– «Айленд-клаб» – это далеко от отеля? – спросил Эндрю у официанта.
– Недалеко, сэр.
Эндрю показал записку Мадлен:
– Сходим?
– Приглашен только один из нас.
– Это не важно.
– А по-моему, важно.
– Возможно, Дэвид не сообщил ей о твоем прибытии.
– Скорее всего она просто хочет обсудить что-то личное. Вам наверняка есть о чем поговорить.
– Ты – часть моей личной жизни, – заявил Эндрю. – Частной жизни, хотя и не интимной.
– С Кэрол дела обстоят иначе, – улыбнулась Мадлен. – В любом случае я хотела пораньше лечь спать. Иди один, Энди.
Утром дашь мне подробный отчет.
Эндрю не терпелось скорее очутиться в клубе. Он не видел Кэрол уже несколько месяцев (последняя встреча состоялась по случаю возвращения мальчиков в школу после рождественских каникул), и было очень странно предвкушать свидание с нею здесь, на чужой земле, когда от прежней жизни остались одни осколки, впереди же маячило что-то новое – непонятное, сложное, заманчивое. Он назвал свое имя привратнику, произношение которого выдавало уроженца Франции, и тут же почувствовал вину перед Мадлен, которая в одиночестве разбирает постель в гостиничном номере и о существовании которой он ни разу не вспомнил за последние полчаса.
– Вы найдете мадам в баре, – сказал привратник. – Вот в эту дверь, а потом направо.
Эндрю оказался в круглом помещении и увидел стойку бара. Вокруг красовались заманчивые пейзажи во всю стену. Бар находился в обрамлении снега и льда, оживляемого домиками и башенками. Дальше начиналась водная гладь – сперва кишащая толстыми льдинами, затем чистая и, наконец, залитая лучами яркого солнца. Кульминация композиции помещалась напротив бара: это были золотые пески и украшенные пальмами берега теплого, беззаботного континента. Здесь и сидела Кэрол, одна за столиком. Направляясь к ней, Эндрю обратил внимание на многочисленных белых женщин и всего двоих белых мужчин. Зато нигерийцев здесь было хоть отбавляй. Шум их болтовни и определял различие между этим баром и аналогичным заведением любой северной столицы.
– Хэлло, Эндрю! – приветствовала его Кэрол. – Рада тебя видеть. Что будешь пить?
– Можно взять самому?
– Нет, это только для членов клуба.
– Ты член?
Она кивнула:
– У них еще остались европейские напитки, но я предпочитаю не смешивать и пью южноафриканский бренди.
Приличная вещь.
– Спасибо, – сказал он. – Его и возьмем.
Она подозвала белого официанта и сделала заказ. Глядя на нее, Эндрю оценивал свое душевное состояние. Дрожь нетерпения перед встречей унялась и, к его удивлению, сменилась спокойствием. Кэрол была все так же красива, а новые детали туалета делали ее еще более привлекательной – в былые времена она не стала бы украшать свое платье огромными розами и надевать разноцветные бусы, однако это уже не оказывало на Эндрю прежнего действия, и он наблюдал ее красоту как бы издалека. Эндрю вдруг почувствовал облегчение, и его охватила истома при воспоминании о Мадлен. Существовало два узла, не развязав которые он не мог пробиться к Мадлен: первый связывал ее с Дэвидом, второй крепил его к Кэрол. Теперь остался только один.
Кэрол кивнула на изображения на стенах:
– Как тебе это нравится?
– Немного жестоко. Во всяком случае, нечутко.
– Этой стране не свойственна чуткость. Кроме того, здесь имеется и практический смысл: здешний народ проявляет склонность облеплять стойку, а эти пейзажи влекут их к себе и заставляют рассредоточиться по залу. Заведение открылось всего неделю назад.
– И ты часто здесь бываешь?
– Время от времени. – Она не стала развивать эту тему. – За последние шесть месяцев клуб пережил как бы второе рождение.
– Довольно-таки безвкусно.
– К этому легко привыкаешь. Мне даже нравится. Теперь здесь делаются большие деньги. Учти, нужно немало денег, чтобы выжить в этой стране.
– Как дети? – спросил Эндрю.
– В школе, в Ибадане. Школа пользуется репутацией лучшей в стране. Белых ребят там раз-два и обчелся.
– Я думал, что это не так важно.
– Не так важно? – Кэрол уставилась на него и расхохоталась. – Боже мой, Энди…
– И как они там себя чувствуют?
– Надеюсь, прекрасно. – Она заглянула в сумочку и достала письмо. – Вот, взгляни.
Письмо было от Робина. Эндрю пробежал его глазами и вернул Кэрол. Обычное письмо от обычного мальчишки из частного интерната.
– Да, похоже, они счастливы.
– Еще бы! За такие-то деньги!
Он пригубил бренди. Кэрол налила себе ситро. На ее губах играла наполовину любопытная, наполовину оборонительная усмешка.
– Нас провожал Дэвид, – сказал Эндрю.
Она пробормотала что-то невнятное, а потом спросила:
– И как он?
– Ему нелегко. Иначе и быть не может. Но он держится молодцом.
– Бедняжка Дэвид!
– Когда ему потребуется уносить ноги, он нагрянет без предупреждения.
– Знаю. Он говорил мне об этом. Думаю, ему надо было выбраться пораньше. – Ее слова звучали как простая констатация. – Он вполне мог это сделать. С его-то связями!
– Возможно, теперь ты смогла бы его уговорить.
Ответ последовал не сразу.
– Европа – это очень далеко. Эмоционально, а не только географически. Воспоминания меркнут. Города, люди…
Возможно, так происходит только со мной.
Он понял, о чем речь, и ему стало не по себе. Кэрол наклонилась над столом, сдавив локтями свою роскошную грудь.
– Я почти забыла, как ты выглядишь, Энди. Теперь я смотрю на тебя свежим взглядом.
Это вполне могло быть сознательной провокацией, хотя не исключалась и случайность. Он почувствовал смятение, внезапно вспомнив, что беседует с женщиной, все еще приходящейся ему по закону женой. Выходит, он несет за нее ответственность. Если ослепление Дэвидом прошло, то ей может взбрести в голову возобновить прежние отношения – ведь они были не так уж несчастливы вместе. Эта мысль вызвала у Эндрю беспокойство, но иного рода, нежели то, которого он ожидал.
– В конечном итоге Дэвид никуда не денется. А мне надо позаботиться о Мадлен, – неуклюже пробормотал он.
Кэрол усмехнулась:
– Нет, кое-что осталось прежним. Что ж, ладно. Кстати, как ты собираешься это сделать? У тебя есть хоть какие-то соображения?
– Постараюсь подыскать себе работу. Журналистика, телевидение…
– Об этом можешь забыть, – прервала она его. – Европейцев просят не беспокоиться. В самом начале кое-кто успел найти себе место, но только не в этих двух областях. По сути дела, нам закрыт доступ в любые престижные профессии. Здесь теперь избыток белых врачей. Швейцар в доме, где у меня квартира, имел практику в Вене.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});