Из темноты до меня доносится прикосновение, от которого я едва не вздрагиваю. Это едва заметное, знакомое прикосновение пальцев прямо к моему центру, напоминающее о прежних воспоминаниях. Мое сердце замирает в груди. Я вздрагиваю, но застываю на месте. Неужели мое воображение разыгралось? Не может быть, чтобы он действительно был сейчас здесь, не может быть, чтобы он прикасался ко мне.
Клянусь, слышу глубокий смех в кромешной тьме. Затем свет снова мерцает. Тяжело дыша, я осторожно заставляю свои конечности выйти из стойки на руках. Дрожащие колени заставляют рухнуть на пол, и я прислоняюсь лбом к зеркалу, мое дыхание затуманивает стекло, а сердце бешено колотится, когда я кладу на него руку.
Показалось мне это или нет? Это не имеет значения.
Послание громкое и ясное — я могу добраться до тебя в любое время, когда захочу.
Это должно меня пугать. Так почему же у меня скапливается желание между ног?
***
Приготовившись к аду, когда возвращаюсь домой через некоторое время, я встречаюсь со странным явлением. Мама и папа не злятся, они разочарованы.
— Значит, я не наказана? — Стою на ступеньках с ковриком для йоги под мышкой и спортивной сумкой, готовая бежать в свою комнату. Когда они встретили меня у двери, папа сказал мне: — Не делай это привычкой после того, как ты много работала, — и оставил меня наедине с мамой. — В последний раз, когда я получила задержку, ты наказал меня на месяц.
В последний и единственный раз я получила наказание. Это было на первом курсе и заработали его за то, что хотела вздремнуть на улице под солнцем во время обеденного перерыва, из-за чего опоздала на урок. Когда мама узнала об этом это был ужас, так что в этот раз я ожидала гораздо худшего.
Она все еще не накричала и не сделала страшное спокойное раздевание, что еще более ужасно, просто хмурится на меня.
— Я не в восторге, не пойми неправильно, — объясняет она. — Ты устроила сцену, и это глубоко разочаровывает.
Крошечные невидимые ножи колют мою кожу. — Извини, пойду наверх и сделаю домашнее задание заново. Этого больше не повторится.
— Я не закончила, Мэйзи Грейс. — Она кладет руку на перила и вокруг ее рта образуются морщины. — Не могу допустить, чтобы ты связалась с этим мальчиком, знаю, что он виноват в этом, как и его гнилой пьяница отец.
Горло сжимается, и меня пронзает жаркий гнев. Как она может так говорить о человеке, с которым дружила? Мама и папа верят каждому слуху о нем.
— Фокс? Так вот из-за чего ты злишься? Не то, что я дралась или что мой средний балл упадет из-за пропущенных заданий и позволит кому-то другому занять то место, которое тебе нужно, чтобы это была я?
Ее рот сжался. — Эти вещи важны, но нет ничего более серьезного, чем мое предупреждение держаться от него подальше. Я думала, что ясно дала это понять. Все, над чем мы работали, чтобы обеспечить пути к успеху для тебя и твоего брата, пропадет зря, если ты позволишь этому мальчику заразить твою жизнь.
— Этот мальчик, мама? Ты вообще себя слышишь? Он был моим лучшим другом, и Холдена тоже. Сын твоих друзей. — Я сжимаю ремень своей сумки. — Холдену разрешалось общаться с ним без вашего с папой вмешательства, так почему я должна избегать его? Это невозможно, когда у нас совместные занятия, и он…
Я прервалась, не могу рассказать ей, что происходило, потому что не хочу от нее новых правил.
Мои родители не любят Фокса. Если они узнают, что происходит нечто большее, чем просто прогуливание домашнего задания, они сделают что-нибудь, чтобы школа исключила его. Хочу быть в состоянии справиться с этим на своих условиях.
— Да, и посмотри, к чему это привело твоего брата, — проницательно говорит она. — Его выбрали в одну из лучших школ страны, но он спустил ее в унитаз, связавшись с отбросами.
Из моего горла вырывается недоверчивый смешок. — Господи, мама, скажи мне, что на самом деле чувствуешь. Ты же не можешь всерьез поверить, что такой колледж, как Ohio State, действительно так глубоко изучает своих поступающих студентов, особенно спортсменов, которых они принимают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Одна наманикюренная бровь скептически приподнимается. — Ты наивна, если думаетшь иначе. Это то, чему я пыталась тебя научить. Мир всегда наблюдает. То, что ты делаешь, имеет значение — каждый твой шаг. Не повторяй ошибку своего брата.
Боже, мы с Холденом действительно стали пешками, если это все, о чем она заботится. Я открываю рот, чтобы возразить, но она еще не закончила.
— Тебе нужно исправить ситуацию, чтобы вернуть свою жизнь в нормальное русло. Ты так близка к окончанию школы, Мэйзи, и я не позволю все бросить из-за твоих импульсивных наклонностей. — Ее ногти постукивают по перилам, пока шестеренки в голове вращаются. — Что мы должны сделать, так это позвонить этому милому мальчику, Сэмюэлю Блейку и пригласить его на ужин. Почему он в последнее время не ходит с тобой на свидания? Он нравится твоему отцу и мне.
— Ты, должно быть, шутишь, — бормочу я достаточно тихо, чтобы она не услышала. — Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему нет? Он идеально тебе подходит. Он красивый и умный молодой человек из замечательной и уважаемой семьи.
— Мама, я порвала с ним. У нас ничего не вышло, и он не тот, с кем я вижу себя.
Я бы сказала ей, что он не заставляет мое сердце трепетать, но не думаю, что ей есть дело до таких вещей, как чувства.
— Что ты сделала? Когда это было?
— На прошлой неделе.
Она бросает взгляд, полный недовольства, который вызывает у меня желание уйти. Не просто убежать наверх, а уехать из города.
— Мэйзи.
Как ей удается заставить мое имя звучать так колюче, никогда не узнаю. Я подавляю желание огрызнуться в ответ и сказать маме.
— Ты такое разочарование. Иди в свою комнату.
Заставив себя вздохнуть, я поворачиваюсь к ней лицом. — Так что же, мама? Я наказана или нет?
— Иди, — огрызнулась она. — Мы закончим обсуждать это позже.
Мои ноги шлепают по ступенькам, эхом отдаваясь в фойе, а тяжесть в моей груди становится все тяжелее и тяжелее.
— Мэйз, — зовет Холден из открытой двери.
Я останавливаюсь. Он сидит на полу, прислонившись к кровати. Пятичасовая тень покрывает челюсть, его каштановые волосы в беспорядке, но он не выглядит таким подавленным, каким был с тех пор, как начался мой выпускной год и его будущее остановилось в своем развитии. Должно быть, это один из его редких хороших дней.
Он машет головой, чтобы вошла, и я вхожу, плечи обвисают, когда выгружаю свои вещи из студии йоги за дверью. Я опускаюсь на пол рядом с ним, подтягивая колени.
— Ты слышал? — Не хочу знать.
— Немного. Не все. — Он показывает на свои наушники, лежащие на полу. — Только последнюю часть.
Надеюсь, это значит, что не слышал, что мама говорила о нем. Кислота бурлит в моем желудке. Холден успокаивающе обнимает за плечи, и я откидываю голову назад на его кровать.
— Ты хотел бы, чтобы все было по-другому? — спрашиваю я. — Чтобы ты поехал в штат Огайо, как ты планировал?
Он ворчит. — И да, и нет. Общественный колледж Риджвью не так уж плох.
— Даже несмотря на то, что ты дулся из-за этого двух семестров подряд?
Он хихикает, щипает за плечо, я бью его по ноге в ответ, и он ухмыляется.
— Я начал разговаривать с некоторыми людьми из моего класса вместо того, чтобы избегать их, и на днях понял, что это довольно свободно. Не нужно иметь дело с давлением, которое они на нас оказывают.
Боже, я хочу этого. Как будто в этом году мама взяла то, что разделила между нами, и возложила на меня в два раза больше, чем на последнюю лошадь в забеге.
— Не думаю, что у меня так получится. Они даже не разрешили мне поехать в путешествие.
— Так сделай это позже. Кто сказал, что ты должна гнаться за всем в своей жизни сейчас? У тебя есть время.
Я смотрю на спортивную атрибутику по всей комнате, гадая, верит ли он в то же самое. — Дело даже не в поездке, просто ненавижу, когда меня душат и не могу делать то, что хочу. Почему моя жизнь должна быть так распланирована?