С последним живым унганом, закончилось и наше состязание. Победителем единогласно был избран я. Правда, никакой радости мне это победа не принесла, только опустошение, и очередную горечь в душе.
В качестве трофеев мне досталась моя же, прожженная слюной унгана, маска, желанный жезл, который украсила голова змеи мёртвого бога, и три черепа унганов. Слюну одного из которых я сцедил в качестве образца, в стеклянный флакон, не подверженный химическим реакциям, в сравнении с теми, что создала природа.
А также сорвал с их тел все эликсиры, припарки, и другие жидкости, непонятного для меня назначения, с которыми я собирался разобраться значительно позже. Тела всех унганов я приказал сжечь, и не успокоился, пока не развеял их пепел в реке.
Утром мне принесло присягу всё племя, и, забрав с собой сотню их воинов в свою армию, я отбыл вместе со своим отрядом дальше, оставив после себя дикие слухи, и ужас от расправы над уважаемыми и страшными унганами. Так я и перемещался в сторону своей территории, прихватывая с собою всех желающих пойти ко мне на службу, привлекая их своей аурой могучего унгана, и готовыми на всё, и подготовленными ко всему воинами.
Все хотят служить сильному и грозному. Особенно тогда, когда живёшь в грязной, вонючей лачуге, продуваемой всеми ветрами и населённой многими и многими вредными насекомыми.
А я обещал много: налаженный быт, службу себе любимому, сытую и уважаемую; возможность создать семью с приглянувшейся девушкой, коих был большой выбор; приключения и походы, где можно набрать добычи. И ещё, очень многое. А мои верные воины, боявшиеся меня ещё больше, чем в начале похода, всячески этому способствовали.
Наконец, впереди показались обработанные участки полей, окружавшие Баграм. Весь мой караван прибыл в целости и сохранности, вместе со всем грузом, сопровождаемый ещё и целой ватагой разночёрных аборигенов, всех племён и народностей, что повстречались мне на пути.
Всего их было около пятисот, и они продолжали стекаться ко мне со всех сторон, идя по пути каравана, и пользуясь моим добрым сердцем и снисхождением. Все же я оказался прав. Теперь главное — их всех накормить, а уж чем занять, я придумаю. А там и их семьи, всех заберу, чтобы они тут с ума не сходили. Разберусь, в общем.
Глава 9 В ожидании Мамбы
Луиш Амош проснулся от топота ног очередного отряда, пылившего на полигон, чтобы заняться там тренировками с оружием. На этот раз это были стрелки, с двумя десятками, практически полностью убитых, французских винтовок.
В конце строя несли несколько десятков винтовок, единственной боеспособной частьюу которых оставался только штык. Все остальные, кому не досталось оружия, были вооружены выструганными палками, с некоторым подобием прикладов, и тонким кончиком, имитировавшим штык.
Отряд, громко топая голыми ногами, ушёл на полигон, а Луиш Амош окончательно проснулся. Рядом с ним лежала Мабетта, обвив его смуглыми ногами и прижавшись грудью. Она что-то бормотала во сне, раскрыв тонко очерченные губы, и обнажив белый жемчуг зубов.
Он долго рассматривал её, любуясь своей возлюбленной, пока она не почувствовав его взгляд, недовольно пробормотала какие-то несуразности, и повернулась на другой бок, демонстративно прикрыв своё нагое тело накидкой, из отлично выделанной шкурки гепарда.
Луиш хотел от неё ребёнка, а она, очевидно, нет, постоянно вешая ему «лапшу» на уши, и используя всякие отговорки. Все его усилия в этом направлении пропадали даром. Нет, она не отказывала ему в близости, но умело сводила все его успехи в зачатии ребёнка на нет, умело пользуясь своими знаниями в лекарственных, и не очень, травах.
Тяжело вздохнув, Луиш невольно подумал: «Воистину, женщины, как кошки. Ты их берёшь на руки, а они лезут тебе на шею». Одевшись, он вышел их хижины.
Вчера пришли дурные вести. Французы, эти заносчивые пожиратели лягушачьих лапок, разгромили отряд защитников Банги, и взяли штурмом город. Временный управитель города Масса, склонил перед захватчиками голову, и перешёл на их сторону.
Обо всём этом поведал ему гонец, прибежавший вчера, весь в пыли и грязи, и после доставки известия, обессилено рухнувший на землю. Эти известия не удивили Луиша. Чего-то подобного следовало ожидать, уже давно.
Наступило время активной колонизации европейцами тех территорий, до которых ещё не добрались их длинные руки, и оставшихся, с их точки зрения, бесхозными.
Весь вечер, и всю ночь он ломал голову, как ему поступить. От Мамбы не было никаких вестей, хотя уже прошло три месяца, как он отсутствовал, и начался сезон дождей.
Бедлам, оставшийся за старшего, несмотря ни на что, гонял воинов на полигон, и надоедал своими требованиями Луишу, как будто бы он сам не любил вождя.
Да, не любил он Мамбу, не любил. Что он, женщина что ли, чтобы любить его. Но и предавать он никого не собирался, даже если бы он отобрал у него Мабетту. Вспомнив о ней, Луиш опять тяжело вздохнул.
Это была не последняя плохая новость за последнее время. С северо-востока доходили неясные слухи о том, что в их сторону движется большой отряд белых людей.
Вместе с Бедламом, они сидели над картой, которую оставил им Мамба, и пытались понять, как обороняться от врага и уничтожить его. В голову решительно ничего не приходило. Бедлам тоже оказался не склонен к умению управлять войсками.
Сейчас в их руках была сосредоточена огромная сила, по меркам центральной Африки, почти две тысячи воинов. Пожалуй, они не были воинами победы, и у них практически не осталось работоспособных винтовок, но зато, большинство из обученных воинов, уже умели стрелять, и больше не боялись издаваемого ими грохота и огня.
Человек, такая скотина, он ко всему привыкает, и всего достигает. Вот научились стрелять и их сограждане, и некоторые, весьма неплохо. Те же, кто продолжал носиться с копьём, и воевать мечом, тоже были реальной силой, пусть и старого строя.
Эти товарищи усиленно работали макетами винтовок, за счёт воображения и экспрессии, компенсируя отсутствие патронов и самих винтовок, как таковых. О результатах таких тренировок они узнают только в бою, если выживут, а пока… пока, полигон никогда не пустовал, в чём была огромная заслуга десятников и сотников, назначенных вождём.
В свободное от тренировок время, вся эта масса воинов не бегала по бабам, мешая и им и себе спокойно жить, а отправлялась на поля работать, работать и ещё раз работать, делая продуктовые запасы.
Склонные к ремёслам шли в кузню, или за гончарный круг, где ковали, ваяли, сплетали будущую государственность своими чёрными руками. Конечно, не обходилось и без эксцессов, куда ж без них.
Иногда поднимался ропот уставших воинов, не желавших идти работать на поля после полигона, и указывающих на веками закреплённый порядок жизни, когда на полях работали только женщины.
На счёт таких действий и Луишу, и Бедламу были даны подробнейшие инструкции, вкупе с фразой «Солдат должен быть всегда занят, и думать только о еде и сне, чтобы плохие мысли не лезли в голову».
Луиш, опять вспомнив Мабетту, был полностью согласен с этими словами. «Всё зло от женщин!» Точнее, от их отсутствия, либо недоступности. Борьба с недовольными была простой. Их ещё больше нагружали работой, но кормили при этом неплохо.
Тех, кто переступал рамки разумности, сажали в зиндан, круглую яму с деревянной решёткой наверху. Парочку, особо упрямых, пришлось казнить, дав шанс умереть, как воинам. Один погиб, сражаясь с крокодилом, другой — со стаей гиен.
Трусы, предатели, и мелкие гадёныши, пойманные на изнасиловании без обоюдного согласия, привязывались к позорному столбу, и подвергались моральным унижениям несколько суток. Некоторых пришлось повесить, и их трупы долго качались на ветвях акаций, привлекая к себе грифов, и напоминая своим видом об ужасных обычаях племени макарака, которые коптили своих усопших родственников, и развешивали на деревьях, для долговременного почитания.