеграционный проект должен объединять что-либо на основе не бизнес-интересов привластных кланов или фантомных болей жителей бывшей империи, а этнокультурной, языковой, цивилизационной близости населения. По сей день Россия не предлагает постсоветскому пространству никакого идентитарного проекта интеграции. Это в полной мере относится и к такому проекту, как Евразийский союз, в который предполагается включить на равных такие культурно чуждые друг другу государства, как, например, Белоруссия и Киргизия. Главное – нет интеграционного проекта, который был бы самоцелью, той стратегической задачей, которая может давать мотивации политическим действиям независимо от соображений экономической выгоды тех или иных кампаний.
Однако следует понимать, что предложить что-то иное Россия и не может, ведь она – это мини-СССР, и у ее государственно-политической системы совсем другие задачи. Интеграция, основанная на особой идентичности, может быть осуществлена только тем политическим центром, который сам обладает определенной идентичностью и культурной цельностью, а не является просто фабрикой производства прочих наций.
Возможность идентитарного проекта постсоветской интеграции могла бы открыться только при реализации второго из описанных сценариев. Формирование Русского национального государства могло бы поставить задачу воссоединения всей территории господства русского языка, русской культуры. А это, кроме большей части Российской Федерации, еще и Белоруссия, большая часть Украины, Приднестровье и значительная часть Казахстана. Собственно, это и есть то историческое пространство, которое можно назвать Русской землей.
© Неменский О., 2012
IV. Советские социально-культурные практики
Анна Рябова
СОВЕТСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОХРАНЕ РЫНКА ЦЕННЫХ БУМАГ И СОВРЕМЕННОСТЬ: АРХЕОЛОГИЯ ПАМЯТИ ИЛИ КРИТИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ?
Для ответа на вопрос: «Как изучать “советское”: археология памяти или критическая реконструкция?» – проанализируем гражданско-правовой институт и экономическое явление «рынок ценных бумаг» через призму норм советского уголовного законодательства на примере РСФСР и сравним с настоящим временем (хотя следует понимать, что сравнение является относительным).
Дата образования СССР – 30 декабря 1922 г.[49] Поэтому первым уголовным законом РСФСР советского периода следует считать Уголовный кодекс 1926 г., который обладал юридической силой до 1961 г.[50]
Им вводилась ответственность за подделку металлической монеты, государственных казначейских билетов, государственных ценных бумаг и иных документов, так или иначе сопряженных с государством (ст. 59.8). Деяние каралось лишением свободы на срок не менее трех лет. В том случае, если подделка учинена по предварительному соглашению нескольких лиц или в виде промысла, мерой социальной защиты (заметим: термин «наказание» не использовался[51]) выступал расстрел с понижением при смягчающих обстоятельствах до лишения свободы со строгой изоляцией на срок не менее пяти лет, с конфискацией всего имущества. Расстрел, как следует из ст. 21 УК РСФСР 1926 г., применялся для борьбы с наиболее тяжкими видами преступлений, угрожающих основам Советской власти и советского строя, в качестве исключительной меры охраны государства трудящихся. Этим объясняется принадлежность подделки ценных бумаг (имеется в виду государственных) к числу преступлений против порядка управления[52]. Хотя, например, Б.М. Леонтьев пишет, что их можно отнести к хозяйственным преступлениям[53].
К ответственности привлекались лица, совершившие данное преступление как на территории РСФСР, так и за ее пределами (в том числе за пределами СССР). Например, в 1926 г. были приговорены к расстрелу трое членов преступной группы за изготовление обозначенных предметов в Польше и доставку их на территорию СССР контрабандным путем[54].
В 1930 г. ст. 59.8 указанного кодекса подверглась изменениям[55]. Они состояли в следующем:
наряду с подделкой государственных ценных бумаг установлена ответственность за альтернативно совершенный сбыт в виде промысла, наказываемый высшей мерой социальной защиты. Получается, за сбыт, совершенный не в качестве промысла, в отношении лица не применялась мера социальной защиты;
криминализирована подделка в виде промысла вкладов в ценные бумаги.
К ценным бумагам относились государственные займы, выпуск которых регламентировался постановлениями ЦИК и СНК СССР о пятилетке в четыре года[56]. Охране подлежали только документы, сопряженные с государством, автономия и имущественная самостоятельность юридических лиц вытеснялись планированием и жестоким регулированием со стороны государства. В конце 1920-х – начале 1930-х годов акционерные общества реорганизованы в государственные объединения, акции перестают использоваться в обороте[57]. Можно сказать, корпоративные ценные бумаги, существовавшие в гражданском обороте ранее, «вымерли».
Проанализированные нормы Уголовного кодекса РСФСР от 1926 г. можно назвать первым элементом исследуемого явления.
Вторая составляющая имеет принадлежность к 1958 г. и связана с принятием Закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления»[58]. Им криминализированы изготовление в целях сбыта или сбыт поддельных государственных ценных бумаг (ст. 24). Охране подлежали также поддельные государственные казначейские билеты, билеты Государственного банка СССР, металлические монеты, иностранная валюта. Деяние наказывалось лишением свободы на срок от трех до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки.
С 1961 г. совершение этих действий в виде промысла признавалось преступлением. К виновному лицу в таком случае применялось лишение свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества[59].
Спекуляция ценными бумагами запрещалась по ст. 25 указанного Закона. Она наказывалась лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации, с обязательной конфискацией валютных ценностей и ценных бумаг и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки. Лицо, совершившее деяние в крупном размере или уже имеющее судимость за это преступление, каралось лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества.
Во исполнение Закона СССР 1958 г. принимается новый Уголовный кодекс РСФСР[60]. Он был введен в действие с 1 января 1961 г.[61]
По нему к преступлениям, совершаемым на рынке ценных бумаг, принадлежали изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг (ст. 87) и нарушение правил о валютных операциях (ст. 88). Эти преступления посягали на нормальное функционирование денежной системы и нормальный товарооборот[62]. Они входили в группу иных государственных преступлений. П.Т. Некипелов рассматривает эти преступления как хозяйственные, поскольку ущерб в результате их совершения причиняется таким социалистическим общественным отношениям, которые возникают в процессе хозяйственной деятельности советского государства и связаны с ее осуществлением[63].
Предметом преступления, предусмотренного ст. 87, выступали только государственные ценные бумаги (деньги не являются составляющей рынка ценных бумаг, поэтому о них не говорим). В законодательстве того периода их дефиниция отсутствовала. В юридической науке они определялись по-разному.