Читать интересную книгу Добро пожаловать в город ! (сборник рассказов) - Ирвин Шоу

— Разрешите я сам! — Филип бесцеремонно выхватил из рук клерка трубку. — Хэлло! — начал он дрожащим от волнения голосом. — Это Филип Блумер.

— Как поживаете, мистер Блумер? — насмешливо прозвучал очаровательный голос.

— Все дело в том, мисс Джерри, что я написал пьесу. — Филип спешил поскорее все ей высказать, построить фразу, как надо, — подлежащее, сказуемое, дополнение, — лишь бы только она не повесила трубку. — Она называется «Дом страданий».

— Но клерк назвал ее иначе — «Тот дом страданий», мистер Блумер.

— Он ошибся.

— Как глуп этот клерк! Сколько раз я ему говорила об этом — все без толку!

— Я был в офисе мистера Уилкеса, — спешно продолжал в полном отчаянии Филип, — и меня там уведомили, что текст все еще у вас.

— Какой текст?..

— Моей пьесы «Дом страданий»! — закричал Филип в трубку, чувствуя, что его прошиб пот. — Когда я принес пьесу мистеру Уилкесу, то в разговоре с ним предложил, чтобы вы сыграли в ней главную роль, и они отправили вам ее прочитать. Так вот. Кому-то в «Гилд-театр» понадобилось взглянуть на мою пьесу, но она у вас, вы ее держите вот уже два месяца. Вот мне и хотелось бы узнать, не будете ли вы столь любезны и не вернете ли ее мне?

На другом конце провода послышался вздох, потом наступила пауза.

— Не угодно ли вам, мистер Блумер, подняться ко мне? — произнесла мисс Джерри довольно бесстрастно, но не без завлекающих интонаций.

— С удовольствием, мэм, — ответил Филип.

— Номер тысяча двести пятый. — Клерк деликатно забрал из рук Филипа трубку и водрузил ее на место.

Поднимаясь в лифте на нужный этаж, Филип с тревогой глядел на свое отражение в зеркале. Поправил съехавший чуть на сторону галстук, попытался пригладить непослушные волосы. Ему совсем не нравилась собственная внешность — похож на мальчика с фермы, например помощника дояра: может, и проучился пару лет в сельской школе. Всегда он старался всячески избегать встреч с людьми театра. Ну, скажите на милость, кто же из них поверит, что вот такая деревенщина написала пьесу? Достаточно бросить на него один взгляд!

Выйдя из лифта, через коридор, по мягким коврам, он направился прямиком к номеру 1205 — вот он: на металлической двери висит на скрепке листок бумаги. Собрался с духом, позвонил — открыла сама мисс Адель Джерри: перед ним стояла высокая, темноволосая дама — само воплощение женственности: запах изысканных духов, вечернее платье, открывающее взору чуть ли не квадратный ярд пышной груди… Огонь, что горит в ее глазах, вызывал всеобщее восхищение — она блистала на многих сценах, в том числе и у таких мэтров, как Брукс Аткинсон, Мантл, Джон Мейсон. Рука ее покоится на круглой ручке двери; прическа простая, головка склонена чуть набок; с интересом разглядывает его, Филипа Блумера, замершего перед ней в коридоре.

— Это я — мистер Блумер, — напомнил Филип.

— Не соблаговолите ли войти?

Какой сладкий, нежный, без всякой вычурности голос, — будто нарочно приспособлен, чтобы своей мелодичностью и приятностью снимать нервное напряжение у таких юношей, как он, — работников на ферме, например помощников дояра.

— Там, на двери, кто-то оставил для вас записку. — Филип радовался, что на ум пришла хоть одна фраза — она поможет ему наконец шагнуть внутрь.

— Ах, благодарю вас! — Она сняла скрепку с листком.

— Наверно, послание от какого-нибудь вашего таинственного поклонника, — предположил Филип с улыбкой, принимая в душе твердое решение быть с ней отчаянно галантным — пусть и следа не останется от привычного его образа парня с фермы, например помощника дояра.

Мисс Джерри подошла поближе к окну, пробежала листок, поднеся его очень близко к глазам, словно близорукая, — все ее дивное тело, казалось, замерло, сосредоточилось на написанных строчках.

— Ах, да это меню! — И бросила листок на стол. — Сегодня на ужин жаркое из ягненка.

Филип на секунду зажмурился: все вокруг ему только чудится, стоит открыть глаза, и это мгновенно исчезнет, пропадет — и очаровательная мисс Джерри, и ее роскошный номер, да и сам отель.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Блумер.

Он открыл глаза, — все на своих местах, — уверенно прошагал по всей комнате и присел, прямой как аршин, на маленький позолоченный стульчик. Мисс Джерри уютно устроилась на диване, как девчонка, подобрав под себя ноги; рука на широкой спинке дивана, ладошка с соблазнительными пальчиками свешивается с края.

— Знаете ли, мистер Блумер, — заметила мисс Джерри своим прелестным, игривым голоском, — вы ведь совсем не похожи на драматурга.

— Это для меня не новость! — Филип помрачнел.

— Вы такой крепыш, такой здоровяк!

— Я это знаю.

— Но вы в самом деле пишете пьесы? — И вдруг, словно давняя его интимная знакомая, подалась к нему.

Филип, повинуясь религиозным законам целомудрия, мучительно отводил глаза от ее великолепной груди — два волнующихся холма… Непредвиденная трудность на пути его интервью с ней.

— Да-да, вы не ошибаетесь, — забормотал он, нарочито глядя мимо нее, через ее покатое плечо. — Да, в самом деле, я же вам говорил снизу, по телефону. И я пришел, чтобы забрать свою пьесу.

— «Дом страданий». — Словно глубоко размышляя над чем-то, она покачала головой. — Какое удачное название. Однако… немного странное для такого жизнерадостного на вид юноши.

— Да, мэм. — Филип старался, как мог, держать голову прямо и смотреть только в потолок.

— Как приятно, что вы в этой связи вспомнили обо мне! — Мисс Джерри подалась к нему еще сильнее, а благодарный взгляд ее вдруг увлажнившихся прекрасных глаз запросто достиг бы в эту минуту третьего ряда балкона. — Фактически я в простое вот уже три года. Думала, никто больше и не вспомнит об Адели Джерри. Как грустно!

— Ах, что вы, что вы! — Филип, чтобы переубедить ее, призвал на помощь всю свою способность к утонченному обхождению. — Я, например, вас не забывал никогда.

Его ложь, конечно, не очень удачный выход из положения, но правда в тысячу раз хуже.

— Итак, мистер Блумер, «Гилд-театр» намерен ставить вашу пьесу? — ласково осведомилась мисс Джерри.

— Да нет, я этого не говорил. Просто кое-каким моим знакомым актерам пришла в голову идея пустить мою пьесу по кругу, — пусть прочтут, — но так как она лежит у вас вот уже два месяца…

В заманчивых глубинах темных глаз мисс Джерри погас огонек интереса.

— Мистер Блумер, у меня нет ни одного экземпляра вашей пьесы. Она у моего режиссера, Лоуренса Уилкеса. — И послала ему очаровательную улыбку, тут же обнажившую все морщинки на ее лице. — Мне очень приятно с вами встретиться. Теперь я буду пристальнее следить за новой, талантливой порослью в театре.

— Благодарю вас, — пробормотал Филип, чувствуя себя на седьмом небе.

Мисс Джерри ласково, с явной симпатией глядит на него… Глаза его, не в силах вынести блеска направленного на него взора, скользнули вниз, к ее пышной груди.

— Ах, мистер Уилкес! Я видел много его спектаклей. Вы были просто восхитительны в них. Какая игра! Да и он чудесный режиссер.

— Да, у него есть свои сильные стороны, — холодно согласилась мисс Джерри. — Но и свои границы. Это очень серьезный недостаток. Трагедия американского театра заключается в том, что в нем нет сейчас ни одного человека без таких границ.

— Да, я согласен с вами.

— Расскажите мне, мистер Блумер, о вашей пьесе. О той роли, которую вы прочите мне. — И села поудобнее, положив ногу на ногу, словно приготовилась к долгой беседе.

— Ну, — начал Филип, — это пьеса о пансионе. Мрачном, безотрадном, очень бедном пансионе; там прохудились и текут трубы, а его несчастные обитатели не в состоянии платить за свои жалкие комнатушки. В общем, в таком духе.

Мисс Джерри молчала, ждала — что дальше.

— Истинно главенствующий демонический дух этого заведения, — продолжал Филип, — неряшливая, тиранствующая, строящая всевозможные козни, грубая женщина. Я писал ее портрет со своей тетки — владелицы такого пансиона.

— Сколько ей лет? — поинтересовалась мисс Джерри тихим, ровным, без всяких эмоций голосом.

— Кому? Моей тетке?

— Да нет, этой женщине из пьесы.

— Сорок пять. — Филип поднялся и принялся большими шагами ходить взад и вперед по комнате, все больше увлекаясь рассказом о своей пьесе. — Эта негодница вечно сует нос в чужие дела, заглядывает в замочные скважины, подслушивает у дверей; по услышанным где-то обрывкам фраз сама составляет вымышленные трагические истории своих пансионеров; постоянно ссорится с членами своей семьи… — Он осекся и спросил робко: — Что с вами, мисс Джерри? Мисс Джерри…

Она сидела, свесив голову на грудь, и горькие слезы тихо катились по ее лицу.

— Ах, этот человек! — теперь уже рыдала она. — Этот человек!.. — И, вскочив с дивана, кинулась к телефону и набрала номер.