Читать интересную книгу Ниндзя. Первая полная энциклопедия - Алексей Горбылев

Традиционно Фудо-мёо изображают сидящим на огромном камне, за спиной у него языки пламени, в правой руке меч, в левой — сеть, выражение лица грозное. Какую бы грязную работу он ни выполнял, он всегда полон решимости продвигаться вперед сам и вести за собой живые существа. Он принимает облик слуги с гневным лицом, чтобы вывести на правильный путь самых плохих людей, которых невозможно спасти силой сострадания бодхисаттвы. Фудо-мёо острым мечом рубит врагов — заблуждения, а сетью «ловит» плохих людей и пробуждает в них мысли о вере. За спиной Фудо-мёо языки огня. Этот огонь сжигает все заблуждения и плохую карму. Возможно, это также огонь ада, и Фудо-мёо стоит у входа в него, чтобы не дать живым существам упасть в ад. Буддисты верят, что попавших в ад спасти невозможно. Поэтому во имя спасения грешников Фудо-мёо сжигает себя в адском огне. Камень, на котором восседает Фудо-мёо, — это символ того, из чего создан ад, где ничего не рождается. Обычно будды восседают на лотосовых цветах. Цветок лотоса показывает свой лик из грязи и символизирует просветление. Но Фудо-мёо сидит на камне, и это символ того, что, попав в ад, невозможно стать буддой. Таким образом, за устрашающим грозным ликом Фудо-мёо кроется беспредельное великое сострадание Дайнити.

Аскеза ямабуси

Как уже говорилось, доктринальные вопросы для ямабуси были далеко не главным. Для них гораздо важнее была реальная аскетическая практика и ее результат — чудодейственные способности. И об этом нужно поговорить подробнее, поскольку, как полагают некоторые историки ниндзюцу, именно аскетические практики ямабуси послужили фундаментом для системы психофизической тренировки ниндзя.

Что же представляла собой аскеза сюгэндо?

Сюгэндо использовало многие ритуалы и аскетические практики «тайного учения»: особые виды медитации, чтение сутр, молитвы охраняющим божествам, рецитацию магических формул дхарани. Но существовали и особые, специфичные формы аскезы сюгэндо. Некоторое представление о них дает следующий отрывок из «Хэйкэ-моногатари»:

«Девятнадцати лет Монгаку постригся в монахи. Но прежде чем отправиться в странствия в поисках просветления, задумал он испытать, способен ли он переносить телесные муки. В один из самых знойных дней шестой луны отправился он в бамбуковую чащу, у подножия ближней горы. Солнце жгло беспощадно, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, недвижный воздух словно застыл. Чтобы испытать себя, Монгаку улегся на землю и лежал неподвижно. Пчелы, оводы, москиты и множество других ядовитых насекомых роились вокруг него, кусая и жаля. Но Монгаку даже не шевельнулся. Так лежал он семь дней кряду, на восьмой же день встал и спросил: «Достанет ли такого терпения, чтобы стать подвижником и аскетом?»

— Ни один подвижник не смог бы сравниться с вами! — гласил ответ.

— Тогда и толковать не о чем! — воскликнул Монгаку. Уверившись в своих силах, пустился он в странствия по святым местам. Сперва он направил стопы в Кумано, решив испытать себя у прославленного водопада Нати. Для первого испытания в подвижнической жизни спустился он к подножию водопада, чтобы искупаться в водоеме. Была самая середина двенадцатой луны. Глубокий снег покрыл землю, сосульки льда унизали деревья. Умолкли ручьи в долинах, ледяные вихри дули с горных вершин. Светлые нити водопада замерзли, превратившись в гроздья белых сосулек, все кругом оделось белым покровом, но Монгаку ни мгновенья не колебался — спустился к водоему, вошел в воду и, погрузившись по шею, начал молиться, взывая к светлому богу Фудо на святом языке санскрите. Так оставался он четыре дня кряду; но на пятый день силы его иссякли, сознание помутилось. Струи водопада с оглушительным ревом низвергались с высоты нескольких тысяч дзё; поток вытолкнул Монгаку и снес далеко вниз по течению. Тело его швыряло из стороны в сторону, он натыкался на острые, как лезвие меча, изломы утесов, но вдруг рядом с ним очутился неземной юноша. Схватив Монгаку за руки, он вытащил его из воды. Очевидицы, в благоговейном страхе, разожгли костер, дабы отогреть страстотерпца. И видно, еще не пробил смертный час Монгаку, потому что он ожил. Едва к нему вернулось сознание, как он открыл глаза и, свирепо глядя на окружающих, крикнул: «Я поклялся простоять двадцать один день под струями водопада и триста тысяч раз воззвать к светлому богу Фудо! Сейчас только пятый день. Кто смел притащить меня сюда?»

При звуке его гневных речей у людей от страха волосы встали дыбом; пораженные, они не нашлись с ответом. Монгаку снова погрузился в воду и продолжал свое бдение. На следующий день явилось восемь юношей-небожителей; они пытались вытащить Монгаку из воды, но он яростно противился им и отказался тронуться с места. Всё же на третий день дыхание его снова прервалось. На сей раз с вершины водопада спустились двое неземных юношей; освятив воду вокруг Монгаку, они теплыми, благоуханными руками растерли его тело с головы до пят. Дыхание возвратилось к Монгаку, и он спросил, как будто сквозь сон:

— Вы меня пожалели… Кто вы такие?

— Нас зовут Конгара и Сэйтака. Мы посланцы светлого бога Фудо и явились сюда по его повелению, — ответили юноши. — Он велел нам: «Монгаку дал нерушимый обет, подверг себя жестокому испытанию. Ступайте к нему на помощь!»

— Скажите, где найти светлого бога Фудо? — громким голосом вопросил Монгаку.

— Он обитает в небе Тусита! — ответили юноши, взмыли к небу и скрылись в облаках. Монгаку устремил взгляд в небеса и, молитвенно сложив ладони, воскликнул:

— Теперь о моем послушании известно самому богу Фудо!

Сердце его преисполнилось надежды, на душе стало легко, он снова вошел в воду и продолжал испытание. Но теперь, когда сам бог обратил к нему свои взоры, ледяной ветер больше не холодил его тело, и падавшая сверху вода казалась приятной и теплой. Так исполнил Монгаку свой обет, проведя 21 день в молитве. Но и после этого он продолжал вести жизнь подвижника. Он обошел всю страну, три раза поднимался на пик Оминэ и дважды — на Кацураги, побывал на вершинах Коя, Кокава, Кимбусэн, Сирояма и Татэяма, поднимался на гору Фудзи, посетил храмы в Хаконэ и Идзу, взбирался на пик Тогакуси в краю Синано и на гору Хагуро в краю Дэва. Когда же он посетил все эти святые места, тоска по родным краям завладела его душой, и он возвратился в столицу. Теперь это был святой монах, неустрашимый и твердый, как хорошо закаленный меч. Говорили, что молитва его способна заставить птицу, летящую в поднебесье, внезапно упасть на землю».

В этом отрывке прекрасно выражена суть аскезы ямабуси. Каждая «практика» для них — вызов пределам человеческих сил, воле и вере. Это ритуал на грани жизни и смерти. Немногим удавалось пройти этим путем… Но те, кто выдерживал, становились людьми невероятными — с несгибаемой волей, с несокрушимым телом, со сверхъестественными возможностями…

Основу аскетической практики ямабуси составляли длительные паломничества по святым горам. По сути, они и составляли всю жизнь наиболее ортодоксальных аскетов. Во время этих паломничеств последователи сюгэндо посещали различные места силы: водопады, священные пруды и озера, причудливые вершины, где обитали боги — ками, и совершали там различные ритуалы и обряды в надежде, что ками и будды наделят их чудесной силой. Значительное место в «арсенале упражнений» ямабуси занимали «практики» с водой и огнем.

Аскезы воды — мисоги и таки-сюгё

Оба этих аскетических «упражнения» сюгэндо нашли широкое применение в японских боевых искусствах, где они используются для укрепления духа и развития внутренней энергии ки.

Ритуал мисоги-хараи, пришедший из синто, предназначался для очищения тела и духа. Суть его в длительном, многочасовом пребывании в ледяной воде, как правило, в зимнее время. Во избежание окоченения ямабуси рекомендовали отождествлять себя с огнем, вызывая такой жар в теле, что вокруг аскета, погруженного в воду примерно по пояс, клубится пар! Считалось, что мисоги ведет к перерождению человека, смывает с него всю «грязь». А с точки зрения сюгэндо заболевания, рождение, смерть, ранения, пролитая кровь — всё это от нечистоты. Отсюда берет свое начало и культ чистоты в японских боевых искусствах: прием душа до и после тренировки, мытье тренировочного зала — додзё, очищение сознания медитацией. Особой формой мисоги считается харакири, смысл которого состоит в смывании позора кровью.

Другой ритуал, связанный с водой, — таки-сюгё, или медитация под водопадом. Водопады считаются местами обитания божеств. С другой стороны, поток воды, падающий с высоты нескольких метров на точку байхуй на макушке, активизирует потоки энергии ки в организме, что способствует достижению просветления. Кроме того, ритуал таки-сюгё, как считается, помогает адепту постичь устройство мироздания. В паре гора — водопад устремившиеся ввысь скалы воплощают Ян (светлое начало мироздания), а низвергающаяся с них вода — Инь (темное начало мироздания). Наконец, обрушивающийся вниз поток таит в себе еще одну тайну: оставаясь неизменным по форме, он постоянно изменяется содержательно, ведь вода в нём никогда не бывает той же самой…