Видели ль, дети мои, фотографии в русских газетах? Видели избранных лучших, достойных и правых из правых? В лица их молча вглядитесь, бумагу в руках разминая, Тихо приветствуя мудрость любезной природы…
Естественно, полковники, не читавшие Сашу Черного, ни на минуту не усомнились в том, чьи именно лица имеются в виду (как и большая часть зала, тоже не избалованная библиографически редкой классикой). Теперь-то они решили, что упрячут если не организаторов «по уголовке», так хоть певца за политику. К их большому разочарованию Градский отделался выговором по линии Москонцерта, а мощная облава принесла лишь несколько показаний типа: «Билеты мне всучил насильно у метро человек кавказской наружности в клетчатом пиджаке». Поясняю, что изначальная «бесплатность» билетов не давала оснований для возбуждения уголовного дела по факту спекуляции. А таинственный кавказец- альтруист, разгуливающий в пиджаке в трескучие морозы, стал с тех пор у нас популярным героем.
Мальчики-мажоры
«Им хочется, бедным, в Майами или в Париж. А Уфа, Свердловск — разве это престиж?»
Мажоры — социальный тип, так метко определенный Шевчуком, поначалу поддержал рок-движение 80-х, поскольку его ритмы и имидж были несомненно более модными и современными, чем МАШИНА или РОССИЯНЕ. Однако бардовская струя оставалась ему принципиально чужда, и такие группы как ДДТ или ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ не вызывали у него своим «народничеством» ничего, кроме раздражения. Несовпадение вкусов стало явным после того, как нам была предложена для проката московская группа ЦЕНТР. Как ни странно, первый ее концерт, еще в клубе «Рокуэлл Кент», прошел почти удачно, потому что аппарат ставил знаменитый Мура, и в зале не было слышно ни единого слова за исключением обмена репликами между Мурой и вокалистом ЦЕНТРА В. Шумовым по поводу профессиональных качеств оператора за пультом и (алаверды) музыкантов на сцене. Но на следующий концерт аппарат ставил уже Володя Ширкин, отличный звукорежиссер, работавший с Градским. Соответственно, под «волновую» музыку ЦЕНТРА мы узнали от Шумова, что «звезды всегда хороши, особенно ночью», озаботились вместе с ним вопросом: «Где же ты, мальчик в теннисных туфлях? Быть может, у моря ты кушаешь фрукты?» и поддержали антивоенный призыв «мама, мама, я не верю в неизбежность катаклизма; мама, мама, будь активной и уйдет радиАктивность». И если для Троицкого эта группа ассоциировалась с какими-то модными новациями[27], то для большинства слушателей, воспитанных Высоцким и Гребенщиковым — с тем самым, что ежевечерне изливало на нас телевидение, только в «примодненной» упаковке.
По мере того, как разворачивались репрессии, становилось ясно, что разногласия наши не только эстетические. В принципе, мальчик- мажор готов был (до определенного предела) отстаивать свои представления о красивой жизни против старого мажора, находящегося у власти (отсталого и немодного). И даже идти на определенные жертвы, в надежде на то, что в свое время настанет и его черед сменить папашу у руля. Но — на очень определенные, так чтобы они не затрагивали сытого существования в окружении дорогих вещей. В принципе, ничего страшного в этом нет: кто вправе требовать от человека, чтобы тот с улыбкой на устах ходил на допросы? Однако, как говорил наш кумир 70-ых Э. Че Гевара, «уставший имеет право на отдых, но не имеет права считать себя передовым человеком» — наши же модные мальчики, как ни в чем не бывало, претендовали на роль лидеров. Как только Андропов поднял планку риска много выше допустимого для них предела, вашему покорному слуге был предъявлен ультиматум: прекратить подпольную деятельность, которая-де ставит под удар всю советскую рок-музыку, и идти на компромиссы. Мы никогда не были противниками компромиссов (см. выше рассуждение о том, почему мы предпочли рок- движение диссидентскому), сотрудничали и с комсомолом, и с профкомами — но тут не могли удержаться от вопроса: как, собственно, ребята представляют себе компромисс с официальной линией, направленной на полное уничтожение рок-музыки как жанра?
Тогда, в 83-ем, не получив ответа, мы расстались с поклонниками ЦЕНТРА далеко не друзьями. Позже нам будет дан исчерпывающий ответ в письменном виде(см. главу «В птичнике у Пегги»).
Между тем, «мажорный рок» — ВИА в стиле «новой волны» 80-х — стал явлением если не культуры, то во всяком случае истории, особенно в Ленинграде, где местные КГБ и обком ревниво оберегали свою рок-резервацию от закрытия.
Happy вirthday
На протяжении 83-го года основной концертной базой Подмосковья был Зеленоград, где студенты МИЭТ и физики из местных «ящиков» во главе с В. Манаевым (тем, что любил булочки) облюбовали под сэйшена опорный пункт охраны порядка. Зеленоградцы сильно интересовались панк-роком. До них доходили восторженные рассказы о летнем «съезде советских панков» в «Салуне Калифорния», куда МУХОМОРЫ принесли торт, дабы человек, который совершит с этим тортом половой акт и кончит, был признан лучшим панком Советского Союза. (Поскольку закуски не хватало, торт кто- то съел до начала испытаний).
Но для такого жанра не подходил даже опорный пункт. Погуляв по окрестностям, МИЭТовцы обнаружили избушку на курьих ножках, значившуюся по всем документам как снесенная. А в избушке — комнату человек на 70 с большим столом, которую местная бабка-Ежка сдавала молодежи под банкеты. С бабкой договорились: объяснили, что у хорошего человека день рождения. Именинником был назначен ваш покорный слуга, который таким образом родился на два месяца позже природного срока.
Дорогу из Москвы знало двое абсолютно доверенных людей. Они вели остальных через заснеженные, буераки и пейзажи, напоминающие «зону» у Тарковского. Между тем гостей уже поджидали 3-х и 5- литровые банки с нарисованными от руки этикетками «Херес», «Сухое» и даже одна «Водка» (это как раз то, чем инженеры-физики должны протирать электроды. Интересно, чем они их на самом деле протирают?). Кроме того — черный хлеб по 12 копеек, соленые огурцы россыпью и банки с килькой. Как видите, подпольная музыкальная мафия, на поимку которой за неимением более подходящей дичи был брошен весь московский ОБХСС, просто купалась в роскоши. В углу Женя Морозов приводил в порядок неказистую аппаратуру местной дискотеки.
Надо признать, у ДК она работала как часы, и эта группа выступила с воодушевлением, несмотря на трагический инцидент, когда Свинья, желая привлечь внимание коллеги, швырнул из-за стола в ДеКовского вокалиста огрызок хлеба, а Морозов не нашел ничего лучшего как вернуть долг открытой банкой их-под килек, которая нанесла ущерб очень многим, но не Свинье. Столкновение было ликвидировано Леликом, так же как и следующая драка между сыном миллионера и Михаилом Сигаловым, ныне крупным эстрадным журналистом, издателем журнала «Метал совок» (это, якобы, «Метал хаммер», но написано в нем про Малинина), а тогда члена редколлегии «Уха». Свинья разбил Сигалову очки, за что получил от Лёлика по шее. Оказавшийся в числе гостей драматург Виктор Славкин был очарован антуражем и особенно скандинавским викингом в иностранном свитере с надписью на ломаном русском языке «Да будет мир человечества во всем мире», который вежливо отвел Славкина в сторону «поговорить об искусстве» и поинтересовался: «Вот вы из прессы (Славкин работал в „Юности“). Вам тут не сообщали, как у нас на Самотеке одного кента замочили?» Виктор Иосифович под благовидным предлогом заспешил обратно в «залу», где Свинья, Дима Зверский и некто Осел как раз играли «Нам все равно идти туда, где жопой режут провода». Как выяснилось позже, Лёлик искренне не имел в виду ничего дурного — просто хотел рассказать интересный случай для публикации.
УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ доломали аппаратуру, и третья команда фестиваля — ЗЕБРЫ — играть не могла. Сильно рассердившись на Свинью за свинское поведение, я уехал в Москву без него. Последствия оказались неожиданными.