Я почувствовала, что меня занесло, и остановилась. Ведь эта Анастасия могла каким-то образом знать историю Изольды, городок-то маленький.
Я умоляюще посмотрела на Анастасию:
– Пожалуйста, помогите мне ее увидеть!
– Но что я могу сделать? Все вопросы решает главный врач. Ах, черт, и компьютер до сих пор виснет! Нет, я ничем не смогу вам помочь.
– Но тогда подскажите, как мне найти вашего главного врача? Я поговорю с ним и надеюсь, что он пойдет мне навстречу и разрешит увидеться с подругой!
– Главврача сейчас здесь нет, – ответила Анастасия.
– Господи, а где же он?
– Он на совещании в горздраве, – последовал короткий ответ.
– А это надолго?
– Ничего не могу сказать, он нам не докладывает.
– Но что же мне делать?! – в отчаянии почти выкрикнула я. – Я же совсем ненадолго приехала сюда, мне скоро опять уезжать надо. А я не могу уехать, не повидав ее! Мне хотя бы узнать о ней. В каком она состоянии, как продвигается лечение.
– А вы что же, не смогли узнать о состоянии здоровья вашей подруги у ее родственников? – Анастасия с подозрением посмотрела на меня.
– Не могла! Потому что родители Изольды просто… просто презирали меня. Я же говорила, что у меня родителей нет. Воспитывалась я у старенькой бабушки. А много ли могла дать ребенку пожилая больная женщина с крошечной пенсией? Бабуля и так последнее отрывала от себя. А мать Изольды настраивала ее против меня, говорила: «Что ты привязалась к этой нищенке? Она не нашего круга!» А у моей подруги большое, доброе сердце! Она мимо брошенного котенка не могла пройти! – Я всхлипнула.
Мне во что бы то ни стало необходимо было уговорить Анастасию провести меня хоть к главврачу, хоть к его заместителю. Иначе как я смогу получить нужные мне сведения об Изольде Прикладниковской? То, что Анастасия допытывалась у меня, что и как, я отнесла к особенности ее характера, тем более, что она работала в медицинском заведении соответствующего профиля. Не думаю, что ею руководила вредность. Так или иначе, а без ее помощи мне не удастся ничего узнать об Изольде. Не стану же я, в самом деле, ходить-бродить по диспансеру. Определенно здесь все запирается и охраняется. Меня просто-напросто выведут охранники. В принципе я не особенно обольщалась насчет того, что главврач или его заместитель все выложит мне про Изольду. Врачи не любят распространяться о своих пациентах, а уж психиатры – тем более. Однако мне следует попытаться получить интересующие меня сведения сначала у должностного лица, а уже потом решать, что делать дальше.
– Я вас очень прошу, я вас просто умоляю! Проведите меня тогда хотя бы к заместителю главного врача, если его самого сейчас здесь нет. Я хотя бы просто поговорю с ним. Я в долгу не останусь. – Тут я незаметно сунула в окошко купюру.
Анастасия с невозмутимым выражением лица моментально убрала «благодарность». Ее ловкости смог бы позавидовать сам Дэвид Копперфильд.
– Ладно, что с вами поделаешь, идемте, – кивнула она мне.
Женщина вышла из «Справки», сообщив Лилиане, что она идет по делам, но девушка даже не обратила на нее никакого внимания, продолжая болтать по телефону.
– А кто у вас здесь находится? – спросила я Анастасию.
Женщина недоуменно посмотрела на меня.
– Как кто? Больные, естественно, – ответила она.
– Я понимаю. Но я о другом хочу спросить. Они… не опасны? Ну, могут они наброситься ни с того ни с сего?
– Таких здесь нет, не бойтесь. Они находятся совсем в другом месте.
Выйдя из регистратуры, я и Анастасия повернули направо и, пройдя небольшой отрезок коридора, оказались у запертой на ключ решетчатой двери. Дверь вела на второй этаж. Анастасия открыла ее своим ключом, и мы поднялись по лестнице.
В просторном холле с отрешенными лицами бродили пациенты в спортивных костюмах или домашних халатах. Одни из них маршировали, как на параде, высоко поднимая ноги и размахивая руками. Другие брели, еле-еле передвигая ноги. Общим было отсутствующее выражение на лице, у многих лица напоминали застывшие маски. Казалось, что никому из них не было никакого дела до своего соседа. Какое-то жуткое броуновское движение, лишенное всякого смысла. Наверняка они находятся под действием затормаживающих нервную систему лекарственных препаратов. Одни вели разговор с воображаемым собеседником – это было видно по их жестам и тихому бормотанию. Другие вышагивали молча, как будто бы погруженные в себя и отгороженные от остального мира.
Мне стало очень некомфортно, хотя Анастасия ранее и заверила, что они не представляют опасности.
К нам подошел высокий грузный мужчина в очках и спросил:
– Что здесь происходит?
– Ничего, Алеша, – спокойно ответила Анастасия, – все в порядке, не беспокойся.
– А с нами точно ничего не случится? – не унимался больной.
– Абсолютно ничего, Алешенька, иди к себе.
– А куда мне идти? Где мое место? – плачущим голосом ребенка спросил взрослый человек. – Я потерялся!
«Да ведь он не ориентируется в пространстве, – подумала я, – и возможно, во времени тоже. Как говорится: «не дай мне бог сойти с ума».
В это время к Алеше подошел высокий и очень худой паренек, еще совсем подросток. На нем были узкие брюки и короткая футболка без рукавов.
– Ой, Игорек пришел! – обрадовался Алеша. – Мой юный друг, как долго я тебя ждал! Спой что-нибудь, Игорек, – попросил он.
– Счас. – Игорек надул щеки и, стуча кулаками по своим выступающим ребрам, запел: – Барабан был плох, барабанщик – бог…
Потом подросток вдруг поднял руки в стороны и начал бегать по кругу со словами:
– Я самолет!
Вот такого уж точно никому не пожелаешь.
Наконец мы подошли к двери, на которой висела табличка «Главный врач Черепанов Геннадий Дмитриевич».
– Вот, стучите, – сказала Анастасия и ушла.
Я последовала ее совету и постучала в дверь.
– Входите, – раздался женский голос.
Я вошла и поздоровалась с сидящей за столом крупной женщиной лет пятидесяти пяти. Судя по надписи на ее бейдже, ее звали Алевтина Лазаревна Ермолаева. Стало быть, это она сейчас заменяет главврача, который находится на совещании. Перед Ермолаевой стоял монитор, она бойко щелкала