читателю радость, а иногда и доводят его до слез.
Поэтому я бережно отношусь к каждой книге. Я просматриваю страницы в поисках рукописных заметок на полях, маленьких рисунков насекомых, листьев и цветов. Часто я нахожу письма, гербарий, открытки и фотографии, а в одной книге по ботанике я нашла письмо, написанное на древесном листе.
Алан Петри, пенсионер из Те-Анау, принес мне на продажу несколько книг. Этот самый лист был аккуратно спрятан в одной из них – бледно-зеленый, гибкий и все еще в идеальном состоянии. На нем я увидела следующий текст:
Привет! Пишу эту открытку из Ракитумы. Мы только что видели двух китов, наблюдали за ними около получаса, находясь неподалеку от корабля. Отличная поездка; погода пока не лучшая, но с этим ничего не поделаешь. Увидимся днем в воскресенье.
С любовью, Уильям
Маори использовали большие, гибкие листья рангиоры, или Brachyglottis repanda, для упаковки еды, пеленания младенцев, а также в качестве припарки для ран. Позже европейские поселенцы нашли им иное применение, превратив их в почтовую или туалетную бумагу, отчего у дерева появилось другое название – «друг бушмена». У родственной рангиоре Brachyglottis rotundifolia, которая встречается только в прибрежных районах нижней части Южного острова и на острове Стюарт, листья меньше, но толще, и иногда их использовали в качестве открыток. Люди (в частности, туристы) писали на листьях, наклеивали марки в угол и отправляли их в почтовом отделении фьорда Патерсон на острове Стюарт по всей Новой Зеландии и за ее пределы.
Однако Почтовая служба Новой Зеландии не разделяла всеобщего энтузиазма по поводу этих сувениров. В 1906 году Почтовая служба сообщила: «Запрещается пересылка листьев деревьев, как нетронутых, так и содержащих письменные сообщения, в Великобританию или транзитом через Великобританию в другие страны». В 1912 году запрет был расширен: добавили словосочетание «в любой адрес». Наконец, в 1915 году сообщение приобрело такую форму: «Пересылка листьев деревьев запрещена. Все отправленные листья будут считаться недоставленными почтовыми отправлениями и подлежат утилизации».
Я позвонила Алану и рассказала ему о своей находке. Оказалось, что это письмо написал его сын, но так и не отправил его. Я с радостью вернула отцу и книгу, и послание на листе. Алан сообщил Уильяму, что лист нашли, и я получила замечательное письмо от его матери, Шейлы: «Спасибо, Рут! Уильям доволен как слон».
Недавно я купила в магазине при хосписе «Путеводитель по птицам Новой Зеландии» (A Field Guide to the Birds of New Zealand) Фальи, Сибсона и Тёрботта. Это оказалось переиздание 1972 года (изначально книга вышла в 1966 году), и путеводитель оставался в более или менее хорошем состоянии. Пролистав его, я нашла клочок бумаги, на котором карандашом было написано:
Привет, Люк! Я пишу, чтобы извениться (sic!) за то, что не пришла помочь 2-го числа. У Али выходные только по пятницам, и мы собираемся вместе прогуляться по переправе Тонгариро. Пусть ветра будут благосклонны к тебе! Надеюсь, эта книга окажется полезной, можешь вернуть ее Али, когда будет удобно. Спасибо за твое гостеприимство на лодке вчера вечером.
Вера
Я положила записку обратно в книгу, где она пролежала столько лет. Она останется в книге, когда ее кто-то купит. Всякий раз, когда я нахожу такие сокровища, я пытаюсь представить себе, кто эти люди и где они писали эти записки. Кем были Вера и Али? Успешно ли они прошлись по переправе Тонгариро? Было бы невероятно, если бы они прочитали эту книгу и поняли, что их записка все это время лежала между ее страниц в целости и сохранности…
Глава 11
Трагедия возвращается
Будучи журналистом, Питер проводил все больше и больше времени в командировках по Австралии в поисках историй. В середине 1970 года он получил задание поехать на две недели на Северную территорию.
Однажды ночью я крепко спала в своей квартире, когда ночную тишину нарушил громкий стук в дверь. На пороге оказалась полиция. Женщина обняла меня за плечи и повела к стулу. После нескольких вопросов на подтверждение личности она сказала мне, зачем они пришли.
– Нас только что известили, что ваш муж погиб.
Я не поверила ей. Разговор, в котором они тщательно раскрывали обстоятельства автокатастрофы, я слышала лишь частично. Они сидели со мной, искренне беспокоясь, наливали мне одну чашку чая за другой, пока не удостоверились, что ко мне приедет друг и останется со мной. Я напряженно сидела на краю стула. Никаких слез, никаких эмоций, никаких признаков того, что я их вообще слышала.
____
Родители Питера забрали его тело, ясно дав понять, что они не хотели иметь со мной никаких дел, ведь я была католичкой, а они – протестантами. Они не признавали мой статус законной жены Питера и уж тем более не признавали наш брак.
Единственное, что еще оставалось со мной от наших отношений, – это моя беременность. Я отчаянно хотела этого ребенка.
В мою жизнь ворвалась депрессия. Я не могла работать и спать. У меня началась анемия, я была ходячей пустотой. Я все еще не звонила домой: не могла ничего рассказать родителям. Однажды ночью, когда мне стало совсем плохо, я позвонила по номеру телефона доверия. Один из юристов линии поддержки, Даг Керр, организовал мой переезд в дом его семьи, и пару дней меня окружали любовью. Я чувствовала себя в безопасности. Лиз, его замечательная жена, уже родила четырех дочерей и снова была беременна. Не могу себе представить, что произошло бы со мной, если бы именно в тот момент эта семья меня не поддержала.
Начало родов и вся физическая реальность рождения ребенка словно пронзили мой депрессивный туман, и не только болью, но и облегчением. Этот драгоценный момент у меня никто не мог отнять: я родила сына, на которого очень надеялась.
Когда доктор положил его на меня, я коснулась его головки, почувствовав тепло и влажность. Его крошечные пальцы сомкнулись вокруг моих, будто бы он тоже стремился нащупать нашу особую связь. Я с удивлением смотрела, как он двигался: надувал губы, хмурился, высовывал язык.
– Джошуа, – шепнула я. – Тебя зовут Джошуа.
Наш пузырь счастья продержался всего несколько часов. Ко мне подошел доктор вместе с Лиз, которая выглядела обеспокоенной. Она держала меня за руку, пока доктор рассказывал, что у нас с Джошуа возник резус-конфликт. Во время беременности антитела резус-отрицательной матери через плаценту попадают в кровь резус-положительного ребенка и разрушают его эритроциты. Джошуа, мой второй ребенок, был очень болен, и он нуждался