Читать интересную книгу Христианство - Ольга Чигиринская

К IV–V векам, когда с христианизацией империи греко-римское язычество начало отмирать, осуждаемые прежде обычаи уже не воспринимались в контексте служения «иным богам», а превратились в народные традиции, наполняемые новым, христианским содержанием. Эпиталамы Гименею заменялись церковными гимнами – и постепенно складывался христианский вариант бракосочетания с участием священнослужителя, впрочем, еще многие столетия не являвшийся обязательным.

На рубеже X–XI столетий сложившаяся церемония христианского брака рядом императорских указов была объявлена обязательной. С этого времени в ее дальнейшем развитии и упорядочивании появляется тенденция к уподоблению ее чина литургии: вводятся библейские чтения, ектении, молитва «Отче наш». Логическим завершением этого процесса стало встраивание бракосочетания в литургию.

На западе становление чина бракосочетания шло приблизительно тем же путем, но с той существенной разницей, что уже в VI веке он включался в состав мессы. Однако римские брачные традиции заметно отличались от греческих, а вопрос о том, какие языческие обычаи стоит переносить в христианскую церемонию, решался применительно к местной специфике иначе. Поэтому обычай надевания венков, который на востоке со временем приобрел тайносовершительный смысл и дал таинству второе название «венчание», там был, в соответствии с раннехристианской традицией, отвергнут, зато получили развитие обряды, связанные с покрывалом невесты (от которого происходит фата). Обмен кольцами стал частью не обручения, как на востоке, а собственно бракосочетания [11] . При этом древнейший принятый церковью брачный обычай – соединение правых рук молодых священнической епитрахилью (столой) [12] – сохраняется и на востоке, и на западе. Но основное различие относится к богословскому осмыслению таинства. Если в византийской церемонии бракосочетания подчеркивается ее собственно христианская составляющая – воцерковление брака, освящение семейного союза как «малой церкви», то в латинской делается упор на само его заключение, обеты, приносимые не только Богу, но и друг другу. Отсюда по-разному решается вопрос о «совершителе таинства»: на востоке им считается священник, посвящающий новобрачных на их служение в христианской семье (чем и объясняется сходство чинопоследований брака и священнического рукоположения, на которое еще в XV веке указывал Симеон Солунский), на западе – сами жених и невеста, уделяющие таинство друг другу, так что тайносовершительным моментом считаются не какие-то слова или действия священника, а произносимые ими клятвы.

В XVII веке митрополит Петр Могила вводит в Киевской митрополии реформированный чин бракосочетания, где в привычный византийский обряд включалась присяга молодых по западному образцу. Этот синтез двух традиций, за которыми стояли два взаимодополняющих понимания процедуры церковного заключения брака, был признан настолько удачным, что вошел в практику и Московского патриархата (в несколько измененном виде), сохранившись до наших дней.

Поскольку бракосочетание, как и крещение с миропомазанием, предполагает принесение вечных обетов, легкомысленное или суеверное отношение к этим таинствам является особенно тяжелым грехом, влекущим серьезные духовные последствия. Венчание не гарантирует крепости семьи, напротив, церковное освящение брака требует от обеих сторон прилагать особые усилия для обеспечения этой крепости, для соответствия брачного союза его идеалу и предназначению, о котором говорилось выше. Никакого «развенчивания», как и «раскрещивания» церковь не знает [13] , хотя в ряде случаев брак может быть признан по факту распавшимся (в православии) или недействительным, ошибочно заключенным без учета выявленных позже препятствий (и в православии, и в католичестве), что дает возможность невиновной стороне вступить в новый брачный союз. Впрочем, не только в таких ситуациях, но даже для вдовцов церковь рассматривает новый брак как снисхождение к человеческим немощам и не особо его приветствует (1 Кор 7:8–9) из-за слабого соответствия христианскому пониманию брака как вечного, а не временного (только лишь «пока смерть не разлучит нас») союза, хотя в Ветхом Завете он не запрещался, а для бездетных вдов даже предписывался (ср. Рим 7:2–3, Мф 22:23–30). Безусловно не допускается в традиционных конфессиях повторный брак для овдовевших священнослужителей (1 Тим 3:2), равно как и брак для неженатых на момент принятия сана.

6. Священство

Всеобщее священство народа Божия, постулируемое в христианстве, не отрицает наличия в нем старших и младших, наставляющих и наставляемых. Апостолы, избранные самим Христом во время Его земного служения, в течение нескольких лет непосредственно управляли Иерусалимской церковью, решая в том числе и организационно-хозяйственные вопросы, но ее рост вынудил расширить руководящую коллегию помощниками (Деян 6:1–6). Их избрание описывается как синтез иерархического и демократического принципов: инициатива исходила от апостолов, они же, «помолившись и возложив на них руки», поставили их на служение, однако в самом избрании участвовало «все собрание».

В общинах, возникавших в результате апостольской проповеди по средиземноморским городам и регионам, также со временем, после первоначального «миссионерского» периода их существования, проводилось избрание кандидатов ( хиротония , буквально «рукоположение», то есть «голосование руками» – Деян 14:23), утверждавшихся затем апостольской молитвой с возложением рук ( хиротесия ), которое, как и возложение рук на крещенных, считалось не просто символическим знаком, но таинством, сообщающим духовные дары (1 Тим 4:14,2 Тим 1:6). Эти ставленники в ранних посланиях апостола Павла называются просто «предстоятелями в Господе» (1 Фес 5:12), которых, судя по множественному числу, было несколько человек в каждой общине. Позже, с ростом общин, они в соответствии с выполняемыми функциями дифференцируются на «блюстителей» и «служителей» (по-гречески – епископы и диаконы соответственно), также во множественном числе (Флп 1:1). Одновременно появляется упоминание «старцев» или «старейшин» (по-гречески – пресвитеры ) в качестве обозначения особого церковного служения.

Уже в послеапостольское время дальнейший рост общин привел к выделению из числа епископов-пресвитеров в каждом городе одного первенствующего, обеспечивавшего видимое единство христианской церкви в своей местности, даже если она, из-за большой численности, собиралась в разных местах. Вскоре определение «епископ» стало относиться только к нему. «Без епископа, – писал Игнатий Антиохийский (казнен в 107 г.), – никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом, или тем, кому он сам предоставит это. Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь. Не позволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви». Фактически епископы стали залогом единства Церкви, которым в первое поколение христиан служили апостолы. Именно в этом смысле о них говорится как о преемниках апостолов, хотя апостолы рукополагали еще епископов-пресвитеров в раннем смысле.

Термин «пресвитеры» закрепился за помощниками епископа, образующими вместе с ним коллегию старейшин. Пресвитеры не возлагали рук ни на крещенных, ни на ставленников в священнослужители, а в евхаристическом собрании предстоятельствовали от имени и по поручению своего епископа, так что несколько собраний духовно составляли одно, возглавляемое епископом. Впрочем, антиохийская модель не сразу стала повсеместной: в Александрийской церкви пресвитеры еще долгое время сохраняли полномочия епископов апостольского периода и могли участвовать в рукоположениях. Но сама трехступенчатая структура служебного священства, сложившись на рубеже I–II столетий, без существенных изменений сохранилась до наших дней.

Епископ. Хотя сегодня часто воспринимается как своего рода церковный чиновник, координирующий приходскую жизнь относительно большого региона, смысл его служения в точности тот же, каким был при Игнатии Антиохийском. Посетив богослужение в любом храме епархии, мы услышим, как в молитвах поминается по имени ее правящий епископ. Это значит, что он, предстоя за литургией в кафедральном соборе или в одном из приходов, одновременно возглавляет ее и во всех остальных приходах епархии, где пресвитеры предстоят от его имени. Таким образом во всей епархии происходит одно евхаристическое собрание, хотя и в разных местах. Поскольку именно в таинстве евхаристии церковь проявляет и познает свою идентичность, полноценной единицей в управлении и организации церкви также является возглавляемая епископом епархия, а не отдельные приходы. Так реализуется формулировка Киприана Карфагенского: «Церковь в епископе и епископ в Церкви» (то есть епископ является видимым центром церковной жизни, но сама его власть связана с его служением Церкви и делегирована ему христианами как предстоятелю в евхаристии).